Хайранг молчал. Он опять крутил в пальцах застёжку плаща.
– Что долина? Она уже нас не прельщает? – воззвал Янгред. – Её не отдадут, если кто-то будет разбойничать!
Хайранг только ещё мрачнее вздохнул.
– Объясню прямо. Всё хуже. Многие отчаянные головы желают идти прямо на неё, отправить туда часть войск сейчас. Формально всё по договору: мы выгнали войска Луноликих с немалой части территории Хинсдро. Мы в своём праве. Долина уже наша.
– Не говори мне о таком. – Янгред едва ли не оскалился, вовремя спохватился. – До столицы ещё идти и идти. Все те, кого мы «выгнали», – там. Никаких интервенций, мы не уподобимся поганым осфолатцам.
– Тогда вот тебе мой совет, – ответил Хайранг. Он сбился с сухого «вы» и даже не заметил этого. – Поговори с Хельмо, но если не утрясётся… помни. Нельзя отпускать наших солдат гулять по этим землям одних. Нельзя. Они слишком глубоко вмёрзли в лед и не вернутся туда просто так.
Собственные опасения, озвученные человеком, чьему здравомыслию он прочно доверял, ввергли Янгреда в ещё большее отчаяние. Он ничего не сказал Хельмо, радующемуся победе. Ссылаясь на усталость, Янгред скрылся от всех, едва начались молебны. И здесь, в комнате, окончательно почувствовал себя в клетке.
…Взгляд не отрывался от пляшущих на ветру занавесок. Казалось, они мечутся так же тревожно, как мысли в голове. Янгред вздохнул и сомкнул ресницы. Пространство перед веками окрасилось в красно-рыжий. Цвет солнца. Нет. Пламени. Пламя жгло, вместо того чтобы греть, и заставляло задавать пустые вопросы. В пламени все горели, горели и никак не могли сгореть собственные слова. «Слово чести». Чести. Чего стоит честь?
– Я знал, что что-то не так.
Голос рядом заставил болезненное марево дрогнуть. Янгред открыл глаза, с усилием повернул голову и понял, что больше не один. Сколько он вот так простоял, прислонившись к подоконнику, пытаясь ветром выдуть из мыслей тревогу а на деле увязая в ней лишь глубже? Хельмо, незаметно вошедший, пристально на него смотрел; возможно, даже давно.
– Что-то не так, – тихо повторил он, не здороваясь. – Ты ведь не выпить меня позвал, не поболтать? Прости, если долго, я пришёл как смог, спешил… что случилось?
– Нет, не долго. – Почему-то стало хуже от этих извинений.
Янгред попытался улыбнуться, начал искать нейтральные слова – что-то, чтобы начать издалека. Но серые глаза, сейчас не кажущиеся детскими, не изменили требовательного выражения. Хельмо не любил ходить вокруг да около. Это пора было понять.
– Тогда говори. Твои все гадают, почему тебя нет. Я тоже. Мы беспокоились.
Беспокоились… Янгред сделал вдох и произнёс:
– Мои… в таком случае они лицемеры, Хельмо. Знаешь, младшие командующие на днях доложили мне о волнениях в рядах войск.
Он не говорил много, не назвал имён – только признался, что волнения пошли от людей, пользующихся безоговорочным доверием. Его, никогда не чуравшегося насущных денежных вопросов, сейчас удивительно отвращала необходимость постоянно произносить «золото», «деньги», «плата»; отвращала просто потому, что он не сомневался: Хельмо не может обманывать, не может темнить, не такой человек. Но говорить приходилось. Хельмо слушал не перебивая и продолжал молчать, когда Янгред почти умоляюще закончил:
– Я надеюсь, и они, и солдаты ошибаются, и вы просто прячете это золото надёжнее.
Хельмо устало зажмурился, но только на секунду. Спасибо, что хотя бы не заюлил.
– Они не ошибаются. – Ровно, утомлённо. – Увы. Всё действительно непросто.
Ему же послышалось? Янгред даже мотнул головой.
– Что?..
Хельмо прислонился к подоконнику рядом и, ссутулив плечи, посмотрел вниз. Ветер тут же заиграл белокурыми волосами, кидая пряди на лицо, скрывая его выражение. Что там было, досада, страх, стыд? А впрочем… не плевать ли? Нет. Не плевать. Это и плохо.
– Казна была почти пуста, но мне отдали всё, что осталось. Дядя предложил заплатить не половину суммы, а меньше, зато вперёд; не в середине пути, как указал в договоре, а при встрече. Чтобы никто из вас не усомнился, чтобы…
Янгред усмехнулся. Он и не представлял, что Хельмо в принципе способен складывать такие простые, ничем не окрашенные слова в такие мерзкие, тошнотворные предложения.
– Чтобы пустить мне пыль в глаза?
– Не тебе! – Хельмо уязвлённо повернулся к нему, и гневное отвращение – от одного только сверкания глаз – сцепилось в груди с другим чувством, сцепилось, как драная псина со снежной лисицей. – Он пообещал, что всё недоплаченное вы получите в столице. Пообещал даже больше. Вы…
– Значит, ты пошёл на обман сознательно.
Хельмо дёрнулся, как от оплеухи, но не заспорил. Он только чуть понурился, и лисица – безнадёжная тоскливая жалость – дрожащей лапой нанесла псине удар.
– Не думал, – ровно, как только мог, заговорил Янгред, – что ты смыслишь и в политических хитростях. Оказывается, смыслишь. Но мой тебе совет на будущее: чтобы проворачивать такое без проблем, не подрывай к себе доверия. Атаки с массовой гибелью солдат, которым не суждено увидеть обещанные деньги, его определённо подрывают.
