Я знала ее. В своем саду я звала ее Мизерер. В видениях я наблюдала, как она арестовывает карманников в Гранд-Эмпорио и ловит расхитителей соборов, быстро и искусно орудуя мечами. Она была представителем закона: ее одетые в черное коллеги патрулировали площадь Зокалаа. Что она здесь делала? Следила за мной? Возможно, ее попросил об этом Пэнде. Но я все-таки надеялась, что ею двигало обычное любопытство.
– Здравствуйте! – прокричала я, а потом более вежливо добавила по-порфирийски: – Я приветствую вас, как океан приветствует утреннее солнце.
В глазах женщины загорелся веселый огонек – а может быть, и злобный. По ее губам, сжатым в тонкую полоску, ничего нельзя было сказать. Она расправила крылья и взлетела в небо.
Ее полет был так изящен, что у меня перехватило дыхание.
Я дошла до Метасаари за час. Верхняя часть города делилась на две части выступом горы, поэтому мне пришлось возвращаться к гавани, идти на восток, а потом снова лезть наверх. Восточные кварталы, так же как и западные, по мере подъема становились все богаче. Здесь было меньше многоэтажных домов и больше коттеджей, некоторые из которых могли похвастаться цветными мраморными фасадами или колоннами с вертикальными желобками. Вдоль улиц росли темные кедры и подстриженные платаны с побеленными стволами. Я добралась до большого парка с общественным фонтаном. Возле него стояли женщины, прижимая к бедрам кувшины, и оживленно сплетничали. По периметру расположились продавцы фруктов и орехов со своими тележками; мимо пробегали слуги, шлепая ногами по мощеной дорожке.
Если верить карте, которую нарисовали мне библиотекари, этот парк был сердцем Метасаари. Это место не имело ничего общего с Квигхоулом – мрачным гетто для сааров в Горедде.
Но куда же делись драконы? Я не заметила ни одного человека с землистым, как у меня, цветом лица. Все горожане, которые вели разговоры в тени низкорослых платанов или толкали тележки вверх по холму, были смуглыми порфирийцами.
Я остановилась у ресторанчика на углу, где в огромных котлах, встроенных прямо в прилавок, булькала еда. Там можно было заказать похлебку из баклажанов и осьминожьи шарики в подливе (которые на самом деле вкуснее, чем кажутся), но я пришла туда не для того, чтобы есть. Я встала в очередь за худым и, по всей видимости, очень голодным мужчиной, который делал огромный заказ. Наконец он побрел к столику на свежем воздухе, неся в каждой руке по наполненной доверху тарелке, а я подошла к прилавку.
– Извините, – обратилась я к морщинистой хозяйке. – Ваш рот изъясняется по-гореддийски?
Она нетерпеливо помахала половником и спросила по-порфирийски:
– Что будете заказывать?
– Стакан чая, – проговорила я, роясь в сумочке в поисках монеты. – Не знаете гореддийский? Это справедливо. Я попробую еще. Вы видите саарантраи в круге этого парка?
Она покачала головой и пробормотала: «Глупая иностранка», – протягивая мне сдачу. Страшно смутившись, я отвернулась и направилась к выходу.
– Вы чай забыли! – крикнула мне женщина.
Я вернулась и взяла его. Чашка ходила в моей руке ходуном и звенела о блюдце.
– Извините, – сказал кто-то тихим, приятным голосом. Это оказался мужчина, стоящий передо мной в очереди. Теперь он сидел за столиком во дворе ресторана и махал мне рукой, чтобы я точно его заметила. – Я не хотел подслушивать, – сказал он по-гореддийски, – но я говорю на вашем языке. Я могу чем-то помочь?
Я нерешительно остановилась, потом поставила чай на его столик и отодвинула стул. Он окликнул хозяйку ресторанчика, и она неохотно принесла ему вино со специями.
– Она всем грубит, – театральным шепотом заявил он. – Это часть ее обаяния.
На его длинном прямом носу сидели маленькие очки, свои длинные прямые волосы он по нинийской моде собрал в хвост у основания шеи. На нем были короткий гореддийский упелянд и порфирийские штаны. Очевидно, передо мной был человек, который много путешествовал.
– Вы бывали в Горедде? – спросила я, отгоняя от себя волну тоски по дому.
– Я жил там много лет, – с теплотой произнес мужчина и протянул мне руку. – Я Лало.
– Серафина, – сказала я, пожимая его руку. Этот обычай тоже моментально напомнил мне о доме.
– Я слышал, вы ищете драконов? – спросил он, запустив ложку в миску с осьминогами.
Я сделала глоток обжигающего чая. У него был неожиданно мятный привкус.
– Да, ищу. Здесь должны жить драконы-изгнанники.
– Все правильно, – сказал Лало. – Метасаари. Это здесь.
Я огляделась по сторонам. Хозяева других ресторанчиков, женщины у фонтана, продавцы фруктов и пешеходы… Я видела только порфирийцев.
– Где же все саарантраи?
Он рассмеялся. Его зубы блеснули на солнце.
– Так повсюду, птенчик. Я один из них.
Я едва не подавилась чаем и уставилась на Лало – на его веселую усмешку и темную кожу. Святые на Небесах. Я никогда не видела дракона, похожего на него.
Он наклонился ко мне, положив локти на стол.
