– Так вы завидуете.
– Ну да, я же так и сказала! – В ее голосе прозвучало недовольство, я испытывала ее терпение. Невинные мысли королевы и моя нечистая совесть плохо сочетались друг с другом.
Кто-то негромко заговорил с Глиссельдой, и она воскликнула:
– Святой Даан на сковородке, мне нужно идти. Держи меня в курсе своих достижений.
– Разумеется, – отозвалась я, но она уже отключила свое устройство.
Я зашагала обратно по волнорезу. Мое сердце разрывалось надвое: от чувства вины и его причины – радостного предвкушения, которое вызывала во мне мысль о скором приезде принца Люсиана Киггза.
15
Назад я решила пойти через портовый рынок. Там я купила себе легкую одежду, оливковое масло для чешуи и большую вышитую подушку в подарок Найе.
Тетушке Абдо подушка понравилась, но она все-таки исполнила свою угрозу и повела меня в баню. Я выжила лишь благодаря тому, что сосредоточилась на деталях с достойной дракона отстраненностью: вот морская сцена, выложенная мозаикой на своде потолка, вот зеленоватая, слегка зацветшая вода; вот мой старомодный гореддийский стыд из-за собственной наготы; вот старички, пристально, с удивлением, рассматривающие меня; вот я, самая бледная и чешуйчатая из всех.
Все это было довольно занятно. Я могла бы написать на эту тему трактат.
Я понимала, что Абдо нужно время, чтобы побыть наедине с собой, и с радостью предоставила ему такую возможность, отправившись сначала в посольство, а потом в баню. Но когда он не встал с кровати на второй день, я не на шутку забеспокоилась. У нас оставалось всего две недели до приезда Киггза и Комонота, чтобы найти оставшихся итьясаари и Орму. К тому же Абдо наверняка хотел, чтобы жрец-итьясаари Паулос Пэнде освободил его от Джаннулы как можно скорее.
– Можно я разбужу Абдо? – спросила я Найю после завтрака. Я говорила тихим голосом, чтобы меня не услышал Ингар. – Он хотел как можно скорее попасть в Храм Чахона.
Судя по выражению лица Найи, мои слова ее ужаснули.
– Сомневаюсь, – проговорила она. – Вы, наверное, неправильно поняли.
Я мысленно вернулась к нашему последнему разговору на эту тему – тогда, на палубе корабля. Он и правда был не очень воодушевлен.
– С чего бы ему не хотеть туда идти?
Она поджала губы и бросила взгляд на штору, отгораживавшую от нас Абдо, как будто размышляла, что именно он позволил бы ей рассказать.
– Они с Паулосом Пэнде сильно поссорились и расстались очень плохо. Я думаю, жрец тоже будет ему не рад.
Теперь я начинала понимать, почему Абдо отказывался обсуждать эту тему. Но даже если старый жрец не захочет встречаться с Абдо, он наверняка согласится увидеться со мной. Возможно, мне удастся восстановить мир между ними в достаточной степени, чтобы старик согласился прогнать Джаннулу из головы Абдо. К тому же было логично начать поиски порфирийских итьясаари с Паулоса Пэнде. Накануне, проходя по площади Зокалаа, я мельком видела Храм Чахона.
Пока я разговаривала с тетушкой Найей, к нам присоединился Ингар. Он оставался проблемой. Я не хотела, чтобы полукровка следил за моими действиями и сообщал о них Джаннуле, но он, конечно же, всюду ходил за мной, словно пес.
Я решила отвести нашего лысого книжного червя в знаменитую библиотеку Порфири – Библиагатон, где Орма проводил свое исследование на тему полудраконов. Я рассудила, что книги отвлекут Ингара, а я в это время смогу поискать своего дядю. Мы вышли незадолго до полудня и направились к богатым кварталам города, возвышающимся на западе.
– Я столько… слышал… – задыхаясь, проговорил Ингар. Я шла в гору слишком быстро, но такая мелочь, как нехватка воздуха, не могла заставить его замолчать. – Моя собственная библиотека… не хочу хвастаться, но…
Я остановилась, чтобы передохнуть. По лысой голове Ингара бежали струйки пота, и она приобрела тревожный, красноватый оттенок. Я отвернулась и окинула взглядом город, раскинувшийся перед нами, словно разноцветная миска с парой ложек фиолетового моря на донышке. Ингар прислонился к садовой ограде, заросшей лозой и дарившей спасительную тень – прямо над его головой сквозь трещину пробивался ярко-розовый цветок.
– Я отправил ее в Горедд, – сказал он, как только отдышался и понял, что может произнести целое предложение, не ловя воздух ртом.
– Что отправили? – я потеряла нить его мысли.
– Мою библиотеку, – ответил он. – Джаннула хочет построить Небесное царство на земле, а какой еще вклад может сделать такой ничтожный человек, как я? Согласитесь, без книг рай получился бы не очень хорошим.
– Небесное царство на земле? – переспросила я. Это было что-то новенькое. – Как это возможно?
– Ну, вы сами понимаете, – начал он, округлив свои маленькие глазки. – Оно наступит, когда мы все соберемся вместе. И заживем в Горедде вместе с вами. Нас ждут безопасные, счастливые времена.
