Сразу же после этого чудеса стали происходить уже внутри палатки. Был принесен и расстелен на полу удивительной красоты ковер. Слуги принесли и разложили на ковре множество подушек. И вот, тонкие деревянные палочки, окрашенные в золотой цвет, превратились в кресло со спинкой и подлокотниками. Словно по волшебству появились крошечные, прелестные стаканчики и крохотный табурет из слоновой кости. За всеми приготовлениями следил управляющий. Когда работа была закончена, он оглядел палатку строгим взором и заявил:
— Неплохо, неплохо. А теперь, дети лени, мы займемся кухней.
Войдя в палатку, четверо приглашенных заметили, что дальняя ее часть была скрыта от их глаз тяжелой занавеской. Стены палатки были такими же красными, как и уходящее за горизонт солнце. Но вот желтая рука появилась между занавесками и раздвинула их. И сразу же взорам гостей предстал их давешний незнакомец. Одет он был в великолепное платье, окрашенное в голубой и черный цвета. А его лысую голову прикрывала очаровательная маленькая шапочка. По обе стороны от него стояли двое слуг на коленях и держали в руках подушечки, на которых покоились руки их хозяина. И неспроста: ногти принца были такими длинными, что их предохраняли специально изготовленные из золота миниатюрные чехлы длиною в десять сантиметров. Они были инкрустированы драгоценными камнями, а кончики своеобразно изогнуты! Обитатель далекой страны Шан пригласил своих гостей сесть на мягкие подушки.
Когда гости расселись вокруг низенького столика, П'инг-Ли положил руки перед собой и, поклонившись каждому из гостей, сказал:
— Я очень благодарен достойным путешественникам за честь, которую они оказали мне, приняв мое приглашение.
Прекрасно зная обычаи, запрещавшие ей садиться, Девора осталась стоять позади своих друзей. Принц дал одному из своих слуг какое-то распоряжение на незнакомом языке. Слуга юркнул куда-то за кресло своего хозяина и достал оттуда маленький стульчик, обтянутый тканью.
— Нам бы хотелось, чтобы очаровательная госпожа, посетившая нас, сидела в нашем присутствии и могла разделить с нами трапезу. Пусть госпожа сядет на приличествующем обстановке расстоянии.
Такое решение очень обрадовало всех присутствующих. Ведь таким образом кушанья дошли бы до девушки еще теплыми, и она могла слышать весь разговор.
Слуга разлил в крошечные чаши какой-то напиток, он был горячим и очень душистым.
— Я прошу вас закрыть глаза на более чем скромную обстановку, в которой я вынужден принимать вас, но, к сожалению, тяготы дальних путешествий не позволяют вести роскошную жизнь, — сказал принц, по-прежнему неподвижно сидевший в кресле. Он вновь отдал слуге какое-то распоряжение, и тот положил ему в ладонь чашу с напитком. Удовлетворенно вздохнув, принц поднес чашу к губам.
— Я внук императора, — объяснил П'инг-Ли. — Мой дед испытывал большую слабость к своим женам, поэтому одних лишь признанных внуков у него было сорок восемь. Так что как вы сами понимаете, честь хоть и великая, но поделенная на множество маленьких частей. Что касается меня, то мне было запрещено пользоваться руками и мои ногти никогда не стриглись. Мои руки — мои слуги.
Основным блюдом, поданным на стол, был большой поднос с горячим рисом и соусом. В середине блюда находилась мякоть кокосового ореха с миндалем. Были поданы и другие кушанья: душистая фасоль, свинина, нарезанная тонкими ломтиками, всевозможные желе, имбирь.
Сам хозяин ел мало, но много разговаривал. Покинув родную страну, расположенную почти на самом краю земли, он отправился в далекое и опасное путешествие, как только прослышал о новом учении некого Иисуса. Происходя из народа, почитавшего мир за самую главную добродетель, П'инг-Ли принял новую философию близко к сердцу. Как звуки арфы ласкают слух музыканта, так это новое учение затронуло потайные струны его души. Он даже выучил арамейский язык, очень сложный в произношении для людей его расы. Не менее месяца он провел в Иерусалиме. Там он встречался с главным священником и был буквально шокирован его манерами. Он беседовал с учителями, разум которых был остр, как лезвие кинжала. Разговаривал он также и с теми, кто верит в Иисуса. А теперь принц возвращался в свой родной Город Тысячи Мостов. Он очень надеялся, что достигнет родины раньше, чем его душа успокоится навеки.
Лука слушал обитателя страны Шан с таким вниманием, что даже забыл о еде, и блюда нетронутыми проходили мимо него. Адам, который все это время внимательно следил за удаляющимся солнцем, наконец встал и попросил разрешения уйти, ссылаясь на неотложные дела, о которых он говорил ранее. Один из слуг приподнял руку принца. Последовал прощальный жест, и высокая тень начальника каравана скрылась в полумраке за красным пологом волшебного шатра.
— Разве ты не видишь, что становится прохладно, ты, нерасторопный слуга, — сказал старик, и тут же были принесены еще подушки, а слуга завернул руки своего хозяина в шерстяную тонкую ткань.
