ой и ударом отца. Страстная, дикая, падкая на красоту что мужскую, что женскую, что в вещах, что вокруг. Таким ведь был по описаниям и Вайго – храбрый воин, хороший любовник, щедрый даритель для городов и монастырей, любитель первозданной природы: какой-то там в столице есть сад, сплошь заросший цветами и кустами, нестриженный, пахучий, без троп… Может, и правда в ней, в Самозванке, его кровь? И не может столько умных людей фатально ошибаться? Может, ошибается она – как раз таки не самая умная, скорее, хитрая?
Она улыбнулась отражению в воде и погрузила руки еще чуть глубже. Шепнула:
– Может, я… дома?
И точно в ответ ее правое запястье сжали до ломкой боли там, в глубине.
Странно, но она даже не вздрогнула. Дрожь овладела ею позже, уже когда она медленно, оцепенело, будто грезя наяву, подалась назад, увлекая за собой чужую лунно-белую руку. Руку мужчины, судя по сильным, грубым пальцам. Их украшали перстни с сияющими самоцветами, запястье – тонкие браслеты. И струпья… струпья испещряли кожу, напоминая что-то среднее между пенкой на молоке и рыбьей чешуей. Под ними что-то чернело. Лусиль не смогла вскрикнуть, только прикрыла рот второй рукой, давя жалкий визг.
На миг она подняла глаза. Показалось или каменный идол улыбнулся?
Хватка не разжималась. По мере того, как Лусиль дергалась яростнее, рука лишь больше выступала из воды: проглянул уже гнилой рукав одежды, сверкнула уцелевшая серебряная вышивка на нем. Спустя несколько мгновений в темной глубине замаячило еще какое-то приближающееся светлое пятно. Чей-то лик.
Лусиль поняла это, когда ее выпустили, а рука тяжело оперлась на край каменной кладки. Показалась вторая, так же отвратительно разложившаяся. Лусиль отпрянула. Вода пошла волнами, заблестели перстни. Тварь захрипела, тяжело наваливаясь на камни, а потом одним рывком выбралась из омута и двинулась вперед. Лохмотья наряда: осклизлый мех, сине-алая ткань кафтана – оставляли влажные следы на полу. Движения не были человеческими – судорожные, угловатые, какие-то паучьи. Все ближе.
Лусиль не схватилась за оружие – лишь трясущимися пальцами нарисовала в воздухе месяц. Потом солнце. Потом снова месяц. Потом даже обережный треугольник Цветочных королевств. Тщетно. Существо двигалось к ней, а она все не могла встать, только ползла.
Угольные патлы, в которые вплетались золотые и серебряные нити, не скрывали лица – не тронутого разложением лица красивого мужчины. Это была отталкивающая, порочная красота: точеный нос, полная нижняя губа, раскосые глаза под аккуратными полукружьями бровей. Лицо могло бы казаться женственным, если бы не тонкие усы, жесткий подбородок и сам взгляд – не обволакивающий, пронзающий. Замерев на полу, Лусиль смотрела как завороженная, часто и сбивчиво дыша. Шептала молитву. Не понимала слов.
Он приблизился вплотную, склонился, вгляделся. Он тоже дышал – при каждом выдохе на губах вспенивалась кровь, а из горла исторгались плотные дымные сгустки.
– Ты. – Алое облако, пахнущее илом, вылетело к лицу Лусиль и растаяло. Звякнули серьги в ушах мертвеца – кольца с крошечными подвесами-мечами. – Не бойся…
Лусиль опять дернулась назад, потянула запястье, захлебнулась воздухом. Пальцы жгло: второй рукой она так сжала собственную лунницу, что уже изрезала их в кровь. И как ни сжимала, что ни шептала, взывая к защите высших сил, – оно не исчезало.
– Я тебя вижу, маленькая… – Голос был сильный, горло словно и не заполняла студеная вода. Голос был живым, в отличие от разлагающихся рук, бескровных губ, горящих глаз. Лусиль не шевельнулась, даже когда ладонь потянулась к ее щеке. – Ты пришла, хорошо, что пришла… – По скуле провели когти. – Теперь-то все изменится. Да… да…
И она наконец поняла, все поняла. Вот почему монахи держатся, вот почему эта проклятая страна никак не сдастся. Солнце, говорите? Нет, нет, бесовской это край, край Лиха и полудников. Что-то защищает их, что-то покровительствует Сычу, и сегодня это до нее добралось. Настигло, почти прильнуло и шепчет, шепчет исступленно и хищно:
– Скажи ему… скажи им всем, я устал ждать…
Добралось, чтобы увести, уволочь, чтобы…
– Попроси… попроси их всех, чтобы…
…Чтобы и она стала такой же тварью и напала на своих. Как когда-то Сыч, по некоторым слухам, убил кое-кого из своих врагов, особенно любых Вайго.
– НЕТ! – Лусиль очнулась, прянула назад и ударила по бледным пальцам. Вскочила, зайцем рванула прочь, упав лишь раз – на середине пути. Ее не держали, за ней не гнались, ей не кричали вслед. На пороге Лусиль обернулась. В храме никого не было, лишь Хийаро. Безмолвный. Бездвижный. Но он улыбался.
На ступенях крыльца она споткнулась еще раз и наверняка что-нибудь бы сломала или разбила, если бы ее не поймали. Руки были слишком большими и крепкими для рук Влади, слишком жесткими для вообще любых человеческих рук. Поэтому, еще не обретя равновесия, Лусиль принялась вырываться из непрошеной хватки. Ее отпустили и позволили свалиться почти ничком. В нос попала пыль. Лусиль закашлялась, зато это помогло скрыть испуганный всхлип. Она часто-часто заморгала, избавляясь от слез.