Звери в груди грызлись до визга. Янгред знал, что бьёт, не хотел бить и всё равно бил – точно по незажившей ране. Но и в этот раз Хельмо выдержал и взгляд, и слова. Лицо осталось непроницаемым, лишь глаза по-прежнему ярко блестели, выдавая подступающую злость.
– Я ничего… – Он запнулся, облизнул губы, прикусил верхнюю. – Я ничего не проворачивал. Я просто должен спасти свой дом. Почти любой ценой.
Янгред, в первый миг вспыхнувший, вдруг наоборот почувствовал озноб.
– «Почти»? – вкрадчиво переспросил он, борясь с нервным смехом. – Как Имшин? И что же удержало бы тебя от великого спасения родины нашей кровью?
Хельмо опять вздрогнул, но смотрел всё так же прямо и решительно.
– Будь у меня малейшие сомнения, что дядя – пусть с отсрочкой – выплатит вам всё, что обещал, я не стал бы так поступать. Но…
Янгред не выдержал и всё-таки засмеялся. А в ушах звенел, звенел звериный вой.
– У тебя были гарантии? Или ты не сомневаешься лишь потому, что он пообещал?
Хельмо без колебаний кивнул.
– Он государь, Янгред. Он всегда держит…
Доверие. Ах да, тут всё на доверии. Как же глупо. И он сам играл по этим правилам?
– Государи держат где-то треть обещаний в среднем, – осклабился Янгред. – Наиболее незатратно выполнимые. Пора тебе это уяснить.
Хельмо выпрямился и отступил от окна. Больше Янгред не видел его лица.
– Ты его не знаешь.
– Ты, возможно, тоже. Хинсдро Всеведущий – умный политик, но ты не думал, почему в народе некоторые зовут его Гнилым? И о том, как славно два прозвания работают вместе?
Когда Янгред развернулся, кулаки Хельмо сжались. А вот глаза стали спокойными, как и голос.
– Ладно, довольно. Завтра мы снимаемся и идём на Озинару. Это богатый монастырский город, он осаждён больше месяца. Он очень важен, за ним главная дорога на столицу. В договоре указано, что именно после Озинары вы получите свою половину денег. Там…
– Сколько Басилий мы будем штурмовать в пути? – перебил Янгред. Хельмо осёкся. – Посмотри вокруг. Просто посмотри. И очнись.
Хельмо молчал – но именно от его молчания, кричащего молчания, дробящегося в блеске усталых глаз, полурастерзанная лисица всё же впилась псу в глотку и сбросила его с себя. Жалость победила гнев. Янгред сделал к Хельмо шаг, ощущая босыми ногами прогретый солнцем дощатый настил. В Свергенхайме пройтись по какому-либо полу босиком было немыслимым. Даже в тёплое время.
– Люди встревожены, – снова заговорил он, борясь с ощущением, будто стоит на раскалённых углях. – Сегодняшняя победа подняла их дух, но ненадолго. Мы очень выносливый народ, Хельмо. Привыкли ко льду, к пламени, к пеплу, которым дышим несколько недель в год. Нам не страшно ночевать без крыши и идти двадцать часов без перерыва. Но мы не хотим умирать просто так. – Янгред помедлил и всё же шагнул ближе, совсем близко, ещё чуть-чуть – и коснулся бы лбом лба. – Страх слепит тебя, я знаю, ответственность – торопит. Но попытайся понять, почему всё упёрлось в деньги. Во что ещё?.. – Губы невольно скривились. – Мы действительно на многое готовы, Хельмо. Но мы наёмники. Солдаты хотят однажды вернуться, а если не вернутся, – чтобы их семьи что-то получили. А мой долг… – Янгред запнулся. Он стоял точно против Хельмо и видел его опустевшие глаза, – привести домой побольше живых. И защищать их в походе. Даже от тебя.
Он уже был мёртв – пёс гнева. А лисица тоскливой жалости выла над его трупом.
– Я понимаю. Всё понимаю. Ведь долг у нас один.
Ответ, казалось, унёс ветер – так тихо он прозвучал, но головы Хельмо не опустил. Янгред в очередной раз лихорадочно подумал: они одного роста, почти одного возраста, так похожи и так сдружились… но разделяет их что-то, что не преодолеть. Никак. И вместо того чтобы промолчать, подождать, он неожиданно для себя заговорил снова, оправдываясь:
– Я пытался. Я уже остановил их после совета. Они готовы были бросить тебя раньше. Готовы были прямо из леса свернуть домой. Я не смогу удерживать их вечно. Я…
Хельмо бесшумно отступил.
– Не можешь. И не нужно. – Он бросил взгляд за окно и снова – на Янгреда. Глаза по-прежнему ничего не выражали. – Уходите. Если веры нет, воевать вместе бессмысленно. В Басилии тоже нашлись добровольцы. И пришли уцелевшие из Ринары. Мужчин мало, больше женщины и юнцы, но тоже неплохо. Мы идём дальше одни.
Янгред молчал: просто не верил. Он ждал уговоров, обещаний, угроз, в конце концов – увещеваний, что их связывают обязательства, не говоря о другом, напоминавшем о себе шрамами на руках, теплом походных костров, мягким кошачьим мехом. Нет. Ничего.
– Когда всё закончится, мы пересмотрим договор. Возможно, хоть часть земель вы получите. И «золотой» обоз вы можете забирать. Полной доли каждому не выйдет, но кое-что наберётся.