Увидел он и Елену. Он сидела рядом с красивым, но очень мрачным молодым человеком в богатой одежде офицера преторианской гвардии. Когда скульптор проходил мимо, девушка отворачивалась изо всех сил, чтобы не встретиться с ним глазами.
Нерон, и это бросалось в глаза, был в прекрасном расположении духа. После первых же блюд он спел гостям. Причем с большим настроением. Голос был великолепным, но было заметно, что он не выкладывается полностью. Император явно хотел осчастливить гостей своим божественным голосом и после вторых блюд. Как всегда гости бурно аплодировали в обычной истеричной манере. Нерон был просто счастлив и буквально сиял от гордости. Его полная грудь бурно поднималась и опускалась. Казалось, все шло как обычно, а учитывая настроение императора — даже лучше, чем всегда. И все же в зале явно ощущалось скрытое напряжение. Место Тижелия за столом было пусто, и как многие из присутствовавших, Василий задавался во про сом: «Что за гнусное дело могло послужить причиной отсутствия этого страшного человека?»
Принесли десерт: огромные блюда со свежими фруктами, орехами, пироги с медом, сладкие пирожные и сухое легкое печенье, которое просто таяло во рту.
Наступила небольшая пауза. Дарий, который контролировал музыкантов и прочих артистов, стоял в стороне и взволнованно смотрел немигающими глазами на двери под аркой. Двери эти вели в кухню и сейчас были заперты.
И вдруг, без всякого предупреждения, двери распахнулись. Ужасный трамтарарам оглушил гостей. Целый кортеж артистов стал медленно выползать из кухни. Впереди шли акробаты. Они прыгали во все стороны, подбрасывая друг друга к самому потолку. При этом они подбадривали себя громкими криками. За ними шли танцоры, разделенные на группы. Каждая из них представляла в танце какую-нибудь страничку истории великого Рима или что-нибудь из жизни богов. Потом появились музыканты. Впереди тамбуристов вышагивали четыре раба. Они несли на мускулистых плечах тот самый сахарный стул, который Василий видел несколько часов назад на кухне. Канарейки заливались во всю, колокольчики звенели при каждом шаге. Четыре толстые свечи горели по углам стула.
Один из рабов снял с сиденья клетку с канарейками и поставил ее к ногам императора, и тут же распахнулись еще одни двери, и, словно большая зеленая птица, в зал ворвалась Юли-Юли. Перья на ее плечах трепетали, как крылья.
Танец, который последовал затем, совсем не походил на те пантомимы, которые Василий привык видеть при римском дворе. Гордо подняв голову, девушка скользила, подобно крылатому ветру, под оглушительную музыку труб и тамбуров. Ее движения были настолько легки и в то же время грациозны, что, казалось, она действительно летит. Многие не могли поверить своим глазам и шептали, что это еще одно из чудес, сотворю иных Симоном Волшебником. Наконец, на последнем дыхании девушка замерла перед Дарием, который стоял у подножия лестницы.
Аплодисменты были бурными и звонкими. Нерон сел на диване (при этом лежанка ужасно заскрипела), чтобы лучше видеть. Он был очень доволен и несколько раз повторил:
— Очаровательно, очаровательно!
Даже вечно скучающая Поппея встрепенулась и сделала вялую попытку похлопать.
Дарий положил свою широкую ладонь на плечо девушки и ждал. Когда все успокоились и шум затих, он обратился к императору:
— О Цезарь, эта девушка, которая впервые выступила перед тобой, приготовила еще один танец. Но он настолько отличается от того, что мы привыкли видеть, что я не решусь его представить, иначе как попытку…
— Отличается, говоришь? — Нерон опустил на пол босые ноги, словно хотел подняться. — Так это именно то, что мне нужно. Ну, давай свою попытку!
— Только вот ей нужны… — Юли-Юли тут же подняла подол своей зеленой одежды и обнажила ноги. Они были босы. — Только вот ей нужны сандалии, Цезарь.
Нерон машинально посмотрел на свои сандалии. Они стояли рядом с диваном. Он снял их, когда рабы вымыли ему ноги в тазу с теплой водой. Сандалии были простыми. По всей видимости самыми простыми во всем зале. Ничто на свете не могло заставить императора носить обувь с серебряными и золотыми подошвами. Он это ненавидел, между тем некоторые из патрициев даже украшали подошвы драгоценными камнями.
Губы императора растянулись в довольной улыбке. Ему пришла в голову оригинальная мысль.
— Так ей нужны сандалии? — спросил он так громко, чтобы все его слышали. — А что если ей надеть сандалии, которые только что были на ногах Цезаря? Интересно, подобная наглость скует ее движения? Или, наоборот, она будет чувствовать себя свободнее? Что ты об этом думаешь, а, Петроний?
— Любопытная идея, Цезарь, — ответил Петроний своим сладким голосом. — Я думаю, что сандалии, прикоснувшись к ногам танцовщицы, придадут ей немного от твоего божественного огня.
— Тогда отнесите их ей! — закричал Нерон.
Тут же подскочил один из рабов и отнес девушке сандалии. Юли-Юли села на последнюю ступеньку мраморной лестницы и стала их зашнуровывать. Они были слишком большими для ее маленькой ножки, и ей пришлось сильно затянуть кожаные ремешки. Когда она встала и сделала несколько шагов, подошвы издали на каменном полу странный хлопающий звук. Это клацанье сначала заставило вздрогнуть всех гостей. Звук был странным, новым и очень ритмичным. Зрители принялись качать головами в такт. Даже такой полный достоинства человек, как Петроний, стал отстукивать ритм ладонями по столу. Цезарь не отставал от него, его руки так и мелькали в воздухе.