– Я знаю, о чем вы думаете. Все саарантраи, которых вы встречали, были бледны, как рыбы, живущие в пещерах. На самом деле, смуглая кожа для нас более естественна. Смотрите. – Он положил свою большую кисть на выложенный плиткой стол и растопырил пальцы. Его кожа начала светлеть прямо на моих глазах, пока не стала почти такой же бледной, как у меня. Затем она снова потемнела.
От изумления я потеряла дар речи.
– Серебряная кровь, – объяснил он. – Если заставить ее подняться на поверхность, мы бледнеем. Такой камуфляж полезен в нашей естественной среде обитания, где самую большую опасность представляют другие драконы, или в Южных землях, где нам не очень хочется выделяться.
К своему стыду, я сделала выводы, как только увидела цвет кожи этих людей, и не стала думать дальше. Но теперь, оглядывая Метасаари еще раз, я поняла, что упустила много деталей: люди вокруг двигались слегка угловато и носили одежду приглушенных цветов без каких-либо украшений; у них были короткие, практичные стрижки. Продавцы фруктов не кричали и не пели о своих товарах, а вода в фонтане журчала громче, чем сплетни женщин. Если это и правда были саарантраи, они казались гораздо сдержаннее своих порфирийских друзей.
Лало по-прежнему широко улыбался. Это тоже совсем не походило на саарантраи, которых я знала в Горедде.
Наверняка у Ормы здесь тоже была темная кожа. Могла ли я пройти мимо, не заметив его? И у библиотекарей я спрашивала о таком же бледном иностранце, как и я.
– Вы ищете кого-то определенного? – спросил Лало, изучая баклажаны на своей тарелке.
Я глотнула чай еще раз.
– Его зовут Орма.
– Сын Имланна и Эри? Брат Линн?
Мое сердце радостно забилось.
– Да! Вы его видели?
Лало покачал головой:
– Лишь много лет назад. Я учился в университете с его сестрой.
Конечно, Орма был осторожен, опасаясь всех вокруг, включая других драконов. Это меня не удивило. Я попыталась подойти к вопросу с другой стороны.
– Он здесь вместе с женщиной-драконом по имени Эскар.
– Да, я знаю Эскар. Она здесь уже несколько месяцев, – сказал он, махнув в мою сторону ложкой, а потом понизил голос: – Она пытается уговорить нас вернуться в Танамут. Не все считают эту мысль мудрой. Что касается меня, я не воин, но сделаю, что потребуется, чтобы снова оказаться дома. Здесь я не нашел ничего, кроме печали.
– А почему вы оказались в изгнании? – спросила я, помимо воли тоже заговорив тише.
Лало вздохнул настолько печально, что это меня слегка обескуражило, и выскреб со дна миски остатки подливки.
– А я и не оказался. Я влюбился в гореддийку и отправился домой на отсечение памяти, как и полагается послушному саару. – Он сделал глоток вина и взглянул в безоблачное небо. – Однако в припадке романтического бреда я решил сначала сделать себе воспоминание-жемчужину.
Я представляла, о чем он говорил. Таким способом драконы могли выделить воспоминание и спрятать его. Мама оставила несколько воспоминаний-жемчужин в моей голове, о чем я даже не догадывалась, пока вид Ормы в естественном обличье не заставил их раскрыться. Спусковым механизмом можно было сделать что угодно.
Я покрутила в пальцах кольцо с жемчужиной на своем мизинце, внезапно задумавшись, что имел в виду Орма, когда написал: «Эта вещь плюс ничего равняется всему». Может быть, он тоже создал такое воспоминание? Что он пытался мне сказать?
Взгляд Лало затуманился.
– Я просто хотел, чтобы эти дни жили внутри меня, пусть я и не мог о них вспомнить. Я специально забыл, что должно было заставить жемчужину раскрыться, потому что никогда не собирался этого делать. Увы, я случайно наткнулся на забытый спусковой механизм, обо всем вспомнил, снова нашел ту женщину и… оказалось, что она оставила меня в прошлом. Теперь она замужем, а я сижу здесь, погрязнув в печали.
– Мне очень жаль, – проговорила я. Как по мне, разговор зашел в очень личное и неловкое русло. Я не могла представить, чтобы Орма или Эскар сделали такое признание. – Эээ. Вы знаете, где я могу найти Эскар?
Он набивал рот рисом и баклажанами и глядел в тарелку.
– Эскар исчезла. Ее никто не видел уже две недели.
Это было неожиданно. Все-таки порфирийский план Комонота был полностью идеей Эскар. Она не могла никуда улететь, только не теперь, когда до прибытия Комонота оставалось меньше двух недель. Куда она могла деться?
– С ней был еще один дракон? – уперто спросила я.
Лало раздраженно пожал плечами:
– Не знаю.
Его грубость меня не обидела: я привыкла, что драконы общаются именно так. Он явно считал наш разговор оконченным. Я поднялась на ноги и придвинула стул обратно.
– Спасибо, что уделили мне время.
Он кивнул и стряхнул крошки со стола, чтобы их склевали птицы.
Я пошла обратно к дому Найи. Чем больше я размышляла о загадке Ормы и о недомолвках в его письме, тем больше убеждалась, что он создал воспоминание-жемчужину и хотел сообщить мне об этом. Была ли это лишь мера предосторожности или он опасался, что Цензоры взяли его след?