— О’кей, — сказал он, — мы пропустим прелюдию. Где ты был в ночь на воскресенье?
— Катался.
— А если точнее?
— Ездил на север и обратно по девяносто пятой дороге.
— Ты, случайно, не находился поблизости от Арьеплуга?
— Я часто проезжаю через него.
— В какое время ты там был?
Лелле пожал плечами:
— Возможно, где-то между тремя и четырьмя. Хотя нет, чуть позже.
— Ты останавливался у лагеря?
— Нет, насколько мне помнится. Останавливался, но не у самого лагеря.
— Черт побери, Лелле.
Лелле задумчиво рисовал чайной ложкой круги на поверхности брусничного варенья в розетке. Пожалуй, дело в том, что он считался подозреваемым ранее, хотя это его никогда не пугало. Скорее утомляло. Он ведь последним видел Лину, перед тем как она пропала, а теперь его видели в лагере после исчезновения Ханны Ларссон. Само собой, такое могли истолковать превратно.
— На днях ты заявил мне, что мы не найдем Ханну, — сказал Хассан. — Почему, собственно?
Лелле отодвинул в сторону тарелку:
— Просто у меня такое чувство. Она настолько похожа на Лину, что ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Есть какая-то связь.
— Три года — слишком долгий срок, чтобы провести ее.
Лелле почистил ногтем между зубов. Он не собирался сдаваться.
— А что, собственно, известно полиции об исчезновении Ханны Ларссон?
— Ничего такого, о чем бы я мог говорить с тобой.
— Вы вообще ни черта не знаете, другими словами.
— Я бы не нарывался на твоем месте, — буркнул Хассан незнакомым Лелле тоном.
— А ее парень, что вы сделали с ним?
— Ничего. Он на свободе. Пока Ханна считается пропавшей, наши возможности ограничены. Ты же знаешь.
— Ты ведь не думаешь всерьез, что я имею хоть какое-то отношение к этому делу?
Хассан провел по лицу рукой, помассировал ввалившиеся от усталости щеки:
— Я бы хотел взглянуть на твой автомобиль.
— Ради бога. Ключи висят в прихожей.
Хассан выбросил остатки кровянки в мешок для пищевых отходов и тщательно вымыл свою тарелку, затем отправил ее в сушилку. Лелле смотрел на его бычью шею и грубые руки. Когда-то Хассан поднял его с пола, где он валялся в собственной блевотине, отнес на второй этаж, поставил ведро рядом с кроватью и сидел рядом всю ночь, что уж точно не входило в обязанности участкового полицейского. Именно Хассан вылил самогон из канистры и перебил все бутылки со спиртным в доме в тяжелое время после ухода Анетт.
У Лелле защипало глаза, когда он подумал об этом.
— Тебе известно, что в окрестных лесах живут ветераны войны? — спросил он.
Хассан закрыл кран:
— Ты сказал — ветераны войны?
— Да, я повстречался с бывшим солдатом ООН однажды ночью, когда искал Лину. Он живет в заброшенной усадьбе. Видел бы ты его, бородатый и грязный, выглядит как настоящий дикарь.
Хассан вытер руки о кухонное полотенце, его глаза были наполнены грустью.
— Ты не думаешь, что тебе стоит взять паузу?
— Паузу? — спросил Лелле дрожащим голосом. — Моя дочь пропала три года назад. Целых три года, а вы не нашли даже самого крошечного следа. Как, черт возьми, я могу взять паузу?
— Ты убьешь себя.
Жжение в глазах усилилось, Лелле устало махнул рукой:
— Будешь кофе?
— Я не успеваю, но спасибо за еду.
Хассан вышел в прихожую, и Лелле слышал, как зазвенела связка ключей. Через окно гостиной он видел, как Хассан натягивал синие резиновые перчатки, пока шел к его «вольво». Дверь машины не была заперта. Потом он наблюдал, как Хассан начал копаться среди всякого хлама. Полицейский делал это так рьяно, что пыль и пепел взметнулись вверх и закружились вокруг его головы.
Лелле обернулся и бросил взгляд на Лину, улыбавшуюся ему с камина.
— Ты можешь поверить в это? — сказал он громко. — Сейчас они снова подозревают меня.
Он сидел на кухне и слушал пыхтение перколятора, когда Хассан вернулся в дом. Встал в дверном проеме с куском ткани в темных пятнах. Лелле прищурился и увидел, что это полотенце, которым он вытирал руки после того, как сбил оленя.
— Все переднее сиденье в крови. Какого черта, Лелле?
— Тебе незачем идти со мной в дом.
— Не глупи, само собой, я пойду.
Карл-Юхан сунул руку под водительское сиденье и достал нож.
— Зачем ты его взял?
— Что тебе известно об этом Торбьёрне? Как давно вы знакомы с ним?
Мея сглотнула комок в горле. Во рту остался кислый привкус.
— Я не знаю. Он и Силье познакомились по Интернету.
У Карла-Юхана челюсти заходили ходуном. Он прищурился и посмотрел в сторону дома:
— Я хочу, чтобы ты держалась позади меня.
Он сунул нож в рукав свитера, прежде чем вылез из машины. Мея хотела запротестовать, но не произнесла ни звука, почувствовала только, как сердце быстрее забилось за ребрами. Она неохотно последовала за ним. Некошеную траву обильно покрывали капли росы, и обувь сразу промокла. Карл-Юхан остановился и постучал. Одну руку он вытянул перед Меей, чтобы не пустить ее вперед.
