— Тебе действительно так надо уезжать? Разве ты не можешь остаться здесь? Со мной.
— Я опоздаю на автобус, если ты не отпустишь меня.
Он крепко держал ее одной рукой, а другой взъерошил волосы. Мея вырвалась:
— Обязательно было портить мне прическу?
— Какая разница? Перед кем тебе красоваться?
Ни Биргер, ни Карл-Юхан не верили, что она закончит гимназию. Считали ее затею пустой тратой времени. Мее пришлось неоднократно объяснять, что она пообещала самой себе получить аттестат и добиться в жизни большего, чем Силье. Та бросила школу, когда забеременела.
— Твоя мать ничего не потеряла, — сказал Биргер. — Произвести на свет ребенка значительно важнее, чем сидеть за партой и позволять промывать себе мозги хитрым лакеям шведского государства.
Она могла бы уступить, поскольку не любила школу. Причина самая простая: они с Силье никогда не жили на одном месте достаточно долго, чтобы успеть привыкнуть. Каждый раз, как только она начинала осваиваться в новом классе, упакованные сумки уже стояли в прихожей. Силье абсолютно не заботило, что учебный год в разгаре, если у нее вдруг возникало желание переехать. Но именно это и служило стимулом для Меи. Она не хотела повторить судьбу матери. Стремилась найти свою дорогу в жизни.
До Серебряной дороги, где ходил автобус, было три километра. Ни у кого не находилось времени подвезти ее, поэтому она шла пешком, что в предрассветных сумерках не доставляло особого удовольствия. Биргер предупредил ее, что в темном ноябре это будет не слишком приятно. Он оказался прав. Лес черной стеной окружал ее с двух сторон, и Мея старалась не отрывать глаз от тропинки, змеившейся перед ней, лишь бы не видеть теней между деревьями.
Код от замка ворот состоял из восьми цифр, которые ей пришлось запомнить, поскольку они не разрешили записать их. Позднее она узнала, что это была дата рождения Биргера. Ворота громко заскрипели в тишине, и она почувствовала на себе взгляд хозяина усадьбы — он явно наблюдал за ней из окна. Мея тщательно закрыла ворота и трусцой побежала мимо уже почти облетевших берез. Ей показалось, что в воздухе пахнет снегом.
Она запыхалась, пока добралась до трассы, и встала на обочине, чтобы водитель автобуса не проехал мимо. За рулем сидел маленький мужчина с красным лицом, он пил кофе из термоса и частично проглатывал слова, когда спросил что-то. Кажется, задал вопрос о Биргере.
Автобус постепенно наполнялся школьниками из окрестных деревень. Она не видела домов, только указатели, показывавшие куда-то между деревьями. Все радостно здоровались, и в салоне скоро стало шумно. Мея прислоняла лоб к холодному стеклу, когда кто-то входил, или делала вид, что дремлет. Она чувствовала любопытные взгляды, но никто ей не докучал.
Таллбакская школа находилась в унылом желтом кирпичном здании. От окон тянуло холодом, и многие сидели в куртках. За вращающейся входной дверью в ряд стояли покрашенные в зеленый цвет шкафчики. Мея повесила свою куртку на крючок, полезла на полку, где лежали книги, и вытянула пластинку с круглыми синими таблетками. Отколупнула одну и проглотила без воды. Закрыв шкафчик, она увидела ухмылявшуюся Ворону, чьи розовые волосы торчали в разные стороны.
— Твои родители знают, что ты жрешь противозачаточные пилюли?
— Я переехала к Карлу-Юхану.
У Вороны глаза округлились от удивления.
— И он не знает? Ну, про таблетки?
Мея улыбнулась:
— Он хочет, чтобы я забеременела.
Когда он пришел в следующий раз, шиповниковый отвар был выпит. Он него пахло холодным воздухом и гнилыми листьями. Ей даже не пришлось спрашивать, закончилось ли лето.
— Меня радует, когда ты ешь, — довольно кивнул он.
На этот раз он принес булочки с корицей и молоко. Аромат, распространившийся по комнате, вроде как благотворно подействовал на обоих.
— Ты можешь ненадолго остаться? — попросила она.
От неожиданности он остолбенел. Глаза настороженно таращились на нее из дыр в черной ткани. Вместо ответа он опустился на пол спиной к двери и почесал щеки, словно под маской пряталась борода.
Она протянула ему пакет с булочками, изображая саму кротость:
— Тоскливо есть одной.
Кивнув, он взял булочку; черная ткань ожила, пока он жевал. Сама она не могла есть — от страха кусок не лез в горло.
— Ты не мог бы снять маску?
— Когда ты перестанешь задавать глупые вопросы?
Он ухмыльнулся, словно дразнил ее. Искорка надежды вспыхнула в ее сердце. Как бы заставить его смилостивится над ней?
— Ты сам их испек?
— Не-а.
— Купил?
— Я тебе ничего говорил насчет любопытства?
На нем был темный свитер фирмы «Хелли Хансен», растянутый внизу. Он взял еще одну булочку, прожевал, отряхнул крошки с груди. Услышав нотки раздражения в его голосе, она машинально прижалась к стене. Ему не нравилось, когда она задавала вопросы.
