В отдалении, с запада, раздался наконец стук копыт. Всадник был один, и Янгред не стал оборачиваться. Не оглянулся он и когда услышал знакомые шаги; вместо этого, наклонившись, бросил в огонь пару веток. Под Инадой было действительно промозгло. Сегодня это ощущалось особенно, как и тревожный, пряно-соленый ветер с моря.
– Позволите?
Хельмо остановился по другую сторону костра, кинувшего всполохи на его остроносые сапоги. Он тяжело дышал. Янгред снизу вверх оглядел его – растрепавшиеся волосы, разрумянившееся лицо, запыленная одежда. Обратно явно мчался еще быстрее, чем отсюда.
– Конечно, садитесь.
– Садись.
– Что?.. – Янгред потер лоб. Видимо, далековато ушел в мысли.
Хельмо опустился на траву напротив. Во взгляде Янгред увидел теплый живой блеск – блеск недавней бешеной скачки, приметный и одинаковый у всех, для кого верховая езда не просто опостылевшая необходимость, но что-то сродни лекарству от тяжелого сердца. Это заставило слабо улыбнуться: Янгреду такое лекарство тоже помогало лучше многих. Хельмо улыбка не обнадежила, он быстро потупил голову.
– Мы почти не используем вежливое «вы», – заговорил он. – А в вашем наречии оно в ходу лишь при обращении низших к высшим. Я не выше тебя. И точно не умнее.
Так вот как он извиняется: делает шаг ближе. Осторожно, смущенно, и прав Лисенок: это свергенхаймская черта, на Пустошах дела ценнее слов. И все же Янгред скрыл, как удивился. Осклабился, поправил небрежно:
– Я лишь опираюсь на грамматику Осфолата, у них «вы» всюду. Никакого раболепства, чистая лень переучиваться.
Хельмо посмотрел исподлобья, так устало и виновато, что сердце смягчилось.
– Грамматика не так разнится. На «ты» выйдет короче.
– Хорошо. Как хочешь.
Они замолчали, недвижно сидя друг против друга и греясь у огня. Настоящее злорадство, советы вроде «Впредь слушай меня» все не приходили, а досада сменялась жалостью. Янгред давно привык к простым истинам: что в любой момент тебя могут предать, что самый близкий может бросить, что добросовестность и щедрость не растут на деревьях, а вышибаются с кровавым потом. Но, узнав сотни людей, он принял и другое: так живут не все. Есть те, кто вырос в тепле. Те, кто не знал жестокости. Те, кто поэтому сами долго могут быть добрыми и доверчивыми. Жребий, не более. Тем тяжелее им, когда на пути попадаются змеи. Зачем судить того, кто наступил на змею? Важнее ему поскорее помочь.
Но совсем промолчать Янгред не мог: душу ему здорово вымотали, а все из-за горки яблок! Так что когда ветер сменился, он убрал за спину прядь, поменял положение, сдвигаясь со стороны, в которую улетал дым, и невинно уточнил:
– Итак? Сколько деревень мы разграбили? Кого изнасиловали?
Хельмо опять посмотрел в упор, понурый, но не раздосадованный тем, к какому ответу его призывают. Облизнув губы, покачал головой:
– Я доехал до ближайшей и уже знал, что ошибаюсь. Я знал это, уходя. Просто…
– Понимаю. – Янгред прищурился. – Неблагодарные дикари, надо было показать им.
– Да-да. – Хельмо криво усмехнулся; с его щек все не сходил румянец, теперь, наверное, стыда. – Я, чтобы путь не был совсем бессмысленным, спросил, не пугали ли жителей рыжие люди… но их напугал, скорее, я, они решили, что я приехал забирать солдат силой. И я решил скорее вернуться. Извиниться. А теперь вижу, что придется тебя еще и поблагодарить. – Хельмо глянул на лошадь. – О чем я думал, Янгред? И как… как же так?
Что ж, он о многом догадался сам. Нахмурился – морщины, заметные даже когда он был безмятежен, прорезались особенно четко, будто нарисованные. И с чего они так рано появились? Не давая себе об этом гадать, Янгред поспешил уточнить:
– Это сонное зелье, не отрава, так что план сложнее. Ждем гостей.
Хельмо кивнул. В его лице не читалось и тени страха; оно оставалось сосредоточенным, постепенно бледнело. Слава богам, он понимал: не время переживать из-за предательства. Предательство совершили, и, прежде всего, с ним надо что-то делать.
– Твои люди в Инаде, – выдохнул он. – Проклятье. Это ведь я настоял…
– Не стоит беспокоиться, – уверил Янгред. – Они получили распоряжения. А именно спать посменно, не прикасаться к местным угощениям и вовремя дать знак, если на них нападут. Думаю, тогда же придут и к нам.
Хельмо все глядел на него. Вспоминал, видно, как прошлый разговор о «распоряжениях» Янгред обратил в шутку. Еще ведь колебался, надеялся… было бы на что.
– Как поступим теперь? – тихо спросил Хельмо. – Чем… ответим?
Янгред пожал плечами. Он понятия не имел, но пока старался это скрыть даже от себя.
– Все ждут знака, – осторожно начал он. – Ты тоже скажи своим, чтобы не расслаблялись, особенно командирам. И… – на ум пришло лишь насущное, – отдохни, чтоб соображать лучше. Пара часов еще наверняка есть. А дальше будет и ответ.
– Ты-то спать не будешь, – вставая, возразил Хельмо мрачно.
– Ну да! – Янгред постарался изобразить веселье. – Посторожу, что нам еще подарят! Не представляешь, как я на самом деле падок на дары.