— Если ты хочешь, — сказал Лука — я могу рассказать тебе все, что известно о Нем. Вот уже более двадцати лег я странствую по свету и собираю сведения о Нем. Я могу рассказать тебе полную историю Его жизни на земле.
В волнении принц откинулся на огромные красные подушки. Глаза его горели от любопытства. Шумно вздохнув, он сказал с надеждой:
— Именно ради этого я отправился в странствие вдоль реки Пэй-Лу. Расскажи мне о Нем. Расскажи все, что знаешь. Не упускай ничего.
Предварительно пожалев вслух об отсутствии Павла, которого он сопровождал почти во всех его путешествиях и который гораздо лучше него, Луки, мог донести до людей слова правды, он, наконец, начал свой рассказ, тщательно выбирая каждое слово. Первой историей было повествование о той ночи в Вифлееме, когда над кроваткой Богоребенка засияла звезда[53]. Василий слушал рассказ с таким же вниманием, как и житель Востока. Давно уже он хотел услышать повесть о новом Боге, лицо которого должно было открыться ему, чтобы он смог выполнить свою миссию. С каждой минутой головы слушателей все ближе склонялись к рассказчику, и вот они уже сидели так близко друг к другу, что дыхания их смешались. В полной тишине палатки голос Луки раздавался четно и ясно. Позабыв обо всем на свете, они полностью потеряли чувство времени.
Солнце ушло, и опустилась ночь. Прошел час. Лука продолжал чудесное повествование, а его слушатели были по-прежнему полны внимания. Прошел еще один час. Девора терпеливо сидела в стороне. Она думала о том, что Адам-бен-Ахер уже давно должен был бы вернуться. Неужели что-то случилось? Неужели он не получил помощи у своего старого друга и его трех сыновей? Отправился ли он еще куда-нибудь в поисках помощи? Легкое беспокойство постепенно перешло в панику. Она настолько захватила девушку, что она была уже не в состоянии слушать рассказ Луки. Она вся напряглась. Малейший шум снаружи вызывал у нее дрожь. Ей постоянно казалось, что люди Миджамина напали на их лагерь, выскочив из темной балки. Казалось, вот-вот раздастся сигнал их атаки.
Наконец, откуда-то издалека раздался резкий, вибрирующий крик. Лука на полуслове прервал рассказ и посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик. Василий вскочил на ноги и побежал к выходу из палатки, и, остановившись, он стал внимательно вглядываться в темноту. Девора последовала за ним и, встав рядом, сказала:
— Это сигнал. Адам возвращается. Я должна предупредить его, что у нас все в порядке.
Она прижала пальцы рук к горлу, там, где находятся голосовые связки, и из ее горла вылетел точно такой же крик как тот, что они услышали несколько минут назад. Вибрирующий звук смолк вдали, и тишина вновь окутала лагерь. Василий не знал, что все дочери Израиля прибегали к подобным упражнениям, чтобы натренировать голос в произношении высоких звуков для пения гимнов, поэтому он с удивлением наблюдал за действиями девушки. И почти тут же раздался звук шагов со стороны балки: Адам-бен-Ахер возвращался, и возвращался не один.
Уставившись в звездное небо, Василий размышлял об истории, которую только что услышал. Он искал глазами ту звезду, которая привела трех мудрецов в Вифлеем. И казалось, что он видит ее. Она была ярче всех остальных и сияла прямо над их палаточным лагерем. Неужели она была свидетельницей рождения Его в этом бедном краю, свидетельницей всей Его земной жизни?
Казалось, Девора понимала, что происходило в душе молодого человека. Она положила свою ладонь на его руку и тихо прошептала:
— Василий, я думаю, что это Адам возвращается, но мы должны быть готовы ко всему. Я могла ошибиться и, если это… это так, то…
Но Василий все еще находился под впечатлением рассказа и никак не мог прийти в себя.
— Даже Геродот[54] в своих рассказах об агоре[55] в Афинах, — заявил он с жаром, — не в силах сравниться с той историей, которую я только что услышал.
Три молодых человека, одетых в пастушьи плащи из бараньей кожи, ступая следом за Адамом-бен-Ахером, подошли к палаткам. Все трое были просто огромными: широченные плечи, шеи, словно мраморные колонны, толстые руки, покрытые горами мышц. Но несмотря на все эти излишества силы, молодые люди не казались уродливыми. Как раз наоборот: они были очень милы и явно смущены тем, что оказались в таком обществе. Чувство неловкости ясно читалось на их лицах. Кроме всего прочего, все три брата были настолько похожи друг на друга, что их трудно было различить с первого взгляда.
— Ну вот, дорогие друзья, это и есть те самые сыновья Катория, о которых я вам рассказывал, — заявил Адам. — Их отец увлекался римской историей и был большим поклонником Гракхов[56]. Вот почему он назвал своих сыновей Семпронием, Тиберием и Гаем. Что касается меня, то должен признаться, я не в силах их отличить друг от друга. Вот, мне кажется, что юноша, который стоит рядом со мной это Тиберий.