Наконец, подошла их очередь, и Адам зашагал к стражникам, чтобы ответить на их вопросы. Но как только он повернулся спиной к Деворе, рядом снова возник Шимхам.
— Госпожа, — прошептал он, настойчиво ловя взгляд Деворы. Девушка была заинтригована такой настойчивостью и склонила голову. — Он прав… Я пахал и собирал урожай на его поле. Но ты… ты можешь помочь мне. Я имею ввиду старика, ну ты понимаешь, эту когтистую, восточную обезьяну. Скажи ему, что я очень хитер и пронырлив, что за двадцать шагов я носом чую выгодные дела и сделки… Скажи, что я хочу отправиться с ним в его страну. Если это в силах помочь делу, то можешь сказать ему, что я женился сегодня в последний раз. Обещай ему все, что хочешь, могущественная госпожа, а я постараюсь не подвести тебя.
Девора протянула ему руку.
— Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь, но я хочу помочь тебе. Я поговорю о тебе с принцем. — Тут девушка улыбнулась. — Мне очень хотелось бы отблагодарить тебя за все, что ты сделал. Я уверена, что во время этого трудного путешествия ты часто помогал моему мужу и сделал все, чтобы облегчить ему тяжесть переходов. Она была настолько взволнована переполнявшей ее благодарностью, что в порыве добавила: — Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо тебе за все.
В это время к ним подошел посланник банкира. Он встал, согнувшись так низко, что Девора видела лишь его макушку, которая была абсолютно лысой.
— Могущественная госпожа, мне поручено передать, что на время твоего пребывания в Антиохии для тебя приготовлен дом в городе. Я готов сопроводить тебя туда.
Дом, выбранный для Деворы, располагался в малонаселенном квартале города, между Садом Дафны и мостом, перекинутым через быстрые воды реки Оронт. Дом окружала убедительной высоты и толщины стена. А само здание было выстроено из белого камня. Плоскую крышу окружал изящный бордюр. С первого взгляда было ясно, что раньше этот дом принадлежал богатому человеку с изысканным вкусом. Комнаты были наполнены всякими изящными вещицами и произведениями искусства со всех концов света. Залы, где стены были обтянуты тканями из Рима, украшали бронзовые вазы и глиняные статуэтки, выполненные с таким мастерством, что знаток тут же узнал бы искусную руку греческого мастера.
Посреди вестибюля, на большом мраморном пьедестале возвышалась огромная покрытая лаком фаянсовая ваза. Скорее похожая на пузатую миску, она напоминала живот обожравшегося языческого бога, а ручки ассоциировались со страшными когтями хищной птицы. Круглое, воронкообразное углубление в потолке над вазой давало понять, что это место использовалось для совершения религиозных обрядов. Едва переступив порог, Лука в ужасе уставился на вазу, подумав о том, сколько сердец невинных девственниц, может быть, сварилось в этом отвратительном котле, чтобы насытить аппетит великого Юпитера.
Старый принц из страны Шин сопровождал их до самых ворот, но в дом не вошел и разбил свой лагерь в саду у стены, окружавшей здание. Чуть позже он пришел в гости и долго бродил по комнатам, с плохо скрываемым пренебрежением рассматривая произведения искусств.
— Мои новые добрые и высокочтимые друзья, не ощущаете ли вы холодность, которой веет от этих фигур? Краски к цвета, которые используются в моей, увы, такой далекой стране, мне кажется, были бы прекрасным дополнением к этой гамме. Но прошу простить мне это вырвавшееся замечание и поверить в смирение того нечестивого невежды, каким я являюсь.
Девора ответила ему:
— Я не решалась сама сказать это… благородный принц, но я тоже ощущаю эту холодность. К тому же тут столько обнаженных фигур… — затем добавила. — Как мило было с вашей стороны проводить нас в такую даль.
Принц закивал, причем так энергично, что, казалось, у него должна была закружиться голова.
— Мое невообразимое и недостойное любопытство становится сильнее с каждым годом, и чем больше я старею, тем труднее мне удержать его. Разве мог я по прибытии в Халеб отправиться затем на восток, так и не узнав, получила ли моя маленькая и прекрасная госпожа свое наследство или нет? Не зная ответа на этот вопрос, я бы не смог умереть в мире. К тому же мне очень хотелось увидеть, как раскроется цветок твоей супружеской любви. Ведь до сих пор он цвел довольно вяло. Прелестная госпожа моя, простишь ли ты старого и любопытного человека за то, что он хочет спросить тебя о причине столь холодных отношений. Неужели это просто в традиции всех христиан?
Девора с грустью покачала головой.
— Нет, благородный принц. Просто мы сами все усложнили в своей жизни.
Тогда почтенный старик принялся с энтузиазмом успокаивать девушку.
— Жизнь смоет все неприятности, как весенние воды смывают снег. Поверь мне, что от этого ваше счастье будет лишь еще полнее.
Скрупулезно осмотрев весь дом, заглянув в каждый угол, Лука выбрал, наконец, комнату на втором этаже, чтобы на время спрягать там чашу. Чтобы попасть в каморку, нужно было подняться по узкой и очень крутой лестнице, и это, при необходимости, делало чашу труднее достижимой. Старый, обшарпанный сундук был сразу же перенесен туда. Сверху его накрыли коврами. Через несколько часов к Луке пришли два серьезных молодых человека. С первого взгляда оценив их усердие, крепость духа и тела, он одобрил сделанный выбор и тут же, в нескольких словах, объяснил им то, что они должны были делать.
