И действительно, у самого основания стены, почти полностью скрытая за кучей опавших листьев, находилась небольшая дыра. Василий встал на колени и очистил лаз. Он имел как раз такие размеры, чтобы такой человек, как Василий, смог пролезть на ту сторону. Оставалось лишь радоваться своей стройности и отсутствию живота. Заглянув внутрь, он увидел слабый свет, просачивавшийся сквозь такую же кучу опавших листьев и веток. Сидя на корточках, Василий подумал, что в его ситуации этот лаз вполне может пригодиться. И, может быть, очень скоро.
Покидая это место, Василий испытывал чувство удовлетворения. Он чувствовал себя гораздо спокойнее. Как у всех великих полководцев, у него теперь тоже был свой план отступления. Но, оглянувшись, он непроизвольно вздрогнул и подумал: «Интересно, там могут быть змеи?»
Возвратившись с прогулки, Василий обнаружил в своей комнате Септимия. Римлянин весело посмотрел на него и сказал, протягивая тунику.
— Подарок Цезаря.
Еще никогда в жизни Василий не держал в руках более роскошной вещи. Материал был немного жестковат и напоминал парчу. Но цвет! Такой фиолетовый Василий видел впервые. Вдобавок к этому туника была расшита светло-голубым и серебряным. К тунике прилагались серебряный пояс и серебристый шарф. А подол был подшит мягкой, нежной кожей.
— За что мне такая честь? — спросил Василий.
Септимий снова улыбнулся.
— Я так думаю, ему понравилась твоя работа. Он не стал ничего объяснять, но я, как всегда, сделал собственные выводы. Мне было приказано отдать тебе тунику и привести к нему. Да, и еще передать тебе браслет. — И он достал из-за пазухи вещичку. Не спуская с него восхищенных глаз, он добавил: — Он весь из серебра. Его носят на руке у самого плеча. Нет-нет, ты только взгляни на эти великолепные аметисты.
Когда Василий надел подарки Цезаря, Септимий оглядел его с ног до головы. Горькая улыбка при этом не сходила с его губ.
— Ну, а теперь облезлый ворон проведет тебя к божественному Цезарю. О великий мастер, чья яркая звезда восходит на горизонте, согласишься ли ты, чтобы такой обшарпанный придворный, как я, проводил тебя? Не будет ли тебе стыдно идти рядом?
Он продолжал балагурить всю дорогу, пока они шли пустынными залами и коридорами. Эхо голосов гулко разносилось во все стороны. И от этого Василий чувствовал себя очень неуютно.
— Интересно, что подумает прекрасная Поппея о новом протеже ее мужа? Говорят, что ее реакция на мужское обаяние похожа на реакцию пантеры, учуявшую жертву. Смотри внимательно, мой друг, куда ты ступаешь: на этой дороге множество хорошо замаскированных ловушек!
И вот еще о чем тебе надо помнить, Василий Счастливый: никогда не обращайся первым к божественному императору. Жди, когда он сам обратится к тебе. И отвечай при этом с благоразумием Сенеки, взвешивая каждое слово. Чем меньше ты скажешь, тем меньше рискуешь. Ясно?
Он проводил Василия в маленькую комнатку, из которой провел в другую, побольше. Она была довольно обшарпанная, со старой мебелью и дырявыми коврами. В комнате находился какой-то тощий старик в потрепанной одежде. Он сидел у окна и был чем-то сильно озабочен.
Но где же Цезарь?
И тут он увидел его. Император лежал на полу, раскинув руки и ноги. Дышал он глубоко и свободно, несмотря на два больших, плоских камня, лежавших на его обнаженной груди.
— Положи еще, Терпний, — приказал император.
Терпний был мастером пения. Именно он занимал большую часть свободного времени Цезаря. И сейчас он озабоченно смотрел на своего ученика.
— Я думаю, будет неблагоразумно увеличивать вес, божественный властелин, — сказал он, приближаясь к распростертому Цезарю, чтобы снять камни. Но Нерон резким движением жирной руки заставил его остановиться.
— Давай еще!
Терпний принес еще один камень. Получившаяся в итоге пирамида стала медленно подниматься и опускаться в такт дыханию императора.
— Еще один!
На этот раз голос Нерона был менее громким и менее уверенным. Терпний понял, что настало время вмешаться. И, вместо того чтобы подчиниться и положить еще один, четвертый камень, он резким движением сбросил с божественной груди те, что уже лежали.
— Твой голос вот-вот должен стать идеальным. И мы не должны рисковать, прибегая к лишнему весу, — заявил он со всей строгостью, на которую был способен в подобной ситуации.
Нерон тяжело сел. Дышал он с трудом и выглядел не таким самоуверенным как обычно. Прекрасно знал, что в комнате находятся посторонние, он тем не менее сделал вид, что не заметил этого и продолжал разговор с Терпнием на койне.
— Ты прав… ты прав… Я всегда хочу получить все сразу! Это одна из моих слабостей! Да, да! У меня тоже есть слабости. Нет, я все же должен научиться слушаться.
Он отдышался и через несколько минут смог наконец встать на ноги. И тут же они приступили к следующему упражнению. Терпний взял небольшую коробочку и стал густо смазывать душистой, блестящей мазью горло и грудь императора. Это продолжалось довольно долго. Движения старика были быстрыми и точными. Но вот Терпний сделал несколько шагов назад, оглядел властелина мирит и хлопнул в ладоши. В комнату вошли четверю музыкантов. Последний волочил за собой барабан. По знаку старика музыканты принялись играть. Божественный голос императора стал то подниматься, то опускаться, следуя музыкальным упражнениям.
