– Просто я… словно и есть главный самозванец, – все же сказал он. Янгред скептично скривил губы, но тут же, даже ни о чем не спрашивая, расплылся в улыбке.
– Правда? Тогда мы точно победим.
Он снова встал, потянулся привычным звериным движением. Влажные волосы его сейчас вились сильнее, глаза блестели, он выглядел великолепно, несмотря на грязь и кровь, застывшую кое-где на лице и руках. Похоже, ему не терпелось начать готовить план – например, пойти обсудить все с командующими. Хельмо опять завидовал этой удали.
– Тебе пиратов и Бурго. Мне остальное, – распорядился он, энергично потер ладони и, приосанившись, первым выскользнул из шатра под ленивую морось.
Хельмо только слабо улыбнулся ему вслед. Эта уверенность неумолимо заражала. И интересно… как выглядит настоящая подводная лодка? Откуда пираты такому научились?
Это любопытство уже совсем мешало ему тревожиться.
Три корабля стояли все так же нагло, это поражало. Только ширина реки меж Ирвиной и Тарваной помешала вчера поддаться соблазну и хоть попробовать потопить их. Янгред знал: Хельмо тоже этого хотел, его злил один вид реющих на мачтах знамен с месяцем, целующим солнце. Имперских знамен, вселявших в него омерзение и страх. Но он боялся еще другого: что людоеды тут же прилетят напомнить о себе. Все же не так давно они бежали, и набилась их в Тарвану целая орда. Не хватит, чтобы вернуть позиции, но хватит, чтобы устроить армии пару веселых дней, а силы лучше не растрачивать, паля по сумасшедшим воробьям. И так в каждом освобожденном городе на реке пришлось оставить по небольшому гарнизону, где-то и усилить пушками.
Корабли, по словам разведчиков, еще на той неделе нагрузили ценностями: оружием, провиантом, самоцветами. Если бы не Второе ополчение, грузы уже спокойно шли бы вниз по течению, к другим лунным. Но теперь, понимая, что путь закрыт, засевшие в Тарване просто оставили все как есть. Корабли даже не охранялись, в жемчужной утренней дымке напоминали три сонных скелета.
Янгред нервничал, как ни старался не подать виду ни вчера, ни сегодня. Сейчас, изнывая в ожидании на колокольном маяке, он проклинал все на свете. Штурм Инады был детским лепетом в сравнении с тем, что предстояло. Казалось бы, проще простого: пираты на подводной лодке подорвут корабли, тихонько отойдут и, выбравшись на другом участке берега, углубятся в город. Одеты они будут как лунные – трупов, которые для этой цели обобрали, нашлось довольно, – и, если у кого-то получится влезть на укрепления, потихоньку испортить орудия, снять пару дозоров, будет вообще отлично. Даже если нет, они посеют суету изнутри, а дальше дело за малым: подойти к воротам, «черепахой» отбить атаку людоедов и, рассеяв их, пустить конницу на штурм. Ворота куда проще, чем в Инаде, не древние и не священные, щадить их не просили: лучше потом починят. Так что любимое «круши-ломай», полный карт-бланш! Но как же… как тревожно, что столько значимых людей будет там сразу: и Хайранг, и Инельхалль, и Хельмо. А прикрывает их чудной сброд.
Пока план готовился, Янгред и так наслушался, что Хайранг и некоторые другие офицеры о нем думают. Поддержали, но с сомнением и не впервые намекнули, как относятся к сомнительным чужакам. Возмущение было понятным: Черный Пес и команда вели себя в помине не как острарцы. Никакого тебе восхищения, никаких просьб о советах – сплошь шутки-прибаутки, например в первые же дни рыцарям подарили прозвище «железные морды». У самого Черного Пса было любимой забавой подойти к Хайрангу, бесцеремонно протереть броню на его животе да и начать перед ней расчесывать бороду. И все бы ничего, но иным солдатам – особенно девушкам! – компания нравилась. Они любили все необыкновенное, и с ними пираты держались чрезвычайно предупредительно. Несли разведданные вперед всех, в мирные часы угощали крепким бочковым напитком, который везли в обозе. Что скажешь… сам Янгред поскрипывал зубами, когда Инельхалль на очередном совете нахваливала Черного Пса или Улука – его чернокожего помощника. Но и повода приструнить не было: пираты помогали на совесть. Приказы исполняли, дрались свирепо, и, кстати, их-то ничего не могло обратить в бегство. Были у них и хитрости, например особая водонепроницаемая взрывчатка – на ней строилась часть плана. Офицеры, конечно, волновались. Их Янгред с грехом пополам успокоил. А вот себя только растравил.
Спешные шаги по ступенькам сопровождал лязг; услышав его, Янгред опустил зоркоглаз и развернулся. Хайранг стоял на краю площадки, напряженный, но глаза поблескивали возбуждением – тем, какое Янгред в последний раз, кажется, видел в детстве. Да, такой блеск появлялся, когда они что-нибудь задумывали – например, влезть в кратер вулкана или тайно пробраться через стену на острарскую территорию, искупаться в настоящем озере. Новый, угнетающе серьезный Хайранг так уже не глядел.
– Нырнули, – коротко сообщил он. – Хельмо и конники собираются, мы с Бурго тоже части сформировали. Твоя – середина. Пора.
– Как это было? – не удержался и все же спросил Янгред, уже идя за ним к винтовой лестнице. Воющий на маяке ветер не хотел отпускать, трепал волосы. – Ну, лодка…
Хайранг, первым ныряя обратно в полумрак и повыше поднимая фонарь, неопределенно мотнул аккуратной прической. Старался говорить равнодушно, но не получалось. Вон, даже «ты» опять пробилось, и больно он частил:
– Большая деревянная рыбина, обтянутая промасленной кожей! Из нее торчат весла, проворачиваются в таких, знаешь, круглых уключинах, тоже обтянутых кожей, чтобы поменьше проникало воды. – Хайранг все-таки обернулся и глянул на Янгреда почти укоризненно. – Поверить не могу, что и ты в такую залезал и выжил, это же дикость. Никуда они не доплывут, в лучшем случае потонут, в худшем задохнутся.
