Она рассмеялась, заметив, что он все-таки покраснел, излагая этот здравый довод. Хлопнула его по колену, подумала и уточнила:
– А синяки? Ссадины?
Он тоже снова посерьезнел.
– Ничего такого не было. Рваная одежда, стоптанные башмаки, ноги сбиты. Тебя вряд ли куда-то тащили силой. Скорее, ты бежала сама.
– Ожогов тоже не было? – Лусиль вынула из кармана коралловые бусы и принялась перебирать на манер четок. – Ну вот видишь. Подумай сам. Я могла, например, быть воровкой. Стащила те серьги у купцов, я ведь помню, что ехала какое-то время в обозе…
Влади вздохнул. Он давно понял, что переубеждать ее смысла нет.
– Что ж, воровка так воровка, – изрек он вяло. – Все лучше их нынешнего царя.
Лусиль прищурилась, вслушиваясь в стук красных шариков. Он умиротворял и опять настраивал на более приземленный, деловой лад. Действительно. Плевать же.
– Надо будет обязательно взять Сыча живым, – сказала она. – Ну, Гнилого, или как его еще зовут. Народ оценит красивую казнь. И я еще слышала, у него есть сын.
– Да… – Влади, похоже, пока не понимал, что пришло ей в голову. – Лет двенадцати.
Лусиль удовлетворенно улыбнулась.
– Совеночек… Приятно, когда слабые места врага не надо нащупывать.
Рука, обнимавшая ее плечи, ощутимо напряглась. Ну вот, опять.
– Так, здесь поподробнее, – тон тоже стал иным. – Ты что, думаешь убить и его?
Лусиль обернулась и снова наткнулась взглядом на окровавленную траву. В стороне темнело несколько перьев, там же что-то блестело золотом. Убрав бусы, Лусиль поднялась, дошла до этого места и, присмотревшись, нашла солнечный знак на перегрызенном шнурке.
– Лу? – окликнул Влади. Его голос звучал уже совсем недобро. – Это ребенок. И он вообще не имеет к происходящему никакого отношения. Только попробуй…
– Не будем загадывать. – Она не повернулась. – И все еще обсудим.
Как же сложно с такими людьми – которым важнее всего на свете выглядеть хорошими. Которые то ли не знают цену смерти вовсе, то ли, наоборот, знают настолько хорошо, что грязным глупым животным вроде Лусиль или Цу лучше и рядом не стоять. Нет, она и прежде знала: у королевича доброе сердце. Он может быть строгим, может довольно жестоко наказать за плохие поступки, его не подомнешь под себя, если сам не позволит… но есть в нем что-то еще. Что-то, что принижает тебя самого, что-то, что режет тебе глаза и заставляет вечно колебаться в решениях. Омерзительное сияние. Омерзительное… но будоражащее. Кого-то Влади ей этим, кстати, напоминал, кого-то из прошлого… но кого?
– Ладно, я пойду прогуляюсь, – не зная, как отряхнуться от всей этой путаницы в голове, заявила она. – Проветрюсь перед сном.
– Хм-м. – Влади отступился с явной неохотой, но пожалел, не полез за выяснениями насчет царевича. – Поздновато уже. Составить компанию?
Лусиль склонила голову к плечу, колеблясь: позволить себе очередную скабрезную шутку для бодрости или нет. Устоять было невозможно, тем более хотелось и его отвлечь.
– Глупый королевич, – нежно пропела она, – а если я иду облегчиться?
Влади потупился, но тут же фыркнул.
– Ты заявила бы об этом прямо, как и подобает невоспитанным девчонкам-воровкам. А то и присела бы в паре шагов от меня.
– Быстро учишься, красна девица, – одобрила Лусиль, наступая на маленькое золотое солнце и тщательно вдавливая его сапогом в землю. – Не вздумай засыпать. У меня ночные планы на тебя, иначе завтра я точно кого-нибудь убью.
– Судя по виду, – осадил ее Влади, – тебе скорее надо выспаться. Но постараюсь.
Они расстались. Через лагерь Лусиль шагала быстро, пряча лицо под капюшоном. Разговаривать с командующими и солдатами не хотелось – особенно если прицепятся с вопросами насчет тактик. Ею все еще владело дурное настроение, хотя Влади и сумел его слегка поднять. Она старалась и не прислушиваться: знала, что многие у костров шепчутся не слишком воодушевленно. Солдат, избалованных быстрыми победами, утомила осада; не нравилось им и то, что озинарцы сражались яростно и мужественно, а потому железнокрылые слишком часто пировали, вынуждая соратников это видеть. Конфликты между солдатами Гнездорна и Дома Луны множились, несмотря на прямые запреты. Вчера, например, два офицера – осфолатец и дикарь – схватились за оружие. Кто в итоге сожрал чье сердце, было очевидно. Командование вмешаться не успело или не захотело.
Удручали и вести с покинутых фронтов: Второе ополчение шло быстро. Осфолатцы, догонявшие Лусиль, сообщали: огненные отлично организованы, ведет их кто-то, кто знает в войне толк. Из всех ловушек, которыми Лусиль отбивалась, сработала пока одна, самая топорная, ринарская – и то запоздало. Единственное, что пока успокаивало Лусиль насчет язычников, – простой факт, что вся эта сила куплена за деньги, а деньги не растут на деревьях. Исходя из предполагаемого состояния казны Сыча, он не сможет сполна оплатить свою войну. Нужно только набраться терпения, свергенхаймцы сорвутся с цепи и перестанут быть врагами. Друзьями тоже не станут… ну и ладно.
