– Я приказал подчиняться Хельмо, потому что мы служим ему. И приказ в силе! – Он чуть повысил голос, но не до крика, и снова смягчил: – Давайте так. Вы идете на Басилию и Адру. Мы мстим за своих. И я оговариваю вопрос денег, прошу заплатить еще немного, но…
– Сейчас? – жестко перебил Лафанцер. – Мы хотим не меньше половины. Сразу.
В том, как его тонкие мозолистые пальцы по кусочку ломали поднятую с земли сухую ветку, было что-то раздражающее. Янгред ненадолго зажмурился, стиснул зубы. Образ – как сам он ломает собственному офицеру хребет – не уходил. Скверный знак.
– Хельмо, – воззвал к их разуму он, – сейчас подавлен. У него достаточно бед и дум. Ему предстоит довести нас до столицы, и ему сейчас не до базарных торгов.
– Не могу не отметить, что это его проблемы, а не ваши, – опять прокашлявшись, подал голос Дэмциг. Он говорил ровно, но тяжело. – Я не отрицаю ценности товарищеского духа, товарищество и крепкая армия суть едины, но прямо так…
– Может, дело в том, что… – Дорэн криво усмехнулся, – не все у вас чисто? И награда у вас какая-то своя? – Хайранг открыл рот, видно, чтобы опять одернуть товарища, но не успел. – Что так вас манит, почему вы не отлипаете от этого князька? Или это дела не черни вроде нас, но царственных особ, к коим вы прибились?..
Дэмциг и Лафанцер переглянулись так, будто рядом взорвался порох, но смолчали.
– Откуда такие домыслы? – быстро спросил Янгред. На простую зависть худородного к родовитому это не походило. Голова Дорэна медленно повернулась. К Лисенку, замершему с каменным лицом. – Так. Ясно…
Что ж, вот и он – «сговор». То самое слово, которое не зря свербило ум день за днем. Просто не верилось. Вот, значит, кто шептался за спиной! Янгред потерянно посмотрел Хайрангу в глаза и едва не взвыл, когда тот, пробормотав что-то непонятно кому, их опустил.
– Как ты мог решить такое? – выдохнул Янгред. – И что ты решил? – Догадки сыпались одна другой гаже. – Что я сам присвою все ваши деньги? Что мечу в наместники нашей долины, а то и на место братьев, если кампания меня прославит? Что Хельмо потом и мне поможет сесть на трон или протолкнет к своему царю в фавориты?
– Я… – начал Хайранг. Он глядел только на устланную хвоей землю.
– Да скажи уже! – Янгред понял, что едва не кричит, сглотнул. – Скажи хоть, что ненавидишь меня, скажи, что не простишь никогда, я же пойму, я все время пытаюсь, я…
Лисенок поднял глаза, и слова застряли в горле. Так он глядел в детстве на других, чужих детей. И в первую минуту, когда увидел вернувшегося ко двору Янгреда.
– Я не знаю. Потому что не знаю нового тебя. И ты не вправе меня за это судить.
Тишина, повисшая меж ними, была холодной, несмотря на разлитое в воздухе солнечное сияние. Янгред чувствовал: в эту минуту остальные офицеры очень даже не против оказаться в другом месте, жалеют о том, что затеяли. Это будило злорадную радость. Но, к сожалению, не отменяло необходимости как-то решать ситуацию и призывать всех к порядку. А боль… с болью можно и пожить, ничего нового. Тем более с заслуженной.
– Что ж, – и еще раз Янгред с усилием сглотнул. Шагнул вперед, вперился взглядом в Дорэна. Помолчал, давая хотя бы ему шанс извиниться за резкий выпад, но тот лишь набычился. Смело. Эту бы смелость да в правильное русло, прежде чем она по-настоящему заслужит кары. А пока он продолжил: – Если тебя… вас всех… так интересуют мои личные цели, то нет. Хельмо нечего мне дать, я защищаю его потому, что дал обещание, и на мне оно лежит в большей степени, чем на вас: на договоре моя подпись. Он племянник царя и должен уцелеть. Столица должна быть освобождена. А если интересно и другое… помимо слова «выгода» есть на свете слово «привязанность».
