– Что передашь в ответ? Я отправлюсь, как передохну чуток да переменю лошадь.
Одна черта неуловимо роднила весь ближний круг Хельмо – взгляды, вынимающие душу. Так глядел и этот юноша с ясными голубыми глазами, такими необычными в обрамлении темно-русых волос. Хинсдро поколебался, забыл даже о порыве. Снова стало отчего-то горько, тревожно. Он понимал: правильно передать благословение и благодарность. То, что содержалось в письме, определенно давало надежды и подтверждало: выбор предводителя Второго ополчения был верным. И все же…
– Пусть поторопится и не увлекается первыми удачами, – сухо сказал он. – Хитрости хитростями, но лунные в пути. И… – он помедлил, – по поводу денег наемникам. Они получат то, что обещано, здесь, так пусть и повторит. Я по-прежнему не могу ничего послать, в конце концов, это становится опасным.
Лицо юноши осталось предупредительно-бесстрастным. Он кивнул.
– Как угодно. Прощай, государь.
Чеканно развернулся, поспешил прочь. Хинсдро проводил его взглядом до ворот и только после этого затворил теремные двери. Ночь навалилась на него со всех сторон.
…Он прочел о том, что бунт в Инаде подавили вскоре после начала. А на следующий день Хельмо и некий блистательный иноземец уже вели армию, к которой прибавилось несколько сот ополченцев, вперед. Этому наверняка предшествовала цепь событий, которая не уместилась бы в одном письме. Но Хинсдро, невозможно усталому и по-прежнему смутно встревоженному, не хотелось о тех событиях даже гадать.
8. Цепь событий
– Ты точно в порядке? Готов?..
Хельмо кивнул, окинув Янгреда долгим взглядом. Особенно он задержался на окладистой черной бороде, в которой на заморский манер позвякивали медные бубенцы. Эта борода, скрыв почти всю нижнюю часть лица, сделала Янгреда неузнаваемым – как и богатый бордовый балахон поверх доспехов, как и густо-смуглый цвет лица, которого удалось добиться при помощи отвара из ромашки и луковой шелухи. Дальше осталось только зачернить брови и убрать волосы под чалму. С собой Хельмо проделал все то же, с одной разницей – оделся в зеленое, чалму нацепил желтую как цыплячий пух. Значительно преобразиться пришлось и «команде»; поглядывая на обнаженных по пояс, всячески изображающих матросское рвение солдат, Хельмо боялся одного: как бы грим не потек на жаре. Только не сейчас – корабль «Морской алмаз» уже входил в порт. С борта можно было рассмотреть башни, сады и бесконечное море чужих парусов.
Поворачивая штурвал, Янгред все-таки цокнул языком и завел свое:
– Говорю же, план со взрывом стен был проще…
– Впустить войска через ворота резоннее. – Хельмо нервно облизнул губы. – И человечнее.
– Но туда ведь нужно добраться? Через полгорода, молясь, чтобы никто ничего не заподозрил? – Янгред поскреб кожу ногтями, слабо дернул себя за бороду. – По-моему, очень заметно, что эта дрянь сваляна из лошадиного хвоста.
Хельмо улыбнулся. Его лицо тоже омерзительно кололо, а по спине под кольчугой катился пот. Но жаловаться было некогда, и он лишь, бодрясь, спросил:
– А не устрашились ли вы, огнейшество? Многовато ворчания.
Янгред, кажется, ухмыльнулся, густо подведенные глаза блеснули. Сделав знак «матросам» спускать часть парусов, он отозвался:
– Пришвартуемся – и увидишь, как я боюсь.
Хельмо не решился признаться, что самому-то ему страшновато. Страх креп с каждой минутой, с каждой волной, через которую грузно переваливался корабль, следуя за лоцманским суденышком. Только бы ничего не сорвалось… Хельмо обернулся. Высыпавшие на палубу девушки в мешковатых одеждах, скрывающих все, кроме подведенных глаз, посмотрели на него в ответ. Та, что стояла впереди, подмигнула. Бояться было нельзя.