На этой мысли Лусиль обернулась и огляделась. Лагерь тянулся далеко: Озинару окружило около шести тысяч солдат, и это не считая местных, тех, кто примкнул к «царевне», поверив ей. Так что победа была близка. Куда ближе, чем вредный Влади думал.
Храм светлел огромной сахарной глыбой, черными были только купола на его боковых колокольнях. Маяковых костров не горело, не было света и в центральном, сердечном приделе. Священники укрылись в городе, когда лунные еще только пришли.
Стоя на нижней ступени крыльца, задирая голову, Лусиль в очередной раз задавалась вопросом: как все же эти люди так долго держатся? Недавно Цу сообщил, что кто-то из молодых монахов придумал мудреную конструкцию – то ли тряпочные, то ли бумажные крылья на каркасах. Таких уже сделали с пару десятков, и теперь, когда гнездорнцы бросаются в атаку, их встречают такие же крылатые воины… а ведь это не должно работать! Люди не летают, у них тяжелые кости, наука давно это доказала! Колдовство? Или защита господня? Да нет. Не может Хийаро быть на их стороне. Хийаро должен ратовать за воссоединение империи, которую помнил, и за то, чтобы власть попадала в руки достойных. Ведь она достойна, тем более достоин Влади, правда?..
Лусиль, сама не зная зачем, поднялась по ступеням и приоткрыла массивную дверь, по створкам которой змеились резные березовые веточки. Ее встретили сумрак, прохлада, легкий запах хвойных благовоний и тишина. Сердечный придел составляло одно помещение – круглое, высокое, сужающееся кверху. Лавки стояли только по углам; крыша и потолок, как и во всех храмах Хийаро, были из чистейшей слюды. Так повелось издревле, ничто не мешало свету проникать под своды.
Лунные блики гуляли по поверхности круглого священного пруда – огромного, заросшего бледно-розовыми кувшинками. Зрелище – такой водоем не в лесу, а в камне, – завораживало. Большинство родников, на которых возводили храмы, были беднее: вода лишь струйками бежала по тайным трубам в маленькие чаши. Ее не хватило бы на такой омут.
На противоположной стороне высился каменный Хийаро. Как всегда, его расположили так, чтобы он смотрел в душу каждому, кто переступит порог. Доспех облегал тонкий стан, а сам облик соединял два противоположных начала: во вскинутой правой руке был меч, левая бережно прижимала к груди птицу. Милосердный воитель. Обычно идолы высекались небольшими, но водружались на постаменты; этот же был в три-четыре человеческих роста, а босыми стопами касался пола. Сделав несколько шагов, Лусиль почувствовала, что не хочет приближаться к исполину. Было жуткое чувство, будто вот-вот он оживет, сам шагнет навстречу и раздавит. Ее. Врага жителей своего города. Чужачку. Он не Штрайдо, вдруг он все-таки не верит в нее? Какая омерзительная мысль. И откуда только?..
Решив не давать пустым страхам пищи, Лусиль подступила к пруду и опустилась на колени у самого края. В конце концов, она – такая же подданная Хийаро, как прочие. Она могла бы воззвать здесь к Нему так же, как острарцы: храм мало отличался от лунных, та же вода, тот же свет. Но Лусиль не была уверена, что сердце и ум ее сейчас достаточно чисты для молитвы. Скорее, ей просто хотелось уединения. Покоя. И защиты.
Лусиль погрузила кончики пальцев в воду, их тут же закололо. Здесь, кажется, не жило ничего, кроме кувшинок: глаз не цеплял ни движения в темной глубине. Рыбы, жуки-плавунцы или головастики вряд ли вынесли бы такой холод. Лусиль задержала руки в ледяной толще и стиснула зубы. Так голова точно прояснится.
Она снова подумала о Влади – к нему мысли всегда тянулись в минуты тоски, из-за него же тоска и накатывала. Первопричиной был страх – не изжитый с детства страх в любой миг быть вышвырнутой. Удивительно… Сивиллус принял Лусиль в семью, долго не напоминал ей о происхождении, никогда не попрекал, – а страх раз за разом просыпался, и никакие доводы и достижения его не усмиряли. В минуты желчной самоиронии Лусиль сравнивала этот страх с отрыжкой: как ни старайся, иногда сдержаться не получается.
Надев деревянное кольцо ей на палец, Влади повторил старое обещание: никогда от нее не отступиться. Обещанию Лусиль верила, не верила другому – уступчивости отца. Конечно, Сивиллус уважал упрямство сына, а развод был практически невозможен – только если бы у супругов вскрылось вдруг кровное родство. Но кто гарантировал, что Лусиль чем-нибудь не отравится? Не сломает на охоте шею? Не упадет с лестницы? Сивиллус звал ее дочерью. Королевной. Радостью. Это он произносил вслух. Как он называл ее мысленно?
«Он мой отец. Он меня любит. Любит. Любит. И он хороший, просто точно так же, как я сама, считает, что за все, включая любовь, нужно платить».
Она повторяла это как заклинание, часто. Повторила и сейчас, добавив кое-что.
«Он полюбит меня еще больше, когда ступит в Дом Солнца как в свой. А уж как я полюблю себя, и неважно, какое там у меня происхождение».
Действительно… вдруг Влади, Штрайдо и некоторые в народе правы? Вдруг так и есть, она – напуганная царевна? Златовласая, синеокая, с отваг