– Привязанности никогда не позволяли вам так закрывать на чьи-либо ошибки глаза, – откликнулся Дорэн и прибавил: – Раньше.
– Да? – Янгред снова посмотрел на Хайранга. Захотелось припомнить фрукты, которым тот обрадовался, спасибо, что раздавать не начал. Лисенок явно это понял.
– Мы просим, – быстро вмешался Дэмциг, чуя бурю. Голос теперь звучал почти заискивающе, – не так много. Но согласитесь, мы вправе сомневаться…
– Не во мне ли, друг мой? – Янгред позволил себе снисходительно наклониться к его лицу. Вдруг захотелось напомнить, кто здесь карлик и должен быть поосторожнее. Это сработало: Дэмциг не отступил, но нервно заерзал. Не мог он не заметить и того, что Янгред положил ладонь на рукоять меча.
– Что вы, ваше огнейшество! Ни в коей мере не в вас, но наш Хельмо что-то…
Дешевое устрашение, дешевая же капитуляция. Ожидаемо.
– Сомневаясь в моих союзниках, – ровно перебил Янгред, – вы сомневаетесь во мне. Я уже сказал: мы поговорим о деньгах. И приложим все силы к тому, чтобы вчерашнее не повторилось. Но я приказываю подчиняться Хельмо. Вспомнить эту Ринару. И…
– А ты готов, – вдруг тихо оборвал Хайранг. Быстро же пришел в себя, – не прикрываться нами? Готов пойти и лично приказать это людям? Тем, кто оставил семьи. Тем, кто лежит раненый или ляжет сегодня, если Хельмо снова поставит свое горе выше, чем…
– А ТЫ НЕ ПРОБОВАЛ ХОТЬ РАЗ ПОСТАВИТЬ ЧЬЕ-ТО ГОРЕ ВЫШЕ СВОЕГО? – Прогремело над лесом, прежде чем Янгред бы сдержался. И за этим криком были все иные несказанные слова.
«Тех, чьи дома разоряют». «Того, на ком огромный груз». «Того, кого не любит отец».
Он не осознал, как вскинул меч, – и Хайрангу пришлось задрать подбородок. Не сразу понял он и то, что повторяет свою же давнюю мерзость. Под Инадой, защищая Хайранга, он поднял на Хельмо оружие. Здесь, под Басилией, он поднял оружие на Хайранга, защищая Хельмо. И одновременно подумал: какого беса он все оправдывается, подлизывается? Какого беса Хайранг, знавший, как Эндре Отважный поступил с сыном, носится со своей обидой как с пиратским сундуком? Какого беса он, забравший у Янгреда жену, вообще ведет себя так, будто ему должны? Сколько можно им обоим жить прошлым?
– Попробуй, – прошептал Янгред. – Пора. Взрослый уже.
Лисенок не дернулся, дал клинку оцарапать горло. Он и не отвел глаз; взгляд был спокойный, упрямый – опять как в детстве, когда он проигрывал в драке. Там Янгред сразу протягивал руку, помогал встать, и они сражались по новой. Здесь рука тоже была уже протянута – но не за что хвататься, кроме острого металла.
Остальные выросли у Хайранга за плечами мгновенно, как по волшебству. Поразительно, все четверо теперь стояли против Янгреда; никто – рядом. На лицах Дэмцига и Лафанцера читались ужас и беспомощное непонимание, на лице Дорэна – угроза. Но их Янгред едва видел. До Лисенка сузился весь мир.
– Скажи прямо. Хочешь заставить меня предать союзников и поступиться честью? – сдавленно прорычал ему Янгред. – Тогда сражайся.
– Что?.. – выдохнул Хайранг. Упрямство с лица мигом стерлось.
– Сразись со мной, – повторил Янгред отчетливее. Рука с мечом дрогнула. – Один мой приятель, пират, говорит, что именно так на кораблях сменяют капитанов. Новый должен убить старого. Вот и все. Убей меня. Давай, пора нам попрощаться…
И он засмеялся, сам не зная, над чем, и слыша: смех звучит дико. Хайранг тоже это услышал и – именно теперь – побледнел.