– Я думал, ты вообще не поддержишь меня, – прошептал он Янгреду. – Ты прав, все это безумие.
– Любишь ты это слово. – Янгред поморщился. – Прекращай. Тем более, у нас отборный товар. – Он лукаво покосился назад. – Две дюжины отборных рабынь, кто устоит?
Хельмо кивнул, но сердце по-прежнему сжималось.
…Ночью, когда рыцари, ушедшие в Инаду, предупредили об опасности, взять город не удалось. В первые минуты после того, как «потешные» искры взметнулись в небо, думать об атаке было вовсе некогда. Имшин поступила умнее, чем мог предугадать даже Янгред, – морем выслала из города отряд и запустила лагерю в тыл. Бой начался на участке леса, что примыкал к побережью, еще несколько отрядов появилось из-за ворот. К счастью, инадцы, поняв, что план с зельем не сработал, быстро обратились в бегство. Но стоило броситься в погоню, и башенные пушки ответили стрельбой; орудия вывели и на укрепления вдоль стены – все пространство близ ворот простреливалось. Атаки в потемках оставили. Собрали совет.
Одного из напавших захватили, но добились от него немногого. Знал он лишь слухи: мол, не желает город больше быть острарским. Янгред оказался прав даже в большей степени, чем думал: не с Лусиль началась измена, Имшин и прежде склоняла мужа к простому: «Не Сычу мы присягали. Налоги дерет, плодит храмы попам на радость, а как питьевую воду нашу очистить или пару лекарей прислать – так нет денег». Карсо держался даже в Смуту. Бояре раскололись примерно поровну. Но вот наместника не стало, и все противники бунта, оставшись без его защиты, оказались в опале. Наступила бы тишина – до первого налогового сбора – но объявился Янгред, а за ним Хельмо. Враги. Царевы шавки. «А ты, ты что думаешь, ты сам кому верен, разве шавка я?» – обратился Хельмо к пленнику, но тот лишь, вытерев окровавленное лицо, смерил его тяжелым взглядом: «Я не думаю. Я служивый человек. Что сказал боярин мой, то и делаю. Дом защищу, что от тебя, что с тобой вместе».
Утром атаковали повторно, тоже неудачно. На новом совете Янгред напомнил, что мортир хватит, чтобы снести верхушку башни и, если рискнуть приблизиться, – пробить ворота. Хельмо отказался, вызвав недовольство огненных, да и многих своих. У всех были доводы. Восьмерица зло твердила, что «миловаться» с Инадой нечего, сломить, наказать – и ладно. Хайранг и Инельхалль рвались на помощь плененным рыцарям, но требовали предельной дипломатической осторожности. Некоторые их сослуживцы предлагали бросить город и начать поход, опасаясь, что не получат денег: в договоре с Хинсдро не говорилось об участии в «распрях». Хельмо внимал всем, с ужасом понимая: нужно справиться любой ценой. Не на кого надеяться. Проиграет сейчас – собственные солдаты, и так-то неуверенные в судьбе страны, окончательно падут духом, а чужие не признают в нем лидера, равного Янгреду. Равного… тот все молчал, в лицо не глядел, от чего становилось еще хуже.
В конце концов, когда сторонники и противники штурма начали ругаться всерьез, кто-то обозвал Инельхалль «бабой-дурой» и все схватились за оружие, Хельмо вышел в центр круга командующих и оборвал споры взмахом руки. Наверное, вид у него был как у ожившего покойника: кровь отхлынула от лица, голова кружилась. Не сразу, но настала тишина. Ледяной Клинок, напоследок сердито на кого-то пошипев, убрала в ножны меч.