Он поднялся с пола и сел на кровать, невольно заскрипевшую под его весом. Она закрыла глаза, когда его пальцы заскользили по ткани ее футболки, а потом по телу. Он постучал костяшками по ее ребрам:
— Тебе надо есть, ты угасаешь прямо на глазах.
— У меня нет аппетита. Мне нужен свежий воздух.
Она заставила себя встретиться с ним взглядом, переступая через страх. Его белки были в красной сеточке, словно от наркотиков или бессонницы. Зрачки расширены. И от него по-прежнему пахло осенью.
Контакт глазами он воспринял как приглашение. Она попыталась вырваться, но он только сильнее вдавливал ее в кровать. Она впилась ногтями в его холодные пальцы, попыталась убрать их, чем разозлила его. Он силой ударил кулаком по спинке кровати.
— Тебе надо научиться быть благодарной, — прошипел он. — За все, что я делаю для тебя.
Она не видела, как он уходил, слышала только, как с шумом захлопнулась дверь. Потом снова наступило одиночество.
Уже начало смеркаться, когда Мея вышла из школы. Ворона стояла под плакучей березой и скручивала сигарету. Украшавший язык пирсинг обнажился и блестел, когда она облизывала бумагу. Розовые волосы завивались от сырости.
— Пойдешь со мной в пиццерию? Я угощаю, — пригласила она Мею.
— Не могу. Мой автобус уходит скоро.
— Тебе не скучно в Свартшё?
— Нет, мне нравится там.
— Понятно, у тебя же есть Карл-Юхан для времяпрепровождения. — Ворона огляделась и затянулась сигаретой без фильтра. — Как он? В постели, я имею в виду.
— Не твое дело.
— Черт, какая ты скучная! — Ворона громко рассмеялась. — Судя по цвету твоих щек, я бы сказала, что парень соответствует ожиданиям. — Мея подняла воротник, а Ворона продолжила: — Я всегда считала его милашкой. Немного странным, конечно, но милашкой.
Мимо них проехал автомобиль. Мея сразу же узнала ржавый кузов, и ей стало не по себе.
Торбьёрн опустил стекло, повис над рулем. Он был один, без Силье. Широко улыбнулся, поздоровался с Вороной, покачал головой, когда та выпустила в него струю дыма, затем спросил:
— Мея, у тебя найдется немного времени?
Она скривилась, обошла машину и села на переднее сиденье:
— Что-то случилось?
— Нет-нет, все идет своим чередом.
Торбьёрн поднял стекло, сделал тише радио. На приборной панели и в держателе для термоса валялись фантики от конфет, пахло в машине не очень. Мея положила рюкзак на колени, скосилась на часы. Автобус на Свартшё отправлялся через десять минут. Ей следует поторопиться.
— Чего ты хочешь?
— Дело касается Силье. Она спит целыми днями. Не хочет есть.
— Она перестала рисовать?
Он тяжело вздохнул, подтвердив ее худшие опасения.
— Запиши ее на прием. Но районной поликлиники будет недостаточно. Тебе надо найти психиатра.
— Что мне делать, если она откажется?
— Тогда забери вино и не давай, пока не согласится.
Он обеспокоенно провел пальцами по усам. Посмотрел на нее печальными, как у собаки, глазами:
— Честно говоря, это из-за того, что она скучает по тебе, и мне ужасно стыдно, что ты уехала из-за меня.
Мея посмотрела на желтое здание школы:
— Я уехала не из-за тебя.
Он выбил пальцами барабанную дробь по рулю под аккомпанемент щеток стеклоочистителя.
— Как у тебя дела в Свартшё?
— Хорошо.
— Все нормально с Биргером и его семейством?
— Угу.
— Как это — жить вместе?
— Прекрасно.
— То есть ты не жалеешь ни о чем?
Она прищурилась и посмотрела в сторону березы. Волосы Вороны выглядели необычно в сером свете умирающего дня.
— Нет.
— Здесь нечего стыдиться, скажи, если жалеешь. Вы же оба молодые, вся жизнь впереди.
— Я не жалею.
Кислое дыхание Торбьёрна наполнило салон, когда он вздохнул.
— Вы не могли бы приехать и поесть с нами как-нибудь? Ты и Карл-Юхан? Мы скучаем по тебе, как я уже говорил.
— Мм…
Он снова посмотрел на нее печальными глазами:
— Я с удовольствием стал бы твоим отцом, если бы ты только дала шанс.
Мея обняла рюкзак и потянулась к двери:
— Мне не нужен отец.
Она лежала на кровати и играла с собственной тенью. Строила планы своего освобождения вместе с силуэтом, пристроившимся по соседству на стене. Ей следует держать ведро-туалет наготове, когда откроется дверь. Плеснет ему в глаза мочу, чтобы он не видел, как она поднимет тумбочку, единственный предмет в комнате, который можно использовать в качестве оружия. Ударит его со всей силы по голове, лишит сознания и пробежит мимо него. Вверх по лестнице. Она не знала, что там снаружи, есть ли еще запертые двери, но решила рискнуть.
Порой его не было по несколько суток — кто ж его знает, когда он придет. Часов у нее не было, и ориентировалась во времени она по еде Если он долго не появлялся, еда засыхала или портилась. Иногда она боялась, что дверь уже никогда не откроется. Это казалось странным, но при всем страхе перед ним ей хотелось, чтобы он поскорее пришел. Подохнуть в одиночестве — это было страшнее.