– Янгред, нет, подожди… – забормотал он. – Я… нет! Я же не это имел…
Все еще на «ты», надо же. Плевать. Янгред оборвал его:
– Есть идея получше. – Он отвел оружие от Хайранга и поочередно нацелил на каждого из других. – Вы все. Против меня. Сейчас. Вместе или по очереди, неважно. Тот, кто выживет, может забирать всю армию и принимать любые решения. И…
– Ты болен, – теперь перебил Хайранг. Его голос упал. – Ты понимаешь, что говоришь? Мы здесь не… не чтобы повторять за Дрэ́миром. Не ставь нас в один ряд.
Янгред опустил оружие и всмотрелся в его глаза. На губах сама расплылась улыбка.
– А я ставил? – сплюнул он. – Ты делаешь это сам или я ошибаюсь?
Хайранг промолчал, а остальные и вовсе попятились. Но отбросить отвратительное воспоминание в третий раз Янгред не смог. Он и так слишком долго с этим боролся.
Дрэмир был еще одним офицером, которого Янгред выделял. Бывший послушник, чуть старше Хельмо и Дорэна. В нем тоже клокотали амбиции, но за бесцветным голосом, размеренными жестами и неизменно – даже на пьяных пиршествах – прямой осанкой это было едва заметно. Дрэмир хорошо взвешивал решения, умело дрался и воплощал слова «внешность обманчива»: высокий, лысый, с пронзительным взглядом, он казался неприятным, пока вдруг не улыбался во весь рот. Дрэмир одним из первых вызвался на поход, возмущенный выходкой Сивиллуса. И… первым же поддался прелестному письму.
Лусиль начала присылать такие с юркими железнокрылыми мальчишками, похожими на недокормленных птенцов, после Тарваны. Самозванка – точнее, конечно, Влади Стратег, его руку и слог Янгред узнал легко, – действительно умела прельщать. Раз за разом королевич уверял наемников, что, во-первых, шансов справиться с таким превосходящим противником у них нет, во-вторых, ради таких дикарей, как острарцы, не стоит обострять и без того глубокий конфликт Осфолата и Свергенхайма и, наконец, в-третьих, его, Янгреда, просто обманывают. Нет у Хинсдро денег, а если пока есть, то скоро кончатся. То ли дело Сивиллус. Если наемники перейдут к нему, заплатит он щедро. Может, и землю какую даст, хотя с таким добром он расставаться не любит, нужно уговаривать, но Влади поспособствует, из глубокого сочувствия и уважения, и далее, далее. Похожие письма получали многие офицеры: королевич понимал, что в тонкой дипломатии серия ударов по разным мишеням имеет больше шансов на успех, чем целенаправленное долбление по одной. И вот, слабина нашлась.
Протянув письмо, Дрэмир действительно сказал, что есть над чем подумать. Его настораживало непонимание, где, собственно, ждут деньги и когда их можно будет хоть увидеть. Он усомнился в том, что быстрая предоплата была знаком щедрости, а не пылью в глаза. Посетовал он и на то, что кампания затягивается: не пора ли идти к богатой столице, какие котлы? В общем, Дрэмир сказал многое, что Янгред слышал теперь. И возможно, он бы задумался… но вместо этого Дрэмира он убил. Потому что тот, не слушая ответных доводов, заявил: «Можешь делать что хочешь, но я увожу своих к лунным, и ты должен позволить это всем. Земли можно получить иначе, не умирая за бестолковый сброд, едва освоивший черепаху». Потому что добавил: «Солнечный принц тебе что, дороже всех нас?» Потому что, когда его попросили выбирать выражения, он сделал ровно то, что Янгред только что предложил остальным, – напал. Они сцепились, и в конце концов Янгред задушил его голыми руками, как дезертира. Собравшиеся здесь, в лесу, об этом знали и на тот момент не осудили: кампания шла удачно, Ринара еще не случилась, а у Дрэмира – все видели – в последнее время участились склоки с собственными солдатами. Но теперь другие офицеры повторяли за ним. Повторяли, уже зная, какая участь может ждать и их.