Я открыла рот и снова его захлопнула. Она действительно этого хотела или просто внушила Ингару, что хочет этого, чтобы им управлять? А еще она могла сказать Ингару такие слова, чтобы управлять мной – чтобы показать, что она тоже стремится воссоздать мой сад в реальном мире.
Теперь эта мечта казалась мне горькой на вкус.
К тому же слова о Небесном царстве не объясняли ее действий в Самсаме. Регентство Джозефа не могло поспособствовать безопасности полудраконов, как бы тот ни был очарован Джаннулой. Она замышляла что-то, о чем Ингар не догадывался.
– В моей библиотеке примерно двадцать семь тысяч книг. – Ингар внезапно сдвинулся с места и снова зашагал вперед, будто услышав зов Библиагатона. Я молча последовала за ним. – Моя мать собирала книги, – продолжил он. – Так она познакомилась с моим отцом, который был саарантрасом. Он приобретал для нее очень редкие книги, поэтому в моей коллекции есть настоящие жемчужины. Например, оригиналы заветов святых Витта, Нолы и Юстаса.
– Вы хотите сказать, что святые сами написали их от руки? – спросила я.
Он скромно пожал плечами.
– Более искушенный теолог, чем я, провел бы исследование, чтобы в этом убедиться. Но я думаю, да, так оно и было. Их точно написали в эпоху святых. В рукописях той поры можно заметить характерные черты…
Он замолчал на полуслове, потому что в этот момент перед нами показалось то самое знаменитое здание: изящные колонны и летящий купол, крытые галереи и дворы, где когда-то бродили философы, ведя между собой ученые диспуты. Будучи хранилищем знаний, накопленных веками, Библиагатон занимал целый квартал и даже выходил за его пределы. Орма рассказывал, что половина книг находилась в трех пристройках – одна предназначалась для древних и хрупких свитков, другая – для чрезвычайно непонятных текстов, а третья – для новых приобретений, категорию которых не удавалось определить.
Ингар подпрыгнул на месте и встал на цыпочки, словно ребенок. В этот момент я его понимала: он явно оказался в своем собственном раю на земле.
В моем плане – оставить Ингара в библиотеке – был один большой недостаток: я сама не умела противостоять зову книжных сирен. Я побрела по библиотеке, зачарованная бесконечными полками и нишами для свитков, колоннадой внутренних двориков и журчанием фонтанов, пятнами света на полах открытых коридоров, а также страстью, с которой ученые писали свои трактаты, сидя за длинными деревянными столами.
Мысли о том, что Орма может сидеть сейчас где-то здесь, хватило, чтобы оправдать перед собой желание остаться. Если он искал исторические справки о полудраконах, где он мог находиться? Мне удавалось читать надписи на дверях, но с большим трудом – у порфирийцев был свой алфавит, поэтому приходилось задумываться над каждой буквой. К счастью, надписи сопровождались барельефами; некоторые из них казались мне странными – почему лягушка символизировала философию? – но изображение музыкальных инструментов допускало лишь одно толкование.
По образованию Орма был музыковедом. Отсюда и стоило начинать поиски.
Зал музыковедения пустовал, если не считать бюста поэта-философа Неканса, который стоял в дальнем конце. Бронзовый нос изваяния блестел – видимо, не одно поколение ученых не устояло перед искушением его потереть. Я внимательно оглядела содержимое полок, заметив – не без гордости, – что в нашей лавондавильской библиотеке святой Иды книг по музыке было больше. Да и мой дядя мог похвастаться почти такой же обширной коллекцией в своем кабинете.
Некоторые книги были написаны на южных языках; какие-то из них я даже помнила с юношеской поры. Увесистый том «Полифонических трансгрессий» Торика в обложке из белой телячьей кожи так живо напомнил мне о старом экземпляре Ормы, что я вынула эту книгу из сентиментальных побуждений, но, взглянув на обложку, едва ее не уронила.
Ее пересекала царапина, которую я сделала медиатором в тот день, когда Джаннула воспользовалась моими губами, чтобы поцеловать Орму.
Сомнений не оставалось: этот том принадлежал моему дяде. Покидая Горедд, он взял с собой столько книг, сколько мог унести. Как позднее сообщил библиотекарь, некоторые из них ему даже не принадлежали. Неужели он устал носить их с собой? Но он так ревностно относился к книгам, что я не могла представить, как он мог добровольно расстаться с одной из них.
Книга показалась мне подозрительно пухлой. Рядом с бюстом Неканса стоял лекторий – специальный столик для чтения. Я открыла труд Торика и нашла внутри него тоненькую брошюрку. Под ней обнаружилась стопка бумаг, которые тут же разлетелись по столу и, соскользнув с края, опустились на пол, словно осенние листья. Я собрала их, чувствуя, как в сердце разгорается огонек предвкушения. Я узнала угловатый почерк Ормы; это были его записи. Раз он оставил их здесь, значит, несомненно, собирался вернуться.
Я попыталась разложить перепутанные листочки по порядку, но они не были пронумерованы. Я начала читать, и содержание первой страницы, к счастью, вскоре стало мне понятно. Вверху странички большими буквами был подписан заголовок: «