— До тех пор пока старейшины церкви в Антиохии не решат окончательно, где будет место этой великой реликвии, она будет храниться здесь, — сказал он. — Я доверяю ее вам. Никогда не покидайте этой комнаты. Не в коем случае не спите в одно и то же время и держите кинжалы под рукой. Скоро в Антиохию должен прибыть один из вождей фанатиков, некий Миджамин. Этот человек не остановится ни перед чем, чтобы отыскать чашу и вырвать ее из наших рук.
Приложив руки к сердцу, оба молодых человека торжественно поклялись до последнего вздоха защищать чашу.
Когда вопрос был решен, пришел Адам-бен-Ахер. Молчаливый и грустный, он совсем не был похож на привычно говорливого балагура караванщика. Отыскав. Луку, он отвел его в сторону и сказал:
— Завтра я уезжаю. Сразу после аудиенции. Я сделал все, что должен был сделать. Вот и все… Никто больше не нуждается во мне, так что…
— Ты сделал больше, чем должен был. Я знаю, что Девора испытывает к тебе глубочайшую благодарность.
Адам грустно улыбнулся.
— Это будет мне маленькой наградой. На большее я и не рассчитываю. А теперь я оставляю ее в твоих руках. Никто мне ничего не рассказывает, но я не слепой и прекрасно вижу, что не все у нее ладится так, как хотелось бы. И вообще, что означает эта свадьба? Глаза невесты должны гореть от счастья, а у нее они утонули в тоске и печали. Может быть, ты понимаешь, в чем дело? Ты знаешь, почему она грустит?
— Думаю, что догадываюсь. Не волнуйся, со временем все встанет на свои места.
Но Адам не разделял его уверенности:
— Надеюсь, что ты не ошибаешься, Лука Целитель, — в голосе караванщика сквозила горечь. — Счастье маленькой Деворы значит для меня слишком много. Так много, что, когда я вернусь с границ страны Шан, то сделаю все, чтобы помочь ей. Если, конечно, в этом будет необходимость…
Затем Адам засунул руку за пояс, пошарил там, вытащил маленький мешочек и протянул его Луке.
— Хочу попросить тебя об одной услуге. Вот, передай это нашему малопредприимчивому жениху. Я уже говорил тебе, что обжулил его, когда мы поспорили с ним из-за тех двух верблюдов. В этом кошельке деньги, которые я взял с него сверх их истинной стоимости. На, отдай ему…
Лука принял кошелек и по весу определил, что Адам добровольно лишил себя довольно значительной суммы. И тут же глаза старика потеплели, а извечная усталость будто бы покинула их.
— Еще одно доказательство доброты твоего сердца. Ты превзошел самого себя в благородстве.
— Вовсе нет, — сухо возразил Адам. — С моей стороны, это эгоизм чистой воды. Я просто хочу украсть у него удовольствие, которое он испытывает, считая меня мелочным скрягой! — Затем более дружелюбным тоном он спросил Луку: — Ну, а что ты собираешься делать дальше?
— Перед тем как покинуть Иерусалим, я получил послание от Павла. Он дал мне кое-какие инструкции касательно нашей церкви здесь, в Антиохии. Мы понесли здесь большие потери. Вследствие пропаганды иудаистов нам пришлось уступить свои позиции. А между тем именно здесь, в Антиохии, впервые было произнесено слово «христианин», отсюда оно пошло по свету, в этом городе было принято решение нести слово Божье народам, населяющим нашу землю. Вот почему наши братья так близко к сердцу воспринимают положение христианской церкви в Антиохии.
При мысли о предстоящей борьбе глаза Луки засверкали.
— Скажи, ты по-прежнему считаешь, что Иерусалим обречен?
В голосе Адама сквозила легкая ирония.
— Это видение преследует меня. Час Иерусалима близок, и очень скоро улицы Свитого Города превратятся в кровавые реки. Павел написал мне, что тоже получил знаки свыше. Он считает, что фанатики, провоцируя еврейский народ на открытое выступление против Рима, лишь ведут к уничтожению города. Вот еще одна причина, по которой он считает, что мы должны сомкнуть и укрепить свои ряды. Учение Христа не должно быть забыто. Мы не можем позволить ему погибнуть в огне, под обломками стен города Давида. Мы должны сохранить его для будущих поколений.
Беспредельная уверенность Луки в своих словах произвела на Адама сильное впечатление. Вздрогнув, он отшатнулся от старца и, не находя себе места от охватившего его вдруг беспокойства, спросил дрожащим голосом:
— Так что же, ты больше никогда туда не вернешься?
— Наоборот, я пойду туда. А если Павла будут судить в Риме, то я отправлюсь туда вместе с ним. Если же судьба его будет решаться в Кесарии, то и там я буду находиться рядом с другом и учителем.
Оправившись, Адам с любопытством взглянул на него.
— Знаешь, а ты изменился… В моей памяти ты был всегда таким мягким и человечным… Единственный из последователей Назаретянина, у которого глаза никогда не загорались злобой. А теперь ты такой же, как остальные. Ты говоришь о смерти и разрушении. Такой ты раздражаешь меня. Я предпочитаю тебя иным. Мне кажется, тебе не к лицу плащ пророка.