Из большой танцевальной залы Янгред вылетел в новый коридор – у́же, темнее. Браслеты звенели слева, шум удалялся словно в никуда, но тут взгляд упал на винтовую лестницу – за скульптурой кита, в глубокой нише. Янгред бросился туда и убедился: по ступеням кто-то мчится вверх. Браслеты звенели все громче, испуганнее и ближе.
Собравшись с силами и ускорившись, он наконец увидел фигуру впереди – бордовая накидка развевалась от бега. Он рванул вперед, схватил ее за край, но она так и осталась в руке – а сама Имшин выскочила на крышу и захлопнула тяжелую, на этот раз грубо сбитую дверь. Со второй попытки Янгред ее распахнул, выскочил на воздух. Соленый ветер тут же ударил в лицо, и помимо воли он шатнулся, зажмурился, замер, переводя дыхание. Проклятье… тут даже природа словно за эту мятежницу.
– Имшин! – наконец позвал он, открывая глаза и делая пару шагов.
Крыша была широкая, устланная перламутровой черепицей и почти пологая. Море дышало холодом далеко внизу – в шепчущих волнах тонул багровый шар солнца. Воду можно было бы увидеть лучше, если пройти дальше. Имшин видела – стояла у самого края, прямая и спокойная. Смуглые плечи и спина были нагими; лишь черный лиф прикрывал острые лопатки. Волосы развевались гривой чудовища. Она не шевелилась.
– Тебе некуда бежать, – прошептал Янгред.
Ветер, похоже, донес слова: Имшин словно очнулась, опустила руки, сцепила за спиной. Закат напитал браслеты солнечной кровью.
– Я добежала. – Она сказала это ровно, не оборачиваясь. – Это тебе далеко.
Янгред приблизился еще на несколько тихих шагов.
– Послушай. Я понимаю, ты предпочла бы говорить с Хельмо…
Имшин рассмеялась – резко, неприятно. Встала вдруг на одну ногу, другую подхватила и, совершенно прямую, подняла к виску, повернулась так вокруг оси, будто танцуя, танцуя у самого края и дразнясь… «Мне нипочем ветер. Нипочем высота. И вы». Янгред в этот раз не шелохнулся. Он снова чувствовал неладное – во всем этом безумном бахвальстве.
– Нет, – донеслось до него наконец. – Я не хочу.
– Подумай, ведь он простит тебя. Он, кажется, всех прощает.
Янгред неосознанно повторил то, что говорил в зале – громче, тверже. Шагнул вперед, но расстояние по-прежнему казалось огромным. Сколько было у него времени? И было ли? Что творилось у этой гордячки в голове?
– Присягни ему, – собравшись, он снова подал голос. – Отпусти людей на помощь царю, отпусти сама. Вы один дом. Ты не должна предавать своих, тем более в такое время.
Видимо, он ошибся. Имшин обернулась так, будто ее ударили, и на Янгреда уставились мрачные глаза, подведенные кровавым. В них серебром горело то, от чего он не решился продолжить. Не обида, не упрямство. Ярость.
– Ты говоришь, «предавать»? Говоришь, «простит»? И за что же… – она криво улыбнулась, – за какое преступление вы собираетесь меня прощать? Вы, жадное ворье и глупый сброд? Вы, которым задурил головы такой же вор?
Она жалила – жалила из последних сил, жалила всех, до кого могла дотянуться. Но Янгред снова не поддался, решил вовсе сделать вид, что ничего не разобрал. И не такое он слышал от поверженных врагов. Не к такому привык.
– Где твои дети? – вспомнив первый разговор, спросил он. – Твои мальчики?
Имшин сузила глаза, увидев в вопросе подспудную угрозу.
– Тебе не достать. Их увез тот, кому я верю, едва ты только объявился.
Тут Янгред усмехнулся. Откуда-то он прекрасно знал, о ком речь.
– Увез? Не тот ли, на чьи серебряные клыки ты надеялась? И вот теперь он у нас в плену, а ты собираешься и его бросить? Своего главного защитника?
Попал в цель: Имшин вздрогнула, отвернулась, заговорила глуше:
– Интриги твоего двора подарили тебе зоркость. Но это не твое дело. Мои мальчики не будут разменной монетой в ваших торгах, и он тоже, поверь. Да и нечего, не на что менять.
Янгред медлил. Он не знал, к чему вести. Сулить, грозить, вразумлять, умолять? Не так много он сражался с женщинами лицом к лицу. Тем более, со вдовами, у которых целый клубок непонятных ему обид в сердце.
– Послушай, – снова попытался он. – Хельмо нужны люди. Чтобы защитить всех, включая тебя. Царь дорожит вами. Воля бессмысленна, когда вокруг воюют, пойми это.
Снова Имшин глянула через плечо. Показалось, поняла, сейчас кивнет – таким спокойным, задумчивым стал взгляд. Янгред даже готовился протянуть ей руку, как-то ободрить… Но вот она усмехнулась – снова недобро, криво – и сплюнула:
– Никогда. Никогда, нет, я никого не благословлю на спасение трусливой шкуры царя. Лучше сама с ним пропаду. Не Карсо я, не держит меня память.
И она еще немного шагнула вперед. Пальцы босых ног уже не касались крыши. Тело качнулось. Встревоженный, окончательно сбитый с толку, Янгред сделал еще два шага.
– Да за что же ты так ненавидишь Хинсдро? Ведь ненавидишь.
