– Такой народ. Все им надо проверить на прочность. На нас опять похоже, нет?
Хайранг обернулся. Люди пели маршевую песню, помесь традиционной огненной и солнечной; слова так спутали, что Янгред разбирал где-то треть. Хайранг потер ухо, скрытое длинной рыжей прядью, и безнадежно махнул рукой.
– Дремучие…
– Отдай им должное, – мирно утешил его Янгред. – Много ли наших, даже хороших солдат могут, например, бежать «черепахой»? Может, пусть тоже чему поучатся у местных?
Хайранг воззрился на него с удивленной досадой, но возразил осторожно:
– Мы не учиться на эту войну пришли. И скорее бы ее закончить.
Солнце обожгло. Или просто кровь прилила к голове? Янгред рассеянно посмотрел вперед, на отряд хорошо обмундированных, недавно влившихся в ополчение острарцев. Мелькнул Хельмо, говорящий с их предводителем, тут же его заслонили.
– Да. Скорее бы, – отозвался Янгред, вновь поворачиваясь к Хайрангу. – И все же ты не прав. Никогда не упускай возможности получить урок, даже горький. Я знаю, за кого ты боишься больше, чем за себя. Но она не любит пустого страха и тем более духоты суждений. Ей нравится здесь, с этими людьми. Не разочаруй ее.
– Я…
Хайранг отвел глаза. Янгред знал, кого он ищет, но эриго двигались далеко. Почувствовал раскаяние: долго ведь сдерживался, не лез, делал невозмутимый вид… И вот, опять. Поучает, намеренно подчеркивает, что знаком с Инельхалль дольше и ближе.
– Может, ты и прав, – сказал наконец Хайранг. – Она тоже говорит, что я излишне переживаю и маловато смотрю по сторонам. Мне надо брать пример с тебя.
– Нет. – Это стоило усилий. – Не с меня. С того тебя, которого я знал. Которому нравилось читать об иноземных тактиках и нырять в чужие озера, и вообще глаза его всегда были широко открыты. Шире, чем у меня.
Он не произнес «Лисенок», но Хайранг, точно угадав неска́занное, закусил губы. Кивнул: «Я его помню». Они замолкли, Янгред привычно запрокинул лицо и посмотрел на облака из-под полуопущенных ресниц.
Ему нравилось вот так ехать вместе, говорить без повышенных тонов и «вы». После Тарваны Хайранг почти оставил эту привычку – возможно, понял, как нелепо это звучит для всех, кто хоть немного знает историю их дружбы, а возможно, просто перестал бежать от… от чего, впрочем? Бежать перестал, а вот подпустить – не подпустил. Говорил формально, всегда находил, к чему придраться, напрягался, стоило тронуть за руку. Никогда Янгред не думал, что чинить поломанную дружбу сложнее, чем поломанную любовь. Инельхалль была к нему куда терпимее, впрочем… другую-то правду он знал. Детские обиды сильнее взрослых, дольше заживают такие раны. Здесь, в походе, поглядев, например, как Хельмо общается с Бурго и другими приятелями детства, он начал понимать некоторые детали. Что мог почувствовать маленький Лисенок, когда лучший друг просто не вернулся с войны? Что – узнав, что он взял и в один день уехал, не передав весточки? Что – когда ждал письма, а он наверняка ждал? Ни разу он не сказал всего этого вслух. Вообще не попрекнул со дня, как встретились. Тогда и вовсе, посмотрел так, что сердце резануло, а сказал отчужденно: «О, это вы. Мы вроде в детстве общались, не правда ли?» И Янгред, собравшийся было обнять его, остолбенел, лишь кивнул, попросил: «На “ты”», – но его не услышали. И не слышали никогда.
– А что ты думаешь про наш сговор с Хельмо? – Янгред сам не понял, кто вдруг потянул его за язык. Тоже ведь обходил вопрос стороной, не смел возвращаться, а тут решил поймать, задеть. Он открыл глаза. Хайранг смотрел все так же спокойно.
– Ты про что?
– Про… – Янгред попытался понять, темнит ли друг, но тщетно. – Не помнишь?
– Нет, – ровно ответил Хайранг, но что-то казалось неправильным. Тревожило.
– Война у него прямо в сердце, – Янгред шепнул это, не сводя с него глаз. – Не знаю, как шел бы за кем-то другим. А ты?
Хайранг взгляд выдержал, помедлил и тихо спросил:
– Зачем ты говоришь это? Я вижу, и… – он вздохнул, переменился вдруг в лице: оно стало почти беспомощным. – Я тоже. Порой меня это пугает, я как… заколдован? Пожалуй, – он потер подбородок, – назову это первым серьезным уроком, который тут получил. Внешность обманчива, годы тоже. Зря я его недооценивал.
Янгред улыбнулся и постарался опять забыть слова у маяка. Что если все же ошибся? Если Хайранг правда ревновал, а теперь старался это скрыть? Хороший знак. Не деться им друг от друга никуда, путь долгий, еще помирятся. Хайранг тем временем заговорил о другом – принялся в очередной раз сетовать на пиратскую наглость. На острый язык и прожорливое брюхо Черного Пса, на нуц, столкнуться с которыми в ночном лагере, увидеть их желтые глазищи – смерти подобно, обмочиться можно от ужаса. Янгред слушал. Кивал. Уверял, что этих миляг пора просто полюбить. А когда Хайранга отвлек его помощник, вздохнул и выехал вперед. Коню так нравился здешний воздух, что он даже слишком спешил.
