Однако он все равно потребовал, чтобы парни и Мея не катались нигде по ночам. По его словам, за воротами Свартшё росла коррупция и становилось все больше проблем, от которых им следовало держаться подальше. На всякий случай он начал запирать ключи от машин в бюро, несмотря на протесты Карла-Юхана и его братьев.
В Свартшё не было телевизора. Карл-Юхан не знал почему именно, но если верить ему, они всегда так жили. Главу семейства Мея не стала спрашивать, опасаясь нарваться на долгие разглагольствования вместо ответа. У них был компьютер, но Биргер не спускал с него глаз. Ее попытка проверить Фейсбук вызвала явно недовольство с его стороны.
— Когда ты перестанешь быть такой наивной, Мея? Социальные сети — лучший способ наблюдения за нами.
Радио, очень специфическое радио, и такие же специфические подкасты — вот что приветствовалось. По вечерам, когда они все собирались в гостиной, Биргер сидел в своем кресле, молитвенно сложив руки на груди и весь обратившись в слух. Больше всего ему нравился Джек Джонс. Этот американец из Би-би-си якобы прекрасно знал все тонкости механизма коррупции. Анита держала вязание в руках, спицы тихо позвякивали, соприкасаясь, словно непрерывно нападали друг на друга. Пер и Ёран валялись на диване, а Мея и Карл-Юхан предпочитали оленью шкуру у камина. Мее нравилось смотреть, как жар красит щеки Карла-Юхана румянцем, как языки пламени отражаются в его глазах. Этого Джека Джонса Мея не слушала, его голос был фоном, никоим образом не мешавшим им наслаждаться обществом друг друга.
Когда Джонс заканчивал говорить, Биргер обычно брал слово, требуя всеобщего внимания.
— Мея, малышка, тебе известно, как мы с Анитой познакомились? — спросил он однажды вечером.
Братья отреагировали на его слова громкими стонами и вздохами, но Биргер и ухом не повел. Мея сразу выпрямилась, поскольку вопрос был задан ей.
— И как же? — вежливо поинтересовалась она
— Ну, это случилось, когда мы стали братом и сестрой.
— Биргер, в самом деле!
Спицы замерли в руках Аниты. Комната тут же наполнилась громким смехом, и, посмотрев на Карла-Юхана, Мея увидела, что тот покраснел.
— Не биологическими, конечно, — уточнил Биргер. — Просто в юности мы оказались в одной приемной семье, вот так и породнились.
— Стоило мне увидеть ее, — продолжил он и показал на Аниту, — я уже знал, что как сестра она меня не устроит. Она ведь была красавицей по меркам того времени, точно как ты, Мея. Фатальная женщина, способная вскружить голову самому холодному мужчине, даже не пытаясь это сделать. — Он поцокал языком.
Анита смущенно покраснела.
— Естественно наш приемный отец положил на нее глаз. Хорошо еще, дом был маленький, с плохой звукоизоляцией, что помешало ему реализовать гнусные намерения. Я застал его на месте преступления, когда он пытался засунуть руку ей под юбку…
— Биргер, — одернула Анита мужа.
Спицы замелькали быстрее, зазвенели громче. Биргер подошел, положил руку ей на плечо и только потом продолжил:
— Я, конечно, врезал ему от души. Он ударился головой о стену и отрубился. Мы с Анитой подумали, что он концы отдал, так что собрали пожитки и подались в бега. Решили держаться подальше от всяких властей и заботиться о себе самостоятельно. Взяли судьбу в свои руки и без посторонней помощи стали счастливыми. Мне было семнадцать, а Аните на год меньше, когда мы оказались вдвоем против всего мира.
Биргер наклонился и поцеловал жену в темя.
Когда он снова продолжил, голос его слегка дрожал.
— Понадобилось десять лет, чтобы скопить на эти земли. И еще больше времени ушло, прежде чем появились мальчишки. Мы всего лишь хотели создать семью, иметь много детей, но даже за это пришлось побороться. Ёран родился после нескольких выкидышей. И пусть я никогда не верил в Бога, но в какой-то день уже находился на грани того, чтобы к этому Богу воззвать. А потом и двое других не заставили себя долго ждать. Так у нас появились трое ребятишек, и наши мечты сбылись.
Биргер впился взглядом в Мею и Карла-Юхана. Его нижняя челюсть выпятилась, когда он улыбнулся.
— Чтобы преуспеть в жизни, детки мои, нужен правильный партнер. Готовый делить с тобой и печали, и радости. Если такой имеется, можно осуществить любые мечты. Посмотрите на нас.
Он повернулся к Аните и, взяв ее руку в свою, поднес к губам. При этом он чуть не проткнул глаз спицей, чем здорово развеселил сыновей.
А Мея подумала о Силье, о том, как мать постоянно искала себе мужчину и ни с кем не оставалась надолго. Подумала, насколько несчастливой и беспокойной стала ее собственная жизнь из-за вечных поисков матери. Она положила голову на плечо Карлу-Юхану и пообещала себе никогда не следовать примеру Силье.
«Я должна двумя руками держаться за мою любовь», — подумала она.
