то и дело ронял перо.
– Что мы не разрушим город до основания и не угоним людей воевать насильно, если она покорится, – сказал он.
Янгред фыркнул. Он в подобном торге видел очевидный изъян.
– Думаешь, она поверит, что ты мог бы так поступить? Ты и так к ней подлизывался с момента, как вы увиделись.
Хельмо глянул ему в лицо – без обиды, но так, будто услышал небывалую глупость. А потом – опять же, тоном, будто разговаривает с неразумным ребенком, пояснил:
– Я не мог. Но у меня есть ты. И ты в ярости, я едва тебя сдерживаю.
Янгред даже слегка опешил. Все звучало без тени шутки.
– Я… ты меня… что?
Хельмо сделал страшные глаза, но его губы дрогнули в вызывающе веселой улыбке: «Ну и что ты мне сделаешь?» Янгред с напускным негодованием оскалил зубы и стукнул его кулаком в плечо, хотя внутренне и сам уже давился смехом.
– Ты действительно пугаешь ее мной?
Хельмо продолжал улыбаться.
– А кем еще? Тем более сейчас, когда твои рыцари разгуливают по городу и ищут, чем поживиться на бесхозных кораблях. – Он помедлил. – Ты же не в обиде?
– Какая низость, – одобрил Янгред и понизил голос. – А ты написал, что мы еще насилуем кого попало?
Хельмо рассеянно потер висок.
– А я-то думаю, что же я забыл ей сказать.
Янгред не успел ответить: Хельмо вдруг вскочил с камней, а солдаты загомонили на двух языках, показывая пальцами на шпиль башни. Проследив за их взглядами, Янгред увидел там новый флаг – широкий, алый, с сияющим солнцем. Царское полотнище. Стремительно взвившись, оно задрожало на ветру вместе с синим знаменем Инады. Грохнул залп – в воздух. И стало очень, очень тихо.
Вскинув зоркоглаз, Янгред увидел: пушки откатили. За выбитыми окнами, в бойницах, на укреплениях, на крыше – нигде не было больше ни движения. Шевельнулось подозрение: а не попытка ли это выиграть время, не маневр ли? Но когда несколько человек из восьмерицы осторожно выступили вперед и прошли до крыльца, их не тронули. Белокурый юноша, слегка похожий на Хельмо, но ниже и плотнее, поднялся на первую ступеньку, прокричал пару приветственных слов, махнул рукой. И тяжелые створки главных дверей – резные, испещренные коралловыми зарослями – вдруг распахнулись изнутри.
Уставшие солдаты заликовали, а вот Янгред отчего-то вздрогнул. Взгляд не получалось оторвать от кровавого полотнища над крышей, дурное предчувствие не отпускало. Но в этот раз, в отличие от истории с фруктами, он даже не мог ничего себе объяснить.
– Есть! Идем! – Хельмо шагнул к крыльцу. Недоуменно обернулся. – Ну, что ты?
– Я… – Но слов не нашлось. Вздохнув, Янгред тоже сделал шаг. – Хорошо, только не зевай, ладно? Один раз она нас уже обдурила. Мне не нужен твой труп.
Хельмо поморщился, фыркнул, но кивнул и снял с пояса пистолет. Сделав то же, Янгред догнал его, и под своды замка они ступили плечом к плечу; остатки дружины Хельмо и несколько эриго последовали за ними.
В прохладной тени огромного холла пол блестел от осколков, деревца трещин бежали по стенам. С них упали круглые пейзажные полотна, в углу лежали несколько убитых стрельцов, чьи лица небрежно накрыли синей гардиной. Янгред поднял голову и увидел под потолком канделябр в виде клубка кораллов – он каким-то чудом еще держался на толстой цепи, но, казалось, тоже грозил вот-вот рухнуть. Хотелось скорее из-под него выйти.
Среди державших оборону выжило всего-то тринадцать стрельцов, двое капитанов Пиратской Вольницы и несколько шелковых наемников; некоторые были ранены, но по-прежнему стояли на ногах. С ними проблем не возникло: все, едва увидев солдат, молча, покорно опустились на колени. За спинами этих горе-защитников укрывались трое испуганных девушек – видимо, челядь Имшин – и пятеро понурых безоружных бояр. Последние тут же бухнулись Хельмо в ноги, один попытался поцеловать подол плаща. Хельмо не позволил – лишь вздохнул, опустил голову, пробормотал что-то про верность. На лбу отчетливо обозначились морщины. Похоже, он с трудом скрывал злость.
– Где Имшин? – Он возвысил голос, обрывая причитания: «Свет наш воевода, пощади…» – Это ведь она велела вам сдаваться?
Все молчали, только одна из служанок плакала.
– Где ваша госпожа? – повторил Хельмо резче, даже сжал кулаки вопреки боли.
– Мы все равно найдем ее. И будет только хуже, – пообещал Янгред, решив сыграть ту злобную роль, которую Хельмо отвел ему в письме. – Всем.
Видимо, он впечатляюще выглядел: девушки сбились в дрожащую стайку, а бояре заголосили пуще прежнего. А вот капитаны Вольницы и шелковые воины не поддались: наоборот, приосанились, набычились. Взгляд одного из пиратов – крупного, низкорослого, чернобородого – Янгред вдруг перехватил. Дурное предчувствие мигом усилилось.
– Велеречивая не пожелала ждать позора здесь, – с сильным акцентом произнес этот мужчина. Серьги-монеты звякнули в ушах, когда он тряхнул кудлатой головой.