– Вижу. – Хельмо помедлил, но улыбнулся в ответ и вдруг добавил, тише: – Что ж. А мне, значит, пришло время лить слезы. Союзник меня подвел. А вот спать – не усну.
Стоял он прямо, расправив плечи. Что бы ни творилось у него в сердце, заперто это было на семь замков. Определенно… не так он представлял начало кампании. Но бодрился. И Янгред, не зная, как еще его поддержать, просто предложил:
– Тогда возвращайся ждать вместе. Только, боюсь, тебе потребуется много времени, чтобы все объяснить.
Но тут Хельмо уверенно покачал головой:
– О нет. Мои люди поверят мне куда быстрее, чем я тебе, – тон его стал горьким. – Во-первых, я свой. А во-вторых, многие повидали еще меньше битв, чем я, а вот подлостей – больше. Ну а Инаду не зря зовут Нравной Невестой.
– А вашу столицу? – невольно заинтересовался Янгред. Безликим высокоградам, служащим большинству населения лишь временным приютом от огня, не давали прозвищ. Даже вместо имен у них были цифры, а меж собой их различали по цвету крыш.
– Лебедицей, – мягко проговорил Хельмо. – То есть Верной.
– Почему? – Янгред понимал, что для таких праздных бесед не время, но удержаться не смог. – При чем тут птицы?
Все-таки влекла его эта… одушевленность. Но тут Хельмо вразумил его:
– Я обязательно расскажу. Тем более ответ лежит в той самой долине. Вашей.
«Вашей». Янгред вздохнул, но промолчал, подумав вдруг, не со страхом даже, а с отчаянием: цена приобретения окажется куда выше, чем он и братья воображают. Именно потому, что у всего в этих краях есть душа и с ней придется считаться.
Хельмо ушел. Вскоре со стороны солнечных раздались тревожные голоса, особенно выделялась звонкая шепелявая брань ушастого кочевника. Но звуки, всколыхнувшись, смешавшись и заполнив воздух на какое-то время, быстро стихли – видно, Хельмо правда хватило пяти-шести фраз, чтобы заставить своих спрятать излишнее волнение. Отлично. Для Инады лагерь должен был выглядеть мирным. Мертвым. Ведь пир закончился, кувшины почти опустели. Славная Имшин добилась своего.
– Хельмо… – прошептал Янгред, когда тот вернулся. – Вот. За мое здоровье.
Он протянул свою пустую чашу. Хельмо вскинул брови, но смекнул быстро, поднес ее к губам. Янгред кивнул, забрал чашу и сделал то же, что пару минут назад, – взял стоявший у ног дареный кувшин и «налил» повторно. Поднося чашу ко рту, шепнул:
– Ну что ж. Падайте. Хотя бы так отдохнете.
И, бросив чашу, он первым откинулся назад, в бархатно-росистую траву. Аромат ее хлынул в ноздри, метелки соцветий защекотали скулы, а над головой расстелилось вышитое бисером небо. Янгред улыбнулся, глубоко вдыхая. Там, за лесом, мурлыкала и рокотала все та же синяя кошка. Главное было теперь не задремать, старательно изображая отравленный сон.
– Вы опять назвали меня на «вы»! – Хельмо неловко, шумно и, скорее всего, болезненно рухнул рядом на бок. – Боже, какое-то безумие.
– Ты тоже назвал. – Янгред скосил на него глаза. – Прямо сейчас. И ты сам предсказывал, что сойдешь с ума. Кстати, сегодня.
Вообще он мог многое рассказать о по-настоящему сумасшедших вылазках, засадах и атаках. Как, пока он был более юн и очарователен, его пару раз переодевали в женскую одежду и засылали убивать часовых. Как кое-кто из его соратников спасся от погони в тележке, полной снятых с виселиц трупов. Как для одного дела пришлось вместе с чокнутым стариком-пиратом строить подводную лодку, а когда она начала разваливаться, всеми правдами и неправдами оттуда выплывать… Но судя по напряженному лицу Хельмо, которое можно было разглядеть за трепещущей на ветру травой, потрясений ему и так хватило. Он даже упавшие на лоб волосы убрать не решался и дышал через раз.
– Мне стоило «уснуть» раньше, – зашептал он. – Я же «выпил» первым.
– Я и пока ждал тебя, «выпивал» пару раз, – успокоил его Янгред. – И потом, твоей задушевной подруге будет приятно, что первым от ее коварства пал иноземец. – Он помедлил. – Кстати, можешь все-таки шевелить губами. Если у часовых и есть зоркоглазы, они не различат наши лица. Линзы дают искажения от яркого огня, да и тут всюду флаги…
С этими словами он осторожно осмотрелся. Вокруг правда колыхались красные и голубые полотна с золотыми солнцами, парочка серых с цветным пламенем. Будь Янгред пьян, мог бы вообразить, что спит в диковинном пестром лесу. В компании иноземного воеводы и чужой лошади. А что, все лучше, чем со свиньей в хлеву.
– В общем, расслабься, – лениво посоветовал Янгред и снова обратил взгляд к звездам.
Но Хельмо не унимался:
– Какой будет знак от твоих людей?
– Сразу заметишь.
«Если они успеют его подать». Янгред старался не воображать иного исхода, но подспудно, увы, допускал. Вот и сейчас представил на миг, что там, в Инаде, несколько сот солдат – между прочим, лучшие из частей Лисенка – уже лежат убитые или их тихо убивают сейчас. Зубы пришлось сжать, сдерживая рык. Нет, нет, не будет ничего такого. А если будет, Инада уже не расплатится.