– Доброй ночи, королевна. – Тем временем ненавистный голос заклекотал над головой. – Вы здоровы? Трезвы? В порядке?
Было унизительно упираться руками в землю, ощущать, как правая ладонь – та, которая сжимала лунницу, – полыхает порезами. Да вкупе со всем этим понимать: из десятков командующих, из тысяч солдат к храму занесло именно его! Лусиль процедила сквозь зубы:
– Вам того же. Несомненно. Что не спите, Цу?
Она спросила это ровно, не меняя положения, а только вскидывая голову и отбрасывая с лица спутавшиеся пряди. Командующий железнокрылых внимательно, со сдержанным любопытством за ней наблюдал. Помедлив, он протянул руку, но Лусиль проигнорировала жест и встала сама, принялась отряхиваться.
– Любуюсь ночью. Видимо, как и вы. Или?..
Почуял: что-то неладно. Неудивительно – скорее всего, выглядела Лусиль не лучшим образом. Но она не собиралась болтать направо-налево о том, что осталось за дверями храма, о чем угодно, только не об этом: самой бы хоть понять! А ну как… не было ничего, померещилось? А ну как она сходит с ума, ну или просто там, у пруда, уснула? Нет, об этом он не узнает. Поэтому она, вспомнив кое-что, сразу ринулась на Цу в атаку:
– Да? Что ж, этот ответ устраивает меня больше, чем «решил перекусить на ночь». – Она уперла руки в бедра, надеясь скрыть дрожь. – Цу, на вас тут опять жалобы: ваши люди здорово портят привалы моим, а сегодня испортили и нам с королевичем. Они… – она опять прокашлялась, дала себе волю и перешла на крик: – Они жрут трупы при нас!!! Сколько можно?!
Ух, как сразу попустило. Здорово все же, когда есть на ком сорвать злобу. Визг прокатился вокруг эхом. Может, даже кто-то услышал.
– Опять? – лениво уточнил Цу и разве что не зевнул. – Жаль. Я уже просил их есть подальше от нежных глаз, ушей и носов бескрылых людишек.
Замечание помогло Лусиль: она почти забыла, что лишь уводит командующего от темы своего внезапного появления. В новом приступе бешенства она шагнула ближе.
– Бескрылых людишек? – уже не завизжала, а прошипела.
Цу был все так же невозмутим.
– Между собой мои солдаты зовут вас так. Я ничего не могу поделать. У нас не придают значения церемониалам. Мы не щепетильны…
– Так, давайте не будем забывать, – мрачно одернула его Лусиль, поняв, что уже может говорить спокойнее, – что благодаря «бескрылым людишкам» вы покинули дыру, в которой живете. Дышите воздухом, вольно летаете, сытно жрете… – Она скривилась. – Можно быть и благодарнее. Особенно учитывая, что вам еще и платят.
Цу с легкой насмешкой постучал себя кулаком по груди.
– О, я благодарен, королевна. Сам я, как вы могли заметить, не позволяю себе подобных оскорблений.
– Так и не повторяйте их за другими, словно крылатая макака! – Лусиль дернула плечом и с досадой поняла, что продолжает мелко трястись. Цу, видно, тоже заметил.
– Что с вами? – Он спросил это быстро и тревожно, но хотя бы не сделал попытки, например, коснуться плеча. Так и возвышался, скрестив жилистые руки у груди. На нем сейчас не было доспехов, кроме панциря, но даже так он не производил впечатление человека, с которым хочется долго беседовать. Лусиль фыркнула, пригладила волосы и ответила:
– Ночь холодная. Но муж согреет. Счастливо, и устройте выволочку своим обжорам.
Развернувшись и расправив плечи, она пошла прочь. Колени подгибались, озноб разливался по телу от щеки, где касались мокрые пальцы. Не чудо ли, что они ее не задушили? «Маленькая…» Он назвал ее так. Он ее знал?..
– Прошу, не заходите больше в храм, королевна, – донеслось в спину, когда она уже отошла шагов на семь. – Тот, кто томится там, вряд ли рад таким гостям.
Лусиль замерла, обернулась. Цу стоял на том же месте, безмятежно сложив крылья. А вот глаза его горели очень невеселым огнем.
– Что вы имеете в виду, командующий? – Лусиль прищурилась, но постаралась скрыть волнение. – Ничего не путаете? Это храм. Здесь не томятся, а находят успокоение.
– Нет успокоения в этом тихом омуте, – откликнулся он.
Лусиль мысленно выругалась. Крылатые часто несли что-то, что понять было невозможно, – может, потому что не знали нормально языка? Но Цу знал его сносно, мог даже переходить с осфолатского диалекта на острарский. И сейчас он, скорее всего, прекрасно понимал, что и почему говорит. А значит, проклятье, стоило задержаться и встряхнуть его.
– Так. – Лусиль снова подошла, силясь держаться ровно и пряча порезанную руку за спиной. – Вы за мной опять следили.
– Просто прогуливался тем же путем, – поправил он.
Спорить смысла не было: так «прогуливался» Цу регулярно, не пора ли привыкнуть? Лусиль шумно выдохнула через нос, окончательно приняла решение и начала:
– Хорошо, тогда буду откровенной. Да, я зашла туда, и в этих стенах… – она помедлила, – я кое-что видела. Странное, не знаю, что, но эта… тварь может быть весьма опасной. Так что, если вы что-то знаете о местах, где мы находимся…