Грудная клетка Варга дергалась. Пистолет оставил красный след на голой коже. Лелле мучила изжога, хотелось пить, но палец неподвижно лежал на спусковом крючке. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он почувствовал, что парень сейчас сдастся.
— О’кей, — сказал Варг. — Я расскажу.
Молчание. Слышно было, как он глотает. Лелле начал терять терпение:
— Рассказывай давай!
— Хорошо, хорошо! — Нижняя губа Варга дрожала. — Я… я задолжал братья Рингбергам кучу денег. Они преследовали меня, угрожали вломиться в дом и ограбить всю семью. Обещали убить меня. Я был в отчаянии, хотел, чтобы они отстали…
Варг начал задыхаться, слезы душили него. Худое тело тряслось.
Лелле убрал пистолет.
— Единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я был в отчаянии… Струсил… Ужасно струсил. Короче, солгал близнецам. Ляпнул, что сделал это… Лишь бы они струхнули — типа, я такой крутой — и отвалили. Я подумал, если они поверят, что я способен на такое, то не осмелятся на разборки со мной, оставят меня в покое, и это сработало! Они отстали.
У Лелле голова пошла кругом. Он наклонился к Варгу:
— То есть, если я правильно понял, ты взял на себя вину в смерти моей дочери ради уважения со стороны каких-то чертовых наркодилеров? Так?
Варг склонился над своими худыми коленями и горько всхлипнул, как мальчишка-первоклассник, а Лелле переполнял гнев. Пистолет дрожал в его руке. Он уже видел, как поднимает оружие и прижимает ствол к пульсирующему виску. Как птицы взмывают вверх от выстрела. Почувствовал, как кровь дождем брызжет в лицо. Услышал, как прекратился детский смех, услышал вой полицейской сирены, почувствовал холодную сталь наручников… Увидел разочарование в глазах Хассана, который уже не сомневался, что он, Лелле, потерял рассудок.
Голос Лины привел его в чувство. Она стояла у кромки воды и молила убрать оружие. Лелле пришел в себя, спрыгнул с камня и побрел к берегу. Варг крикнул что-то вслед, но он не понял что. Не хотел оборачиваться. Не мог. Его охватил ужас — полшага оставалось до убийства.
Он побежал через заросли, подальше от озера и Варга. Подальше от собственного безумия. Но вскоре его затрясло так сильно, что пришлось остановиться. Он сел на землю и пошарил рукой, нащупывая, за что бы ухватиться, — лес вокруг качался. Наклонившись над мхом, он стал блевать, пытаясь вместе с содержимым желудка избавиться от страха. Блевал и блевал, пока не осталось ничего, кроме ощущения пустоты. Потом на трясущихся ногах пошел в березовую рощу, где припекало солнце и трава доставала почти до пояса, упал и лежал в полном убеждении, что никогда не сможет подняться снова.
Мея знала, что они скрывают какие-то вещи от нее. Некие тайны, принадлежавшие только семье, частью которой она не являлась и, пожалуй, вряд ли когда-нибудь станет по-настоящему. Ей оставалось только ждать и надеяться. И она понимала, что вовсе не Карл-Юхан посвятит ее в главные секреты, если это сочтут возможным, а только его отец.
Однажды утром, когда она находилась в курятнике, внезапно появился Биргер, и она сразу догадалась, что он принял решение, что сейчас все произойдет.
— Ни одного яйца? — поинтересовался он.
— Нет пока.
— Надеюсь, они не начали лениться? Я имею в виду кур.
— Нет. У нас в запасе больше яиц, чем мы можем съесть.
— В этом и смысл. Всегда надо иметь излишек. Тогда появляется возможность запастись на черный день.
Мея посмотрела на свою собственную тень и тень Биргера, и ей показалось, что они оба выглядят неземными существами.
— Когда я была маленькой, у нас дома часто отсутствовала еда, — сказала она. — Нет ничего хуже пустой кладовки.
— Согласен с тобой, Мея. Меня и самого множество раз укладывали в постель с пустым животом, — признался Биргер. — Но большинство людей никогда не сталкивались с ситуацией, когда есть совсем нечего. И они пребывают в заблуждении, что всегда так и будут жить в достатке. — Он замолчал и посмотрел на нее сверху вниз: — Мне кажется, тебе пришла пора увидеть нашу кладовку.
— Я ее уже видела, — пожала она плечами.
В ответ Биргер только ухмыльнулся и повел ее в направлении молодого ельника. Мея удивилась, как легко он двигается для своего возраста и комплекции.
Наконец Биргер остановился среди зарослей и стал убирать ветки и дерн, пока не показался люк. Мея стояла затаив дыхание, а Биргер опустился на колени и сдвинул тяжелую крышку.
В темноте была лестница, он начал спускаться, позвав Мею за собой. Однако она не двинулась с места — так и продолжала стоять наверху.
— Я не люблю маленьких замкнутых пространств, — буркнула она.
Биргер засмеялся:
— Вот спустишься и посмотришь, какое оно маленькое.
Скоро она могла видеть только его лысеющую макушку. Ей стало не по себе, и она обернулась: а вдруг появится Карл-Юхан? Тогда можно будет позвать его и спуститься вместе. Но Карла-Юхана не было, и, так как Биргер продолжал настойчиво звать, пришлось спускаться.