Захотелось предложить спор, опять же, как в детстве. А ставкой сделать… ну хотя бы: «Выиграю – не будешь больше никогда мне выкать». Но Янгред сдержался. Он не любил заклады, в которых противник обречен еще до того, как забьются.
– Видел там большое такое корыто с серым порошком? – Хайранг поскользнулся на лестнице, Янгред поймал его и не дал выронить фонарь. – Ну так вот, это не балласт. Это пранна, такая необычная рыхлая руда с пиратских островов. Ее жгут, и испарения обновляют воздух даже в закрытом помещении, куда он не поступает извне[7].
– Да не может быть! – Хайранг пошел вперед быстрее. Даже в его спине читался скепсис. – Звучит очень сложно. А они…
– Неотесанные бродяги, – Янгред тоже прибавил шагу. Криво усмехнулся. – Не забывай, это потомки легендарной цивилизации. Они не стали строить свое королевство, но с жителями Цветочных земель они одной крови. И, похоже, сохранили даже больше секретов…
– Иными словами, ты окончательно на стороне Хельмо в их вопросе, – вдруг прервал Хайранг. Он говорил ровно, но больше не оглядывался. – Что ж. Ожидаемо. Знаешь, меня даже радует, что у тебя наконец появился хоть кто-то.
– Хоть кто-то что? – Янгред удержал его, уже тронувшего ручку двери, за плечо, возможно, даже грубо – и поспешил ослабить хватку. Только склоки не хватало. «Хоть какой-то друг вместо меня», – не сомневался он. Но Хайранг сказал еще хлеще, причем таким тоном, будто констатировал очевидное:
– Хоть кто-то, с кем ты считаешься.
– Я… – начал Янгред, даже немного опешив, но Хайранг уже освободился, распахнул дверь, и свет ударил в глаза. – Слушай, Лисенок, я вообще-то стараюсь считаться со всеми.
Тот все же обернулся и улыбнулся вполне мирно. Обезоруживающе. Мягко.
– Обижаешься? – Как и нередко с ним, Янгред сразу почувствовал себя глупо. – Нет, я ничего не имею в виду. Повторю, мне тоже очень нравится Хельмо. И ваши слаженные действия меня полностью устраивают. – Он помедлил, потер тонкую переносицу, словно колеблясь. – Пусть и выглядит все порой так, будто у вас какой-то сговор…
– Сговор?.. – Янгред резко остановился, но Хайранг ничего не успел добавить.
– Други! – Навстречу из комендантской выскочил Бурго – белокурый, низенький, круглощекий командующий, с которым Янгред познакомился еще под Инадой. На бегу он что-то дожевывал. Хайранг слабо рассмеялся и поправил:
– Друзья, мой друг.
Бурго, будучи очень любознательным, вовсю учил огненный язык, козырял словечками, где мог, но пока путался в окончаниях и приставках. Он энергично закивал, проглатывая то, что уплетал, и отряхиваясь от крошек.
– Пехота готова, я даже отработал сомкновение…
– Смыкание. Ну или хотя бы смычку.
– …щитов.
– Отлично, – одобрил Янгред и хотел все же закончить с Лисенком, но тот уже отошел к солдатам, ждавшим в стороне, и принялся оценивать состояние их брони. – Да… отлично.
– Хельмо сказал, вы на нас просчитываете. – Бурго пригладил волосы. – Будем стараться. А то он меня зажалует куда или сиднем тут бросит… суровый он!
«Вовсе нет», – чуть не возразил Янгред, но смолчал. Хельмо держался со своими людьми все же иначе, чем с ним, спуску не давал. Мог и застращать накануне.
– Не дам тебя в гарнизон, не волнуйся, на столицу пойдешь, – все же сказал он, и именно тут Лисенок, проклятье, обернулся. Услышал? – Точнее… Хельмо не даст, поверь.
Бурго широко заулыбался, вынул из кафтана печенье с клюквенной сердцевинкой – явно не первое – и предложил Янгреду. Тот, чувствуя внимательный взгляд знакомых глаз, торопливо отказался, на улыбку ответил, но как-то еще более муторно – так в Остраре говорили, муторно?.. – стало на душе.
Ему даже понравилось бы, если бы Лисенок ревновал, вот только он не ревновал. Он настораживался, и, похоже, не он один. Вспоминая бесконечные интриги при дворе Трех Королей, такое можно было понять. Если кто-то сильный дружит с кем-то тоже сильным – дружат они, скорее всего, против третьего. Есть резон. Но с Хельмо было иначе, Янгред почувствовал это в первые дни и укрепился позже. Укреплялся раз за разом, когда они шли в бой. Считали погибших, ободряли раненых и друг друга. Улыбались людям. Сидели у огня, рассказывали истории о своих народах, делили шатер, будто делали так всю жизнь. Со временем все, конечно, кончится, так или иначе, но сейчас… сейчас было странным даже думать об этом. Да что там, их и народ прозвал «царевич да королевич», в одном из городов даже героическую песнь успели сложить. Это Янгред тоже понимал: в темное время, когда вокруг сплошь шакалы, так ведь хочется иметь эту простую возможность о ком-то сказать: «мой командир», «мой король», «моя опора», «моя надежда». Хельмо не нравился «царевич», а Янгред к политике Острары и вовсе не имел отношения. Но время, когда народ прозреет, тоже придет позже. Разве нет?