– Но ведь они-то спят. – Бражник указал на вещи. – А спящие сердца почувствовать сложнее. Мое должно светиться. Не знаю, на чем обычно учат кардиамантов, но мне кажется, на таких вот горящих.
– А почему оно должно светиться?
– Так всегда бывает, когда принимаешь кого-то близко к сердцу.
Ответа Рина не поняла, но на всякий случай помотала головой, выражая упрямый отказ.
– Тогда зачем вы меня звали? – удивился Фаферон.
– Вот зачем.
Она вытащила из кармана клочок бумаги, разгладила его на коленях, и непонятные каракули стали словами:
«Вам нужно добыть порошок для начертания каких-то знаков. Фамильяры должны знать. Без знаков не вернуть сердце на место. Торопись.
P. S. Спички детям не игрушка.
P. S. S. И затяни хвост».
Фаферон несколько раз перечитал текст, взволнованно цепляясь за листочек.
– Ничего не пойму. Про знаки верно. Порошок у нас вроде бы был, но мы давно не проверяли… Кьяф мог проредить запасы по приказу врага. Только вот кому понадобилось давать нам советы? И что еще за глупости – «затяни хвост»?
– Это Тим, – почему-то шепнула Рина. – Вот только он пропал.
– Пропал. Его квартира пустует, но мы с Хехеларом дверь кое-как запечатали…
– Значит, бабушка Тима не вернулась тоже?
– Там ни души.
– Я хоть сейчас помчалась бы его искать. Но, чувствую, без толку дергать соседей и персонал поликлиники. Тим узнал откуда-то о порошке, поэтому его похитили. Или хуже. И если у него была возможность сообщить, где он, а в записке сказано только про сердце, значит… Либо, следуя подсказке, мы найдем его… либо Тим посчитал, что спасение дома важнее.
– Вы согласны добыть порошок? – серьезно спросил бражник. – Будет сложно. Но с вами – хотя бы есть шанс.
В ответ она решительно кивнула.
– А ваши родители?..
Рина махнула рукой. Она уже знала: ее отношения с семьей изменились навсегда.
Вчера она сразу хотела рассказать родителям про вымогателя, но обстоятельства всячески этому препятствовали. А вскоре стало яснее ясного, что рассказывать ничего и не надо. Надо где-то найти побольше денег и разобраться со всем самой.
Из головы никак не шел вчерашний вечер. Мама ворвалась домой, потрясая бумажкой в руке, – бледная, дрожащая, губы фиолетовые. Между дверью и стеной кто-то сунул записку! Вслух зачитала – ерунда какая-то. Папа тоже побелел, но записку раскусил сразу.
Это был шифр. Иногда так пишут, чтобы спрятать в бессмыслице нечто важное. И в данном случае, важное это, конечно, «торопись» и «затянуть». В рассуждения отец пустился, забыв про сидящую рядом дочь. «Торопись» он трактовал как призыв побыстрее собрать всю сумму. «Затянуть» – тут либо экономить советуют, либо угрожают. Ну и, ясное дело, сама записка означает, что их нашли. Мама хотела идти в соответствующую инстанцию, но потом передумала. И посланием наконец-то завладел настоящий адресат.
– Сейчас у чаепитов гости, слишком много искаженных, – сказал фамильяр. – Они всегда надолго заседают, и к активным действиям мы приступим только вечером, как раз есть время подготовиться. К несчастью, наш магазинчик закрыт, но можно наведаться в соседний. Это в гаражах, насколько я помню… Только город мы, фамильяры, знаем исключительно по рассказам наших ведьм, с этим могут быть проблемы. И о проходе возле гаражей я не слышал, придется идти по Сердцевинуму.
– Дойдем, – перебила Рина. – Но, Фаферон… это магазин. Неужели у нас есть чем платить?
– Да, насчет платы… Госпожа Рина, я подумал, что ее нам добудете вы.
Этого Рина и боялась. Не обязательно быть жителем Сердцевинума, чтобы понять, чем здесь можно расплатиться, если денег нет.
Предстояло вынуть несколько сердец.
Все упиралось в то, что вынимать их Рина не хотела. Будь то предмет или растение, сердце должно было оставаться внутри – так подсказывало ее собственное. Нельзя нарушать порядок. Рина была не против видеть красивое сияние… Но не тревожить его!
Она уже знала, что отказать не сможет, но все-таки робко переспросила:
– Разве это правильно? Разве можно забирать сердца?
– Я не знаю, – смутился бражник. – Но иногда люди все же так поступают. Если должны. Долг – это очень важно. Я должен дому, потому что я его фамильяр. А вот вы не должны, поэтому можете отказаться.
– Но без меня не выйдет?
– Боюсь, что да.
Рина покорно вздохнула.
– Тогда и я должна тоже. Но не те вещи, чьи сердца я возьму. Я решу за них, а это плохо.
Фаферон ответил после недолгого молчания:
– Мне кажется, если бы они могли говорить, то все же согласились бы.
Вот что меньше жалко, маленький термос или набор настольных игр? Первый долго хранил тепло, был верным и трудолюбивым. У второго фишки раз сто терялись – упрямая вещь. Оба наверняка живые.
Борясь с собой, Рина перебрала свои скромные богатства (как назло, все ненужные вещи отсеялись при переезде). Фаферон сказал, что самые ходовые сердца – крупные, и к тому же естественные ценятся выше искусственных, а искусственные по ценности делятся на промышленные и ручной работы. Порошок можно купить за одно сердце из какого-нибудь цветка, за несколько – из вязаных кофт с базара и за целую кучу – из книг или, например, раскрасок. Ну у кого рука поднимется?.. Впрочем, убивают ведь даже детей.