– И где же она нас ждет?.. – Янгред опять попытался перебороть тревогу.
Пират мрачно улыбнулся, щеря желтоватые зубы. Все четыре клыка его были серебряными и очень острыми. Нелепо, но по спине побежали мурашки: ей-богу, крыса крысой, не будь на Янгреде доспехов, наверняка этот пират бы кинулся и впился в глотку.
– Госпожа не ждет, язычник. Госпожа сберегла только жизнь города.
Объяснения были излишни: правильно Янгред боялся, пусть и не того. Лихорадочно оглядевшись, он выругался. Не хватало для этого мерзкого дня только самоубийства!
– Где она?! – сорвался и Хельмо, подступил к пирату, схватил за плечо, но тот и ухом не повел.
– Свободна как ветер. Сами ищите.
Может, он и глумился, но, скорее всего, правда не знал, и тратить время, допытывая его, было рискованно. Янгред с Хельмо переглянулись и опрометью бросились через холл, ко второй паре резных дверей. Некоторые воины поспешили за ними. Под ногами захрустело стекло и зеркальное серебро.
– Разделяйтесь, ищите везде! – приказал Хельмо, распахнул створки и шагнул за них. Навстречу дохнуло каменным холодом. – ИМШИН!
Янгред замешкался отдать распоряжения тем, кто остался стеречь пленников, а, последовав за Хельмо, уже не догнал его – коридоры ветвились, дверей было много. Дикое место, сейчас так уже не строят… Каждая дверь, вероятно, еще вела к бесконечной цепи покоев: судя по помпезности замка, гостей тут принимали часто, так же как в Свергенхайме. Правда, гости Трех Королей в большинстве были местными, мало кто, кроме жителей Ойги, совал нос на Пустошь. У Имшин же наверняка гостило полмира – правители, купцы, пираты, заморские соотечественники. Как иначе объяснить такое обилие вещей? Даже коридоры напоминали огромную сокровищницу: всюду пустоглазые серебряные статуи древних воинов, подсвечники в виде всевозможных цветов, гобелены с гербовыми знаками едва ли не всех королевств. И холод, почему-то всюду – холод.
Янгреда вела догадка: если бы он был потерпевшим крах правителем, смерть предпочел бы принять на троне. Имшин королевой не была, но церемониальная зала в замке присутствовала, вне сомнения, и туда наверняка можно было попасть, не заблудившись по пути. Подумав, Янгред выбрал самые богатые двери, расположенные прямо против холла. Древесину местами позолотили, вправили в нее яшму и жемчуг. Рисунок изображал прекрасную деву в объятиях статного одноглазого мужчины, не Рыжую ли с ее пиратом?
Двери оказались заперты изнутри, и Янгред, укрепившись в догадке, хорошенько налег. Створки затрещали, но не поддались. Ладони, которыми Янгред сдуру уперся в золоченую поверхность, заныли так, что он, охнув, отпрянул. Даже в глазах потемнело.
– Имшин! – отдышавшись, осмотревшись и убедившись, что звать на помощь некого, крикнул он. – Это бессмысленно! Выходи к нам!
Показалось, что с той стороны прозвучали шаги – тихие, осторожные. Янгред толкнул двери еще, но то ли они делались с расчетом на штурм, то ли все силы порастерялись за день. Тогда, шепотом ругаясь, он просунул меж створок меч. Расширил щель, потом – убедившись, что препятствием служит задвинутый засов, – разрубил его. Толкнул снова. Двери отворились. Но огромная, золоченая, увешанная гобеленами зала была пуста, как и троны.
– Эй! – все же крикнул он еще раз, медленно убирая меч. Он не собирался угрожать градоправительнице, если застанет ее живой, а если нет, оружие вряд ли пригодится. – Не бойся. Хельмо простит тебя. Он, кажется, всех прощает.
Янгред не знал, зачем добавил это. Это не было воззванием, прозвучало слишком глухо. Скорее, отголосок собственных мыслей: за день он многое понял о новом союзнике, хоть и не разобрался пока, что с этим делать. Вздохнув, он пошел вперед. Стоило осмотреться: вдруг где-то есть, например, тайный ход?
С голубых гобеленов таращились морские чудища: спруты и аспидохелоны[6], русалки и мурены. На серебристых изображались сцены из вольной жизни города: пиратские суда, заходящие в гавань, пышные мистерии жрецов, даже оргии. Черные гобелены показывали битвы – не получилось рассмотреть выцветшие знамена воинов, но Янгред не сомневался: он видит покорение Инады. Черный цвет для черной исторической страницы.
Кое-что вдруг привлекло внимание, заставило остановиться у последнего гобелена и присмотреться. Вайго Властный – статный, длинноволосый, легко узнаваемый – был вышит золотом. Единственная золотая фигура среди всех, она точно светилась. А рядом, рука об руку, высился кто-то серебряный, явно шелковых кровей. Кто? Тогдашний правитель Инады? Нет, городом прежде правил совет, Карсо здесь – первый наместник… На мысли не удалось задержаться: впереди снова раздались тихие шаги. Янгред ринулся на шум и распахнул новые двери – тоже богатые, с русалками. Снова никого, и в следующих покоях, и дальше – но теперь шум вел его, а порой казалось, что он слышит и дыхание. Похоже, Имшин устала. Скоро все кончится. Хорошо бы она попалась кому-то в других комнатах, не хотелось ловить ее самому. Но выбора не было. Главное, чтобы не причинила себе вреда, Хельмо с ума сойдет.