Она нерешительно поставила одну ногу на лестницу, потом вторую… В нос ударил запах сырой земли. Деревянным ступенькам, казалось, не будет конца, но Мея все-таки спустилась и присоединилась к Биргеру, уже приоткрывшему дверь, из-под которой пробивался теплый свет.
— А теперь приготовься, девочка, — сказал Биргер торжественно и толкнул дверь вперед. Но прежде чем он сделал это, Мея вспомнила Торбьёрна и его коллекцию порнографии. Ей сразу стало трудно дышать, будто кислород вот-вот закончится, даже голова закружилась.
Однако она тут же обо всем забыла, как только увидела огромную, как спортивный зал, комнату. На дощатом полу, оживляя обстановку, вкривь и вкось лежали половики всех цветов, а стены снизу доверху занимали полки. На них теснились банки с консервами, металлические ящики с красивыми этикетками, в каких обычно продают печенье и бакалею, длинными рядами стояли керосиновые лампы, спиртовки и аккумуляторы. Но полу — огромные канистры с водой, у дальней торцевой стены — три двухъярусные кровати, снабженные спальными мешками. На вешалках висела одежда всевозможных размеров, на стеллаже — зимние шапки и варежки, внизу — обувь на все сезоны. С крюков таращились десять противогазов. Аптечка: три ящика со средствами первой помощи, упаковки лекарств, несколько пар костылей и инвалидная коляска.
Отдельно — оружие, целый арсенал. Больше десятка ружей стволами вниз, несколько пистолетов. Сотни коричневых картонных коробок с боеприпасами. Само собой, остро наточенные ножи, топоры и прочий инструмент.
Биргер начал показывать и объяснять. Прежде всего он сообщил, что еды и воды здесь хватит по меньшей мере на год. А керосина и иного топлива — вообще хоть залейся. Да еще новенькие аккумуляторы с хорошим зарядом, да еще солнечные батареи…
— Никто не сможет добраться до нас. Мы готовы ко всему.
Мея сразу вспомнила католического священника, предпочитавшего Господа всем мирским соблазнам. Силье пыталась совратить его, когда они одно лето жили на Готланде. Священник долго молился за столом, а то и отказывался от еды и сна и не замечал женской красоты. Мею он поразил глубиной своей веры. Она до сих пор помнила, как светились его глаза и дрожали губы, когда он начинал говорить о святых и о Боге. От его голоса дребезжала стоявшая на полках фарфоровая посуда, когда он пел на латыни. Ей тогда тоже захотелось верить во что-нибудь столь же неистово и беззаветно, чтобы вера сочилась буквально из всех пор и она, Мея, могла заражать других своей убежденностью. Та же самая вера — фанатичная, истовая — была у Биргера, хотя верил он отнюдь не в Бога. Глядя на его позолоченные искусственным светом редкие волосы, на испещренное морщинами лицо, она подумала, что Биргер, пожалуй, напоминает ангела. Падшего ангела. Люцифера.
— У государства нет никаких стратегических запасов на случай чрезвычайной ситуации, Мея. А у нас есть. Здесь ты в полной безопасности. И здесь тебе никогда не придется голодать, — сказал он.
Лелле зашел слишком далеко с Варгом. Пока он бежал к деревне, казалось, что палец все еще давит на спусковой крючок. И хуже всего было то, что ему действительно хотелось выстрелить. Положить конец всему. Сначала продырявить голову парню, а потом направить ствол на себя. Только два выстрела — и все бы закончилось.
Хассан ползал на четвереньках вокруг клумбы. Рядом с ним быстро росла куча сорной травы. Из открытого окна вырывались звуки классической музыки. На скамейке стоял бокал мартини, в блюдечке лежали оливки.
Лелле осторожно, словно живое существо, положил «беретту» на сорняки. Хассан поднялся и отряхнул брюки, на руках у него были садовые перчатки.
— Что это?
— Я хочу, чтобы ты забрал у меня оружие.
— Это твой пистолет?
— Он не зарегистрирован, если ты это имеешь в виду.
Хассан прищурился и с угрюмой миной оглядел Лелле:
— Что у тебя на шее?
Лелле коснулся царапины, оставленной ножом одного из близнецов:
— Ерунда, просто поранился, когда брился.
Хассан явно не поверил, не снимая перчаток, он поднял «беретту» с травы и тщательно осмотрел:
— Надеюсь, ты никого не застрелил.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы ты забрал его. Пока я не сделал это.
Силье могла добраться до нее только одним способом — с помощью стационарного телефона, и она звонила довольно часто. Главным образом ныла, чтобы Мея вернулась.
— Это имеет отношение к исчезнувшим девушкам, — заявила она в очередной раз. — Торбьёрн никак не может расслабиться. Он просит тебя приехать домой, поскольку тут ты будешь под нашей защитой.
— Я здесь в большей безопасности, чем когда была с тобой.
— Не понимаю, почему ты так враждебно настроена.
Когда Мея рассказала Биргеру о звонках Силье, он только улыбнулся:
— Средства массой информации изо всех сил стараются нагнать страху. Привыкли делать из мухи слона. Исчезнувшие девушки — разве это материал для первой полосы? В том, что молодежь отправляется в дорогу, никого не предупредив, ничего сенсационного нет. Такое постоянно происходит. Анита и я проделывали то же самое, когда были молодыми, и с нами не случилось ничего плохого. Наоборот…