— О, мы недостойны такого доброго отношения, — ответил Василий.
Старик быстро закивал головой.
— Только помни об условии. А знаешь ли ты, что в твоем возрасте у меня было три жены и четверо детей?
— Сравнение не очень честное, благородный принц. Христианский закон разрешает иметь лишь одну жену.
— Из каждого правила есть исключения. Мне всегда было мало моих жен. Тогда я утолял свою жажду с наложницами.
Услышав эти слова, Василий с трудом сдержал улыбку. Трудно было поверить в существование наложниц, глядя на этого маленького и ветхого старика, в котором, казалось, если что и осталось, так слабое, едва слышное дыхание.
— И у прославленного принца было много наложниц?
П'инг-ли хмыкнул от удовольствия.
— Много, много. Мне понадобилось бы очень много времени, чтобы вспомнить их имена и все перечислить. — Затем он стал вдруг серьезным и впился тазами в лицо молодого человека. — Это совет, который я хотел дать молодому художнику. Если только он настолько проворен, чтобы последовать ему.
На следующий день, во время прогулки, Василий машинально пошел в том же направлении и снова вышел к лагерю. Принц сидел на прежнем месте в прежней позе, уставившись на восток.
— А, молодой художник! — крикнул он еще издали. — Я посчитал. Их было пятьдесят девять.
Василий, который прекрасно помнил, на чем прервался их вчерашний разговор, замер на месте, обалдело глядя на старика. Потом улыбнулся.
— Пятьдесят девять наложниц? Надо признать, цифра более чем впечатляющая.
Принц кивнул. Глаза его искрились.
— Вчера вечером я вспомнил их всех и сосчитал. Мне понадобилось на это несколько часов. Но, должен признаться, я получил от этого занятия большое удовольствие. — он минуту помолчал, в возбуждении покачивая головой. — Те из них, которые были из Татарии, всегда нравились мне больше остальных.
Он вновь замолчал, но на этот раз, чтобы стать серьезнее.
— Да, благородный юноша, все эти фазаньи курочки доставили мне много радостей, но сегодня, когда я смотрю на прекрасную жену моего юного друга, то начинаю думать, что, может быть, оно и лучше, когда есть только одна жена. И никаких наложниц. Это одна из многих вещей, которые я понял лишь в старости. — И, хитро прищурившись, добавил: — Благородному художнику и его прекрасной жене понравятся мои подарки.
В этот день к молодоженам пришли гости, и, хотя их интересовал Василий, встретила визитеров Девора. И встретила довольно холодно. В такие минуты Девора как никогда была похожа на своего деда.
Еще издалека она услышала грохот колес и ржанье лошадей. Затем из-за холма показалось не менее шести колясок. Они неслись во весь опор по каменистой дороге, отделявшей дом от парка. На первой коляске сидел раб и изо всех сил дул в маленькую трубку. Звук был визгливым и неприятным. Заслышав его, горожане еще издали бросались прочь с дороги. Целая туча мальчишек бежала за последней коляской, вопя и улюлюкая.
Кортеж остановился под самыми стенами дома. Первым спустился на землю Линий. Сначала он повернулся к своим рабам и приказал разогнать детей. При этом он посоветовал не жалеть плеток. Затем, даже не дожидаясь, когда доложат о его приезде, он грубо распахнул двери и вошел во двор. Следом за ним, держа под мышкой целую кипу пергаментов, шел Квинтий Анний. Несчастный явно чувствовал себя не в своей тарелке из-за той незавидной роли, которую ему приходилось играть.
Если Линий ставил перед собой цель нагнать страху на обитателей дома, то ему это удалось в полной мере. Еще раньше, услышав грохот колес и визг трубы, домочадцы чуть было не повыскакивали из окон. Что уж было говорить о том впечатлении, которое произвел Линий. Поэтому, когда он перешагнул порог, никто не рискнул выйти ему навстречу.
— Я срочно хочу увидеть хозяина дома, — самодовольно заявил он, когда наконец один из рабов, весь дрожа от страха, склонился перед ним.
Но встретился он не с Василием, а с Деворой. Все там же во дворе. Само по себе это уже было оскорблением. Потому что почитаемых граждан полагалось вводить во внутренний, так называемый семейный дворик.
Конечно же Линий сообразил это и с нескрываемой ненавистью взглянул на девушку. Кожа на его лбу собралась складками.
— Я хочу видеть своего бывшего раба, Василия, — злобно прошипел он.
— Я его жена.
— Я знаю это, но мне не о чем с тобой говорить.
— Мой муж занят. Сегодня он не сможет тебя принять. Скажи, чего ты хочешь, и я ему передам.
— Терпеть не могу посредников, даже если это жены. — Линий весь побагровел от злости. — Я пришел, чтобы предупредить кое о чем человека, чьей женой ты являешься.
Ни единый мускул не дрогнул на лице девушки. Она по-прежнему оставалась невозмутимой и спокойной.
— В этом доме никого не интересует, чего ты хочешь. Говори свое предупреждение, я передам его мужу. А, если не хочешь, то дверь сзади.
Глаза Линия метали молнии.