Василий был поражен чистотой и тембром голоса Нерона. Он уже привык к тому, что все втихую смеялись над императором, над его желанием выглядеть настоящим профессионалом. Все говорили о том, что Нерон не обладает никакими талантами, а между тем он был у него… Этот голос… И он много работал, чтобы улучшить его. Он звучал сильно, и высокие ноты, которые он брал, были чистыми и нежными. Император внимательно следил за руками Терпния которые поднимались и опускались. Но вот он, наконец, заметил нового зрителя. Им был Василий. С жадностью Нерон всматривался в лицо юноши, пытаясь прочесть на нем его отношение к тому, что он видит и слышит. И тут он уже не смог сдержаться… Нерон принялся позировать, смешно разводя руками, закатывая глаза. При этом он пыжился изо всех сил, стараясь выжать из своего голоса все, что возможно. Это не могло кончиться хорошо. Неожиданно его голос дернулся и сорвался в смешном петушином хрипе.
— Хватит, хватит, — закричал Терпний. Вид его при этом был очень сокрушенный. — Это моя вина! Моя! Ты был в прекрасной форме. Я слишком долго заставлял тебя тренироваться. О божественный, я хотел сам насладиться твоим прекрасным голосом. И теперь наказан за свой эгоизм.
— Да, но здесь есть и моя вина, — заметил Нерон. — Я хочу получить от своего голоса невозможное. Да, учитель, я признаю: хотел произвести впечатление.
Терпний сделал жест рукой, и рабы принесли дымящееся блюдо, большую серебряную ложку и теплое полотенце. Запах вареного лука заполнил комнату.
— Ты что, Терпний, действительно считаешь, — проговорил Нерон, с отвращением морщась, — что мне необходимо выпить эту ужасную микстуру? Ты действительно считаешь, что она полезна для моего голоса? Ты же прекрасно знаешь, как я ненавижу лук!
— Я настаиваю, Цезарь.
— Хорошо.
Послушно божественный ученик сел за стол и стал есть, не без тайного удовольствия, из дымящегося блюда. Когда последняя распухшая мягкая долька исчезла у него во рту, Нерон поднялся и аккуратно вытер губы и руки.
Затем он повернулся и ткнул в Василия пальцем.
— Пусть это станет уроком для тебя! — крикнул он патетически. Было видно, что он подготовил маленькую речь. — Если даже я, великий Цезарь, склоняюсь перед тиранией каждодневных упражнений, несмотря на то что боги и без того дали мне замечательный голос, а государственные дела, которые бесконечны, словно вселенная, отнимают у меня почти все время, то ты, обычный смертный, какие жертвы готов принести ты? Боги и тебя одарили талантом, и ты многое можешь сделать в искусстве, если, конечно, ты готов заплатить за это соответствующую цену.
— Этот урок, о великий Цезарь, я не забуду никогда! — ответил Василий.
— Ну а теперь, — закричал Нерон. — позовите Петрония. Пусть идет сюда.
Но первым появился не Петроний, а бюст императора, который только что закончил Василий. Его аккуратно поставили на стол в углу комнаты. Нерон долго с гордостью смотрел на него.
— Друг Петроний, — обратился он к вошедшему фавориту. — Ты мой неустанный наставник и терпеливый учитель. Я всегда полагался на твое мнение, но на этот раз я собираюсь отступить от обычного правила и первым высказать свое мнение. Так вот, я заявляю, что бюст, который сделал этот юный мастер с востока, является настоящим произведением искусства. Он изобразил меня не как божество на пьедестале, а как обычного человека. Да, да, Петроний, как обычного человека. Который любит, ненавидит, борется и страдает. Взгляни на него. Думаю, что я прав, и ты просто не посмеешь сказать что-нибудь иное.
Петроний подошел поближе к столу и принялся рассматривать бюст со всех сторон. Все это время Нерон, который так самоуверенно высказал свое мнение, нервно вышагивал рядом, демонстрируя жестами и гримасами, насколько он взволнован. Но вот, наконец, неустанный наставник и терпеливый учитель повернулся.
— Ты прав, — заявил он. — Твои глаза, Божественный, смогли разглядеть все достоинства этой замечательной скульптуры. Конечно, она не безукоризненна, но появление ее, может быть, положит начало новому стилю в искусстве. Как ты только что совершенно верно заметил, она максимально приближена к жизни. Да, Цезарь, может быть, сейчас мы стоим на пороге возникновения новой школы.
— Я знал это, знал! — завопил Нерон. Казалось, он вот-вот запрыгает от радости. Василий доставил ему большую радость. И, жестикулируя в его сторону, император напыщенно произнес: — Ты, мастер, останешься подле меня! Ты поможешь доказать мне, что Рим в полной мере становится центром цивилизации. Столицей искусств! Ты будешь жить в императорских покоях, рядом с комнатами Цезаря… Ты получишь деньги… — Нерон рассмеялся. — Даже художникам нужны деньги. Должны же они как-то жить. Я хочу увидеть себя твоими глазами. Хочу познакомиться с самим собой! — Его тело содрогалось от возбуждения. — Я заставлю тебя много работать. Да, да… Я буду строг, но справедлив.