Во сне он всегда находил Лину лежавшей в воде. Бледную под темной поверхностью. Распухшую от долгого пребывания в озере. Когда он вытаскивал ее на берег, повторялась одна и та же история: он стаскивал с себя футболку и закрывал мокрое тело дочери, но вода продолжала струиться по волосам, вытекала изо рта и пустых глазниц. Поток нарастал и каждый раз уносил Лину неизвестно куда. Он просыпался, и постельное белье всегда было влажным.
Из объятий сна его вырвала гроза. Он сел на кровати и вздрогнул, оглядев себя в свете вспышек молний. Все его тело украшали синяки и ссадины после ночей, проведенных в лесу. На распухших от комариных укусов запястьях запеклась кровь — вероятно, он расчесывал их, когда спал. Все тело зудело и воняло.
Лелле встал и пошел в душ. Ему вспомнилось, как он прижимал пистолет к ребрам Варга и уже был готов выстрелить. Его затрясло, несмотря на горячую воду. Он закрыл лицо руками и безудержно зарыдал.
Электричество из-за грозы отключили, и он на ощупь пробрался в кухню, оставляя за собой мокрые следы. Только успел найти свечи, как ожил мобильник. Голос Анетт подозрительно вибрировал, и в душу сразу закралась тревога.
— Я звонила на домашний номер, но ты не ответил.
— Я был в душе.
— Ага.
Она замолчала, явно собираясь с духом. Это не предвещало ничего хорошего. Лелле зажег свечи свободной рукой и сел за стол. Он слышал ее дыхание.
— Я звоню, потому что мне надо кое о чем тебе рассказать… Пожалуй, это станет шоком для тебя… Я была почти уверена, что уже слишком стара для этого, но оказывается…
— Говори, — перебил он ее резко и подумал: «Вряд ли меня теперь что-нибудь удивит».
— Я беременна, — промямлила Анетт. Раскаты грома заглушили ее слова.
Лелле плотнее прижал телефон к уху:
— Что ты сказала?
— Я беременна. У нас с Томасом будет ребенок.
— У вас с Томасом будет ребенок?
— Да.
Лелле рассмеялся, хотя в этом не было ничего смешного. Посмотрел в сторону своего кабинета и, когда снова сверкнула молния, увидел, что дверь приоткрыта. Как много времени прошло с тех пор, как они лежали там? Он и Анетт.
— Ты уверена, что это ребенок Томаса?
— Само собой…
— Если я правильно помню, не так давно мы…
— Все это забыто и мхом поросло. То, чем мы занимались, не играет никакой роли…
— Ага, ясно.
Свечи отбрасывали длинные тени на стол.
— А Лина? — спросил он после паузы.
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя уже есть один ребенок — дочь, исчезнувшая три года назад. Мы должны тратить всю нашу энергию на ее поиски, ты так не считаешь? Или таков твой способ продолжать жить: родить нового ребенка вместо того, который у тебя уже есть?
Голос Анетт на другом конце линии задрожал.
— Надеюсь, способность радоваться вернется к тебе в один прекрасный день, — сказала она. — И ты придешь в себя.
Утром он получил назад свою машину. Хассан выглядел слегка смущенным, когда протянул ему ключи, сказав, что никаких следов человеческой крови не обнаружено.
— В следующий раз, когда ты собьешь оленя, тебе надо написать заявление, чтобы мы смогли связаться с саамами.
Рука Лелле задрожала, когда он взял ключи, ему не терпелось снова отправиться в дорогу.
Он сделал это почти сразу же, не дожидаясь ночи. Курил с закрытыми окнами, так что дышать становилось все тяжелее. Пепел, кружась, падал на приборную панель и держатель для термоса. Но его это нисколько не волновало. Он вспоминал, как все было в первый раз, когда Анетт рассказала ему о своей беременности. Они только недавно съехались, и он сварил яйца на завтрак. Анетт крепко спала, он разбудил ее, и она сказала, что яйца отвратительно пахнут. Странно было это слышать, потому что она любила яйца. Потом, сидя за столом в махровом халате, она заявила, что ее тошнит от кофе, и Лелле уже было подумал, что они съехались слишком поспешно, оказывается, он плохо знает эту женщину. Анетт стояла у приоткрытой двери на террасу, он подкрался к ней сзади и, сунув руку между полами халата, взял ее за правую грудь. Он сделал это игриво, без всякой мысли причинить неприятное ощущение, однако Анетт закричала, словно ее ударили ножом, а потом разрыдалась. Сквозь всхлипывания она сообщила ему, что ей на аборт в следующий понедельник, и показала письмо из районной поликлиники. Так ему все стало известно.
Он настоял, что отвезет ее. Анетт сидела, сердито поджав накрашенные губы, и таращилась на еловый лес; всем своим видом она демонстрировала нежелание разговаривать. После Варутреска она пожаловалась на тошноту и сказала, что ей надо выйти. Лелле курил, пока она блевала в придорожную канаву.
— Вот видишь, ты не готов стать отцом, — поддела она его, когда вернулась. — Ты же дымишь как паровоз.
— Я брошу сразу же, если мы сохраним ребенка.
Он держал недокуренную сигарету в пальцах, а Анетт подошла так близко, что он учуял, как от нее воняет кислым. Они стояли и зло пожирали друг друга глазами, но в конце концов Анетт вытерла рот тыльной стороной ладони и устало опустила плечи.
— Гаси сигарету, — сказала она. — Я хочу домой.