Быстрая гибкая девушка мелькала между столами и диванами, на которых возлежали восхищенные гости. Мужчины пьяно протягивали руки, чтобы схватить край развевавшейся одежды танцовщицы. Но девушка каждый раз, словно тень, ускользала от них. Казалось, большие неудобные сандалии нисколько не мешали ее движениям. Один раз она сорвала головной убор с какой-то из матрон, надела его на себя, а затем бросила его через стол обратно хозяйке. В другой раз она сорвала с одной смуглой красавицы шарф, и он стал извиваться у нее над головой подобно змее.
Но вот она наконец достигла кульминационного момента своего танца и снова, как в первый раз, застыла в изнеможении перед Дарием. Отдышавшись, она шепнула ему:
— Мне хочется петь! Я хочу воспеть всех этих царей, которые сидит там наверху.
И она стала медленно подниматься по лестнице. С наигранным страхом она то шла вперед, то отступала. При этом она громко пела, подняв голову:
— Петроний, Петроний, неужели ты обвинишь меня в том, что я нарушила этикет! — Подошвы стучали: чок, чок-чок. — Тижелий, Тижелий, неужели ты посадишь меня в темницу за то, что я осмелилась подняться так высоко! — Чок, чок-чок. — Цезарь Нерон, Цезарь Нерон, неужели ты будешь оскорблен тем, что танцовщица осмелилась подняться так высоко! — Чок, чок-чок.
И тут она сделала несколько быстрых шагов и сразу очутилась на последней ступеньке. Голова ее опустилась, перья за спиной опали. Казалось, что она сделана из воска и вот-вот начнет таять под теплыми лучами солнца.
На этот раз Нерону вовсе не были нужны ни вопли восхищения присутствовавших, ни легкая одобрительная улыбка Петрония, чтобы выразить свое удовлетворение. Широко расставив босые ноги, с красным лоснящимся лицом он возвестил:
— Еще никогда я так не развлекался! — затем его взгляд остановился на бритом блестящем черепе Петрония. — Это совсем новый танец. Он так же юн, как новорожденный ребенок. Послушай, Петроний! Послушайте вы все! Пусть весь мир слышит! Я нашел название этому танцу! Он будет называться «Танцем императорских сандалий»!
Снова раздались овации. На этот раз в адрес императора, который нашел такое удачное название новому танцу. Эти аплодисменты подтолкнули императора на следующий шаг.
— Я повелеваю, — заявил он, — чтобы эти сандалии покрыли золотом и повесили на почетном месте! В память о том дне, когда в присутствии Цезаря была заложена новая эра. Эра искусства танца!
Но тут гости неожиданно притихли. В зал в сопровождении одного из офицеров преторианской гвардии вошел Тижелий. Он быстро поднялся по двадцати ступеням и без тени смущения или неловкости встал перед Цезарем.
— Квинтий Кларий убит, — сказал он. — Его тело было найдено сегодня вечером в ванной. Кто-то задушил его полотенцем.
— Убийца схвачен? — спросил Нерон.
— Пока нет. Но мы больше чем уверены, что преступление совершил один из рабов. Мы их всех заковали в цепи и вот-вот начнем допрашивать. Я думаю, будет нетрудно добиться правды. Виновному скорее всего заплатили за преступление. Ходят слухи, — он бросил на Петрония понимающий взгляд, — которые подтверждают это подозрение.
Если и ходили подобные слухи, то, без сомнения, их распространял сам Тижелий. Ведь Квинтий Кларий был один из самых богатых людей Рима и в борьбе двух партий активно поддерживал начальника преторианской гвардии.
Черные глаза Тижелия вновь с неприязнью обратились в сторону Петрония.
Что касается последнего, то он прекрасно отдавал себе отчет в том, что происходило. Он прекрасно понимал, что хотел сказать его противник, на что он намекал. Но Петроний даже не повел бровью. Он ответил с плохо скрытой иронией, словно угроза Тижелия его веселила.
— У Квинтия Клария была репутация довольно жесткого хозяина. Мажет быть, здесь и надо искать причину этого отвратительного убийства?
— Ничего, мы скоро прольем свет на эту тайну, — заявил Тижелий. — Естественно, рабы будут подвергнуты пытке. — Он с презрением добавил: — Они просто настоящие ларвы[83]. Когда мне донесли, я просто не мог поверить своим ушам. Оказывается, что все его рабы были христианами.
— Так ты говоришь, что все они христиане? — Нерон, который до сих пор находился под впечатлением танца и слушал вполуха, резко выпрямился. — У него было более сотни рабов, не так ли? Могло ли так случиться, что в одном доме собралось более сотни представителей этой отвратительной секты? Вот это уже серьезно, Тижелий. Неужели мы все окажемся погребенными под этой волной? А она поднимается все выше и выше, как во время морской бури. — Лицо божественного императора стало фиолетовым, а глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из своих орбит. — Прикажи убить всех этих рабов! — приказал он. — Это единственно возможное решение. Мы будем уверены, что виновные наказаны, а заодно освободимся от этих жутких фанатиков.