Дверь им открыл Торбьёрн. Он держал у лба окровавленное кухонное полотенце, глаза испуганно вращались.
— Она просто чокнутая, твоя мать! С ней невозможно разговаривать! — закричал он.
Карл-Юхан протиснулся мимо него и позвал Силье. Мея поспешила за ним, увидев, как в его руке блеснул нож.
Силье сидела в кухне на полу среди моря журналов. Волосы висят сосульками, тушь оставила черные дорожки на ввалившихся щеках. Она подняла пару журналов и потрясла ими. Мея знала, что там — грудастые девицы с раздвинутыми ногами и кокетливо задранными задницами.
— Весь сарай забит этим дерьмом, — простонала Силье. — Девочки, которым едва исполнилось восемнадцать. От такого блевать хочется!
Мея почувствовала, как пол закачался под ногами. Щеки покрылись румянцем стыда. Карл-Юхан сложил нож и сунул в карман. Его шея вспыхнула огнем. Позади они услышали хриплый голос Торбьёрна:
— Я оставался холостяком более сорока лет. У меня не было ничего, кроме этих журналов. Я собирался избавиться от них, но все руки не доходили. Согласен, мне нечем тут гордиться.
— Такая макулатура везде, — сказала Силье, — и он еще рассказывал мне, что ему надо постолярничать! Постолярничать!
Смех сменился рыданиями. Она закрыла лицо руками и задергалась, словно в агонии. Мея и Карл-Юхан стояли опустив руки, от растерянности они не знали, что делать. В конце концов Карл-Юхан повернулся к Торбьёрну:
— Я помогу тебе сжечь это дерьмо.
Они разожгли костер на холме и стали свозить к нему тачки журналов и старых видеокассет. Черный дым поднимался к нежно-голубому летнему небу.
Мея собрала свой рюкзак и ждала, сама не зная чего. Стояла в ванной перед зеркалом и смотрела себе в глаза, крепко сжимая край раковины. Щеки все еще горели от стыда. Потом пошла в кухню, налила из термоса кофе и стала пить, едва удерживая чашку дрожащими руками. В окно она видела, как двое мужчин трудятся в поте лица. Мышцы Карла-Юхана играли на солнце, когда он бегал с тачкой. Сможет ли она снова посмотреть ему в глаза?
Силье отгородилась от реальности с помощью своих любимых карандашей: сидела и рисовала костер твердой рукой.
— Это просто за гранью… — сказала Мея.
— Я ударила его по голове поленом. Заслужил.
— Ты звонишь и умоляешь меня вернуться домой, обнаружив, что у твоего мужчины коллекция порнухи в сарае. Ты хоть понимаешь, какой это идиотизм!
— Но я не знала, что мне делать. Была просто в шоке! Он якобы ушел столярничать, а когда я пришла туда, такое впечатление, будто попала в гнездо разврата. Везде молодые девицы — твоего возраста, Мея. Я настолько вышла из себя, что сразу начала орать. Слышала бы ты, как я кричала!
— Тебе, пожалуй, стоило подумать, прежде чем ты отправилась сюда. Пошарить еще по Интернету. Тогда, пожалуй, ты бы узнала, что вся деревня называет его Порнобьёрном.
— Ты шутишь!
Силье спрятала лицо за листом бумаги. Похоже было, что она снова собирается расплакаться. Но Мея услышала хихиканье.
— Здесь нет ничего смешного, — нахмурилась она. — Ты позоришь меня. Ты позоришь нас. Почему ты не можешь вести себя как обычный человек?
— Я сразу заметила, что он какой-то странный. Он не такой, как все другие мужики, по части секса…
— Прекрати! Я не намерена слушать твои рассказы!
Мея потянулась за рюкзаком и вышла на террасу. Дом едва не рухнул, когда она захлопнула за собой дверь. Направилась к Карлу-Юхану, оттолкнула в сторону тачку и вцепилась ему в запястье. Услышала, как слова вырвались сами собой:
— Забери меня отсюда. Сейчас.
В Свартшё все еще витал запах свинины, приготовленной на огне. Карл-Юхан и Мея сидели в машине с опущенными окнами, но все равно из-за духоты было тяжело дышать. Карл-Юхан поиграл ножом и спрятал его под сиденье.
— Стоило ли тебе оставлять маму в таком состоянии? — задумчиво произнес он.
— С ней случались вещи и похуже, поверь мне. Ей просто постоянно нужно внимание.
Он еле заметно улыбнулся:
— Ты видела, какая коллекция у него? Мужик, скорее всего, скупал всю порнуху, какую только мог найти.
Мея рассмеялась, и ей сразу стало легче. Чувство стыда, все еще мучившее ее, ослабило хватку.
— Не рассказывай никому, — попросила она. — Ни своим родителям, ни Перу с Ёраном. Это так стыдно.
— Обещаю.
По лесной опушке туда-сюда сновала Анита. Ее волосы блестели на солнце. Спина была согнута, и она не смотрела в их сторону. Мея заволновалась:
— Как думаешь, Карл-Юхан, Биргер и Анита не будут возражать, если я останусь у вас на какое-то время?
— Нет, они только обрадуются.
И все равно парень не спешил вылезать из машины, Мея видела, как сердце трепещет у него под футболкой.
— Ты, пожалуй, сам не хочешь, чтобы я осталась?
— Как ты могла такое подумать! Но это серьезный шаг. И я хочу, чтобы ты знала, куда приходишь. Моя семья не совсем обычная.