— Несколько дней назад, — заявил он, — твой муж заявился ко мне. Его, конечно, выставили… Но я хочу, чтобы он понял раз и навсегда… Если он посмеет явиться еще раз, то я применю силу. Вот так.
— Он хотел видеть свою мать. Он очень ее любит и, узнав, что она себя плохо чувствует…
— Она ему не мать. Суд установил это давным-давно.
— Что бы ни решил продажный суд, муж считает эту женщину своей матерью. И он собирается прийти еще. — Тут Девора посмотрела на Линия с такой решимостью, что последний не выдержал и опустил глаза. — И ты не посмеешь закрыть перед ним двери во второй раз.
— Что ж, я собирался многое сказать ему. Но раз ты настаиваешь… — голос Линия вновь звучал решительно. — Хорошо, слушай! Как я понял, ему удалось втереться к тебе в доверие. Но все равно, он ничего от этого не выиграет. Я видел твоего отца перед самым его отъездом в Иерусалим. И он мне все рассказал. Этот бывший раб неслыханный наглец. Но ничего… Аарон сразу по приезде отправится в суд. Вот тогда все встанет на свои места. У тебя нет разрешения отца на брак, и ты дорого заплатишь за свое неповиновение. А что касается этого интригана…
— Это все, что ты хотел сказать?
— Нет. До меня дошли слухи, что вы собираетесь обосноваться здесь, в Антиохии. Я никогда вам этого не позволю. Его присутствие тут будет настоящим оскорблением для меня. И я предупреждаю вас… Лучше уезжайте, пока не поздно.
— Мы останемся.
Тогда Линий выпростал руку и, ткнув пальцем в грудь стоявшего позади Квинтия Аннии, сказал:
— Ты видишь документы, которые он держит в руках? Это записи, которые я сделал, слушая рассказ твоего отца. Здесь говорится о том, как этот негодяй использовал в своих целях больного, невменяемого старика, твоего деда, а затем, вкравшись в доверие его совсем еще юной внучке, совратил ее. Отвратительная история! Но я воспользуюсь ею. И я думаю, вам лучше помнить о том, что я сказал. Я очень могущественный человек в Антиохии. Очень. И если вы останетесь здесь, то ты и этот бывший раб, твой муж, очень скоро почувствуете это на себе.
— Как я понимаю, теперь ты сказал все, что хотел? Я скажу слугам, чтобы тебя проводили.
Линий буквально задохнулся от бешенства. Глупо моргнув глазами, он резко повернулся на каблуках.
— Что ж, я не буду зря терять время. Скоро вы почувствуете на себе влияние, какое я здесь имею.
— Позволь мне слегка поправить тебя. Это могущество и влияние — они были у тебя когда-то. Теперь его больше нет. Недолго осталось ждать того дня, когда мой муж вернется обратно в свой дом. И тогда могущество и влияние будут уже в его в руках.
Не говоря ни слова, Линий вышел из дома. Отъезд узурпатора был гораздо менее шумным, чем его появление.
Несмотря на то, что Девора с достоинством противостояла нападкам Линия, после его ухода она почувствовала себя совершенно разбитой.
«Мне не важны эти деньги, — подумала она. — Но неужели отец способен аннулировать брак? Это единственное, что меня волнует. Это самое главное».
На следующий день у них снова были гости. На этот раз к ним пришел какой-то худой, сутулый мужчина. Его сопровождала женщина. Злобно оглядываясь, она вела себя удивительно вызывающе. Когда слуга спросил их имена, она гневно крикнула, уперев в бока худые красные руки.
— Какое тебе дело до наших имен! Мы их скажем в суде, если это понадобится. Мы пришли сюда за своим рабом, который недавно убежал.
— Здесь его нет, — быстро ответил слуга.
Но женщина оттолкнула его и вошла в первый двор. Там она остановилась и, запрокинув голову, принялась орать:
— Василий, спускайся! Спускайся, раб! Ты наш, и мы пришли за тобой!
Едва услышав вопли, Девора моментально спустилась вниз. Она как раз занималась хозяйством, и на ней была надета простая красная туника. Волосы девушки были перетянуты обычной лентой. Девора не знала, что произошло, и поэтому разволновалась. Кто эти люди? Откуда они?
— Что случилось? — спросила она. — Зачем вы пришли?
Женщина замолчала и посмотрела на Девору. Напрасно она пыталась выглядеть достойно, злость мешала ей взять себя в руки.
— Должно быть, ты та женщина, на которой он женился, — ответила она. — В таком случае мне очень жаль тебя, но ничего не поделаешь… Я пришла, чтобы забрать то, что мне принадлежит. — И она снова принялась голосить: — Спускайся, раб. Бесполезно прятаться, мы нашли тебя!
В этот момент спутник крикливой женщины попытался дать объяснения:
— Мы хозяева раба, который убежал от нас несколько месяцев назад. Теперь мы знаем, что он здесь.
Девора повернулась к нему. Незнакомец имел такой жалкий вид, что его попытка обратить на себя внимание выглядела более чем комично.
— Теперь я, кажется, начинаю понимать… Ты тот самый Состой из Тарса?
— Да, я Состой.
Он уже открыл было рот и собирался добавить что-то, но женщина (по всей видимости его жена) сильным ударом локтя в бок заставила его замолчать.