– Тварь? – вкрадчиво переспросила Имшин и опять засмеялась. – О, вижу, твой друг, – она будто намеренно не назвала Хельмо по имени, скривилась, – тебя не просветил. Может, и правильно, вернее будешь. А может, он еще наивнее, чем кажется…
И опять она качнулась. Янгред прикинул расстояние: было уже не так далеко; в несколько прыжков он бы ее настиг. Но теперь он медлил осознанно. Казалось, прервет разговор – и случится какая-то беда. Беда была здесь – сочилась кровью из сумеречных облаков, ревела в море. Была и там, внизу.
– О чем ты? – Даже голос немного сел. – Объясни, если… если любишь, любила его хоть немного! – Она все молчала. – Ему ведь за царя воевать! И он…
Янгред сам не заметил, как повысил тон, как туда прокрался тайный страх. Наконец начало доходить: эта безумица, возможно, не просто артачилась; возможно, пару дней назад Хельмо правильно сказал «Мы не знаем ее мотивов». Не о независимости города она сейчас говорила. И не о страхе перед Лусиль. Не боялась. Злилась. На что? Лучше было выяснить. Могла, конечно, лгать… а если нет? Хельмо так тепло говорил о дяде, так готов был за него погибнуть. Но Хельмо – это Хельмо. Вряд ли что-то скрывал, но не видеть мог.
Имшин плавно подняла руки, развела в стороны – браслеты опять зазвенели. Она запрокинула голову и посмотрела в небо, так и замерла – распятая на чем-то невидимом, не на собственном ли горе? Наконец, точно смилостивившись, устало произнесла:
– В нашей вере – в Небесный Дым, в бога Силу, породившего сущее, – мы, заморцы, жители Шелковых земель, все одной крови. А значит, в том лесу подло пролили кровь брата моего, позже, в огне, – кровь его крови, ведь они глядели в одно небо. Не прощу. – Тут и ее голос сорвался, даже зазвенел слезами. – Никогда, никогда не прощу…
– Да о чем ты? – снова шепнул Янгред. Голова шла кругом.
Имшин остро, но в этот раз даже с жалостью глянула на него. Поколебалась. Сомкнула ресницы, будто лицо его было ей противно. Отвернулась.
– И этого не знаешь… не знаешь, как не стало Грозного? Не знаешь, чьи места вы с Хельмо заняли подле чернокровца? – Слова падали к ногам как камни. – Жаль… значит, скоро вы оба позавидуете мертвецам. Прощай.
И, точно мышцы и кости ее все разом стали тряпичными, Имшин качнулась вперед.
Янгред, сорвавшийся с места на последних словах, настиг ее в падении и ухватил за запястье. Браслеты, соприкоснувшись с изувеченной кожей под перчаткой, едва не заставили разжать пальцы, но лихорадочным рывком он втянул Велеречивую наверх. Тут же она, шипя, полоснула его кинжалом по лицу. Он лишь по счастью уклонился так, что лезвие вспороло висок и скулу, не задев глаза или горло. Выучка опередила разум: Янгред ударил Имшин наотмашь, так, что она потеряла сознание, швырнул на черепицу – и лишь тогда замер. Он едва дышал; мир рябил; по лицу текла кровь, но он, ненадолго даже осевший на колени, не находил сил ее вытирать. Одно велел себе: не лишаться чувств. И не цепляться пока за то, что услышал. Все ерунда, домыслы, хитрость, что угодно, но пустое. Не до того. Надо спешить.
Переведя дух пару минут, Янгред встал, попытался все же вытереть лицо и взвалил Имшин на плечо. Он здраво рассудил, что если та очнется, то пусть лучше головой вниз, так безопаснее. Впрочем, вряд ли она могла очнуться скоро: она и когда убегала-то, была почти без сил. А если откровенно, без сил были все вокруг.
С трудом, но Янгред нашел дорогу назад. Хельмо понуро, нервно бродил туда-сюда по холлу, где не было уже ни пленных, ни большей части солдат. Едва распахнулись двери, выдержка ему явно изменила: он бросился навстречу, стало заметно, как бледно лицо. Так и не приблизившись, Хельмо замер – точно налетел на стену. Взгляд обеспокоенно скользнул по безжизненной «добыче» Янгреда, но быстро остановился на нем самом.
– Ты ранен… – выдохнул он, но в глазах читалось кое-что еще.
«Ты ее не убил. Спасибо». Янгред смотрел на него несколько секунд, ощущая от этой немой благодарности странное, но очень умиротворяющее тепло. Понял еще острее: нет, нет сил говорить о том темном… предсказании, нет прямо сейчас. Подошел, опустил Имшин прямо на пол, потер саднящую щеку и шутливо бросил:
– Плохая новость – мы не договорились. А ведь я лажу с женщинами легче легкого…
Внутренний голос издевательски расхохотался, кое о чем напомнил. Янгред пожелал ему провалиться в самое жгучее жерло вулкана и удержал на губах бодрую усмешку. Но Хельмо все смотрел. Похоже, не верил в браваду. Спеша отвлечь его, Янгред перевел разговор:
– И где наши бунтовщики? Может, ты разумно перебил их?
Хельмо уже привычно фыркнул, покачал головой. Сказал, что всех временно поместят под арест: бояр по домам, наемников и пиратов – в казематах. Впрочем, последних Хельмо собирался скорее выдворить из города, без лишних наказаний. Янгред не возражал: вряд ли этот сброд был сколь-нибудь опасен без направляющей руки, а вот обострять отношения с такой непредсказуемой страной-шайкой, как Вольница, и тем более с довольно могущественными Шелковыми землями, не стоило.
– Что с ней-то? – Янгред кивнул на Имшин. Она застонала, пошевелилась, но не очнулась.