Дорога на Ринару немного напоминала ту, где настигли тарванские людоеды, – широкая, хорошая. Бор окаймлял ее, пахло смолой и земляникой, хотя последняя, кажется, уже сошла. От одной мысли во рту появился этот призрачный вкус. Сладость, солнце, хвойные иголки и ключевая вода, вот на что походила странная мелкая ягода. Это если есть по одной, а если сразу горсть, уже и описание не подберешь. Хельмо говорил, вкуснее всего она с застывшими сливками. Лучший столичный десерт, который, правда, даже на пирах не подают никогда, кроме раннего лета. Янгред вспомнил, как описывал обещанную долину Хельмо. Сосны росли и там, значит, и земляника будет?
– Огненный, – раздалось чуть ниже плеча. Янгред вынырнул из мыслей, опустил взгляд и без особой радости увидел Черного Пса на вороной лошаденке. – Доброго утра.
– Доброе, – он подчеркнул верное произношение. Одернул себя: ну вылитый Хайранг! Пират, впрочем, не среагировал и едва ли понял, что его поправляют.
– Потолкуем?
Это не был вопрос. Пират показал зубы, блеснули в улыбке серебряные клыки. Янгред настороженно кивнул, вслушиваясь в рубленый, картавый акцент.
– Что тебе?
– Услышал. – Черный Пес поерзал в седле, понизил голос. Янгред постепенно привыкал к его манере опускать местоимения. – Разговоры. Недобрые. Послушаешь?
Янгред скользнул взглядом по его лицу. Оно не было мрачным или злым, но там, как и в недавнем «нет» Хайранга, сквозило что-то нехорошее. Как можно ленивее, всеми силами показывая, что скепсис его сильнее тревоги, Янгред поинтересовался:
– Доносишь на кого-то, что ли? Хм, не знаю, как к такому относиться…
Пират ухмыльнулся еще выразительнее: все понял. Янгред в который раз досадливо задумался, сколько ему. У Черного Пса был сын шестнадцати лет; лицо капитана прорезали морщины, но взгляд, ловкость, сила выдавали человека сравнительно молодого. И он определенно считал себя намного выше тех, кто им командовал, все их попытки дуть щеки его лишь забавляли. Это приходилось терпеливо принимать.
– Предупредить могу, огненный. – Ухмылка померкла, на лице все же проступило беспокойство: секунды на две, но было довольно. – Так предупредить?
– Весь внимание, – уже серьезнее согласился Янгред и невольно сжал поводья.
Черный Пес бегло, осторожно глянул себе за плечо.
– Посоветуй белокурому дружку отсыпать еще золота вперед. Твои там советуются…
– Советуются? – вкрадчиво переспросил Янгред. Опять вспомнилось то, от чего сжались зубы, – пренеприятный инцидент, случившийся еще в Тарване. А потом омерзительное сновидение, где Хельмо остался один с чудовищем.
Черный Пес кивнул, и на скулах его заходили желваки:
– А еще больше смотрят. Не по сердцу такая дорога.
– Что ты имеешь в виду?.. – Впрочем, это был пустой вопрос, все напрашивалось. Янгред закусил щеку изнутри, но дослушал:
– От взглядов таких до бунта на корабле может быть малый путь. Черный Пес знает.
«Может быть». Янгред крепко задумался и наконец очнулся. Поборол желание оглядеться, дал себе мысленную оплеуху: так, откуда паника? Что может действительно знать Черный Пес? Просто время подгадал: Янгред не выспался, в памяти не остыли сложные бои и ссоры с некоторыми товарищами, в маршруте пришлось опять отклониться, что само по себе риск…
– Мои люди ничего мне не говорили дурного, – отрезал он, немного слукавив. – Да, были сложности, но сейчас все вроде довольны оплатой, трофеями, планом…
– А все же поосторожнее будь. – Черный Пес как не слышал.
Янгред почувствовал возвращающееся раздражение. Не хватало только застрять в домыслах и всюду начать видеть врагов. Он глянул на пирата строже и напомнил – и ему, и себе:
– Все условия договора соблюдены. Мы получили деньги вперед, еще часть получим чуть позже, еще часть в столице и…
Черный Пес фыркнул, оборвал, даже рубанув ладонью воздух:
– Огненный, не слышишь, а? «Чуть позже», вот. Правда ли просто позже?
Янгред совсем растерялся. Даже смысла фразы он до конца понять не мог, наталкивала она лишь на одно. Поэтому вкрадчиво, с угрозой он спросил:
– Ты не подстрекаешь ли меня? – Он собрался, понял, что звучит это как обвинение, и смягчился: – Слушай. Если кто из солдат и недоволен, ни во что это не перерастет. Недовольные всегда есть, везде. Ну а если что-то смущает лично тебя, ты всегда можешь сказать. – Пришлось себя пересилить, но Янгред закончил: – Не думал, что произнесу это, но ты для нас стал ценен. Ты на особом счету, мы тебя уважаем. И если что нужно…
Он рассчитывал, что тут-то разговор вокруг да около прекратится. Что раздастся простое «Хочу долю», или «Дайте нам оружия своего», или что угодно… Но Черный Пес только разочарованно хмыкнул, а его глаза блеснули досадой.
– М-да. Да что, правда… Чужой корабль. Командовать не Черному Псу.
Янгред в него вгляделся. Нет… каким бы ушлым ни был этот пират, мотивы им сейчас двигали не корыстные. Да и какая корысть у него, воевавшего даже не за монету, а за случайную добычу да загадочную награду, которую он желал стребовать с Хельмо? Янгред все же оглянулся. Сзади солдаты оживленно переговаривались. «Бунт на корабле»? Янгред про себя усмехнулся. Да ну? Он не дурак, не вчера родился. Увидел бы. И все же…