Едва Рина вспомнила дневник Витольда, отвращение к кардиамантии захлестнуло ее окончательно. Злодей Сорокин, Канцелярия Искаженного Жилья с ее бессердечными работниками. Гадатель из сна. Дарьяна.
Дарьяна! Вот у кого сердец был целый кошелек. Если она их, конечно, не доела на завтрак. Снежина – не какой-нибудь злодей, не чей-то подданный провидец. Со Снежиной Рина как-нибудь справится.
Она глянула на часы.
Прошлое занятие, казалось, навсегда отбило охоту появляться в студии, и все же Рина снова стояла у дверей. То ли она слишком крепко приросла к этому месту, то ли вдруг проклюнулась какая-то взрослость, но теперь Рина была готова даже к унижениям, если это могло помочь ее друзьям. Так или иначе, она шагнула внутрь.
В студии царил хаос. В сваленной посреди зала горе тканей угадывались костюмы для «Снежной королевы». Их должны были отправить на подгонку, но Дарьяна единолично властвовала над сокровищами театрального хранилища, а ее друзья – рыжая девочка и мальчишка с каре – швыряли костюмы и глумились над реквизитом. Остальные ребята сидели у стены и растерянно переглядывались: очарование Дарьяны не скрашивало отвратительную сцену.
– Знала, что придешь, – бросила Снежина.
– Где Изабелла Зиновьевна? – холодно спросила Рина.
– Я ее выгнала.
– То есть как выгнала? Ты не имеешь права выгонять преподавателей!
Дарьяна приложила к себе мятое платье и посмотрелась в зеркало. Видимо, результат ее не устроил – она скривилась и метким броском вернула платье в кучу. Еще бы! На ней и так был красивый костюм, каких для спектаклей точно не шили: модные жакет и брюки, зашнурованные лентами ботиночки.
– Какая же ты нудная, Субботина, – ответила она скучающим тоном. – И как тебе живется с мыслью, что ты ни на что не имеешь права? Прекращай пыжиться, и так видно, что я тебя раздражаю. А лучше бы поучилась.
– Чему мне у тебя учиться?!
– Здоровому эгоизму. Ты, может, не в курсе, но зрелая личность всегда действует в своих интересах. В моих интересах было выгнать Изабеллу – я ее выгнала.
– Вот ведь ты самовлюбленная!
Дарьяна усмехнулась.
– А разве это плохо? Когда ты влюблена в себя, другие тоже принимают тебя близко к сердцу. Живешь в сплошном Дне святого Валентина.
– Что значит «принимают близко к сердцу»?
– Сохнут, дубина. Теряют голову. Впрочем, откуда тебе знать.
– А тебе откуда? – огрызнулась Рина. – Воздыхатели твои поддельные.
– Хочешь получить сигнетом? – вспылила Снежина.
Она выхватила из-за спины какой-то стержень, слишком короткий для шеста, но явно приспособленный к бою. Он начинался круглой рукояткой и походил на трость из резной древесины, а на конце имел подушечку. Подушечка, правда, не обещала смягчить удар.
Маленькая приспешница Дарьяны повторила боевую стойку – у нее тоже имелась такая трость. Мальчишка остался неподвижен.
Снежина остановила девочку потрясающим доводом:
– У нее нет сигнета, а вдвоем на безоружную не нападают. Я сама.
И Дарьяна двинулась вперед, раскручивая трость в руке. Рина совершенно не представляла, что делать. Она оглянулась на других учеников, но те оставались безучастными: завороженно следили за действиями новенькой. Мальчишка с каре в этот раз на выручку не спешил…
Первый удар трости пришелся по руке, пробный и совсем безболезненный, – так трогают палкой непредсказуемое животное. Рина попыталась схватить конец трости, но та уже ускользнула и на этот раз попала в бок. Какое-то время Дарьяна осыпала Рину ударами, хищно улыбаясь и кружась на месте, хотя мастерство совершенно не требовалось.
Неожиданно ей надоело.
– Теперь слушай. Я поставлю Печать Обожания, если ты не защитишься. Поставить – в моих интересах. Защититься – в твоих. Не будь жертвенной дурочкой и черти Кардиоиду. Это простейшая печать, можно исполнить пальцами.
– Я не знаю никакую печать… Никакую Кардиоиду!
– Раз. – Дарьяна подкинула трость в воздух.
– Я правда не знаю…
– Два. – Трость снова закрутилась в ее руках.
Счета «Три» еще не было, но Рина уже видела, как оружие Дарьяны несется на нее без цели ударить. Скорее всего случится то же, что со всей группой и Изабеллой Зиновьевной… Рина превратится в одержимую поклонницу.
Между тем в зеркалах мелькало что-то странное. Это было отражение Семы Яковлева: он сложил ладони, изображая символ сердца, и старательно тряс ими. Тут-то Рина и вспомнила.
Сема неплохо разбирался в математике и иногда помогал группе с домашним заданием. Учебники приносили прямо в студию, и Сема щелкал задачи в свободное время до или после занятия. Особенно хорошо у него выходили параболы и гиперболы. Вычерчивая линии, он частенько пугал далеких от математики ребят страшными названиями алгебраических кривых: дельтоида, астроида. Видимо, в тот же список входила загадочная Кардиоида Дарьяны Снежиной.