– В Инаде, – собравшись, заговорил Хельмо с паузами, чтобы выровнять дыхание и чтобы успевал переводчик Свергенхайма, – наши союзники. От нее я жду людей. И не стоит уходить, оставляя в тылу такого врага. Что касается денег… – Он посмотрел на самого плотного из огненных офицеров, того, чьи доспехи украшало такое количество золоченых элементов, что слепило глаза. – Даже если царь не оплатит вам помощь… – Он развел руками и усмехнулся: – В договоре прописано, что вы не можете грабить наших жителей. Но никто не запретит вам грабить иноземцев, участвующих в заговоре. Ведь…
– Никто, – поддержал Янгред, проснувшись и верно истолковав брошенный взгляд. Лицо его тоже казалось белее прежнего, но губы уже растянулись в недоброй улыбке. – В крайнем случае я отвернусь.
– Мы оба, – заверил Хельмо, заметив, что кое-кто повеселел и навострил уши. Пиратские корабли явно были для язычников неплохим кушем.
– И все же. – Янгред поднялся с пня, на котором сидел, и прошел к Хельмо. Смерил его знакомым холодным взглядом, сощурился. – Я настаиваю на точном времени. Сколько отводим на это змеиное гнездо? Нам некогда тут зимовать.
Тон был резким, но Хельмо понимал: из-за первых провалившихся атак он тревожится о своих. Тревожится так, что прячется опять за маской «надменного принца». И тоже… оценивает союзника. Это утраивало ответственность за каждое решение. Но за бессонную ночь Хельмо успел многое обдумать, еще больше – вспомнить.
«Какие времена… такая и расплата». И средства. Времена – отчаянные.
– Двух дней должно хватить, – ровно произнес он и сам повторил то же на огненном языке. – Потому что у меня есть план.
Вокруг зашептались, несколько человек даже вскочили. Кто-то из младших иноземных офицеров закатил глаза, Инельхалль тут же пихнула его «железным» локтем. Светлый взор ее буквально пронзил Хельмо, от чего стало крайне неспокойно. На него таращились все, но именно этот взгляд он буквально осязал. Мелькнула дикая мысль: так могла бы глядеть покойная мать – откуда-то, где находится сейчас. Она, по слухам очень лихая, вероятно, одобрила бы то, что он задумал. А значит, нужно пробовать.
– И какой? – Губы Янгреда опять дрогнули в усмешке, недоверчивой, но беззлобной. Хельмо даже почудилась там надежда.
– Дикий. – Уверенности в сердце было куда меньше, чем в интонации. – Подобное применялось в одной древней войне, и благодаря этому сняли осаду, длившуюся пять лет.
– Обнадеживающе, – осторожно подал голос Хайранг. – А у нас выйдет быстрее?
Но Янгред больше не скрещивал на груди рук. Он опустил их и крепко обхватил левой запястье правой. Судя по выжидательному взгляду, он готов был выслушать и помочь додумать. Подтвердил это вслух:
– Не терпится услышать, мировую историю я знаю прескверно.
Хельмо кивнул и наконец позволил себе улыбку.
– Я ведь правильно помню – по словам пленного, для купцов город открыт?..
Спустя час уехал первый гонец – тот, которого должны были увидеть часовые. Армия сняла лагерь и ушла в том направлении, в каком и собиралась, – на северо-восток. Спустя еще два часа несколько лазутчиков, посланных Хельмо в противоположную сторону, к побережью, отыскали, что требовалось, – бухту, где часто останавливались на отдых следующие в Инаду торговые суда. Туда Хельмо и Янгред направились с отрядом. На следующий день они, сами разряженные как шелковые купцы, и на позаимствованном у купцов корабле, уже шли в порт. Компанию им составляли «матросы», наспех покрашенные и обученные худо-бедно управляться со снастями. И девушки, конечно же, «рабыни», прекрасные и смертоносные. А вот чрезмерно тревожного Хайранга в итоге отговорили от идеи влиться в их общество.