– Проведите меня во дворец, – медленно сказала я. – Она так хотела, чтобы я жила в ее земном раю. Так я и поступлю. Я стану ее подругой, подберусь к ней так близко, как только смогу, пока не пойму, чего она хочет и как ее остановить. Я выведу Глиссельду из-под ее влияния. – Три человека, сидящие вокруг карты, кивнули. Мы придвинулись ближе друг к другу и начали обсуждать план.
Я так долго вела ночной образ жизни, что к полудню уже ничего не соображала. Мне разрешили прилечь в палатке командования: складная кушетка показалась мне самой удобной кроватью, на которой я когда-либо спала.
Я проснулась в полдень от звуков, которые доносились с тренировочного поля дракомахистов, но осталась лежать на кушетке. Прежде чем идти в Лавондавиль, мне нужно было собрать столько информации о нинийских итьясаари, Ларсе и Джаннуле, сколько было возможно. Успела ли она поймать на крючок Бланш и Недуара? Что она с ними делала?
Я успокоила дыхание, произнесла ритуальные слова и вошла в мой… я до сих пор думала о нем как о саде, пусть он весь иссох и съежился. С того дня, когда я назвала каждого аватара по имени, ничего не изменилось. Небо так и осталось просевшим. Его по-прежнему поддерживали только домик Джаннулы и деревья вокруг болота Пандовди. Жители сада лежали на лужайке в одну линию, неподвижные, словно куклы. Теперь сад требовал совсем мало времени. Я зашла и пересчитала их всех.
Я нашла куколку Недуара. Если Джаннула поймала его на крючок, она легко обнаружит, что я за ним подсматриваю. Нужно было проявить особую осторожность и не выдать ей никакой важной информации. Я не думала, что она поймет, где я нахожусь, но явно догадается, что я неподалеку. Этот визит в любом случае не мог не вызвать у нее подозрения, но у меня не оставалось выбора: я должна была знать наверняка.
Я взяла крошечные ручки игрушечного Недуара и приготовилась к жуткому водовороту, в который должно было упасть мое сознание, но видение не засосало меня внутрь, как это обычно происходило. Оно казалось далеким и фальшивым, словно я смотрела на мир сквозь подзорную трубу.
Я парила под потолком и смотрела вниз: по крайней мере, это осталось неизменным. Я увидела узкую комнату с белеными стенами и простой деревянной дверью. Подо мной чумной доктор с клювом вместо носа нес в руке чайник, обернув ручку носовым платком, чтобы не обжечься. Он налил кипящую воду в оловянный таз, стоящий у него на столе, а потом расстегнул рубашку. Его впалая грудь и худые плечи были покрыты серебристыми драконьими чешуйками. Он опустил в воду тряпочку, отжал ее, поморщившись от жара, и начал протирать чешую.
Я посмотрела на него несколько секунд, задумавшись над парадоксом: мне нужно было потянуться вовнутрь, чтобы увидеть то, что происходит снаружи. А потом я заговорила с Недуаром в своей голове: «Добрый день, друг».
– Мне как раз показалось, что вы за мной наблюдаете, – проговорил он, осторожно отжимая тряпку. – Должен признать, ее подход мне нравится меньше, чем ваш.
Мне не нужно было спрашивать, с кем он меня сравнивает. «Джаннула все же до вас добралась. Мне так жаль. Как это произошло?»
Старый доктор промокнул плечо, и от его пестрой спины пошел пар.
– Сначала атаке подверглась Бланш. Она пыталась сражаться, и это доставляло ей ужасную боль. Поэтому она залезла в мои запасы и выкрала слезы мака. Хотела умереть, но не рассчитала дозу и очень сильно заболела.
Поэтому я сказал: «Бланш, я могу дать тебе более действенный яд, если ты и правда этого хочешь. Или ты можешь сдаться Джаннуле, а я помогу тебе найти выход».
От его деловитого тона меня передернуло, но Недуар спокойно открыл баночку с мазью, достал кисточку из конского волоса и начал наносить снадобье на свои чешуйки.
Если бы Бланш умерла, я бы, конечно же, об этом узнала. Частичка огня ее сознания, которую я забрала в свой сад, без сомнения, растворилась бы.
Недуар продолжил:
– Как бы там ни было, Бланш последовала моему совету. А когда святая – так Джаннула зовет себя – постучалась в мою дверь, я сам ее пригласил.
«Но зачем?» – в ужасе спросила я.
Он помолчал несколько мгновений, смазывая чешую.
– Я надеялся, – произнес он наконец, застегивая рубашку, – что найду способ освободить Бланш изнутри, но у меня для этого не хватило мысленных способностей. Я могу похвастаться лишь тем, что я чересчур скучен и послушен, поэтому Джаннула уделяет мне мало внимания. Есть множество других, кто требует ее энергии.
Он достал из-под стола кожаный мешочек.
– Я не могу никого освободить с помощью своего разума, но все же у меня есть надежда на нее повлиять. Я могу с ней поговорить и попробовать убедить ее всех отпустить. С этой целью я наблюдал за состоянием ее сознания. Я никогда не встречал никого, похожего на нее. Она полностью лишена некоторых основных свойств – например, способности сопереживать и заботиться, – но она может отражать их, как зеркало, чтобы манипулировать людьми. Я надеялся найти способ вылечить ее, но она настолько сломлена… – Он мрачно пожал плечами.
«Думаете, ее нельзя вылечить?» – спросила я. Мне было страшно даже подумать об этом. Я знала, что если не смогу ее спасти, вина останется со мной навеки, словно муравей в кусочке янтаря.
– Не совсем так, – отозвался он. – Просто чем больше боли она причиняет, тем меньше мне хочется ее спасать. Иногда я спорю сам с собой о значении своей врачебной клятвы. Если я принесу добро, значит ли это, что я не причиню зла?
Произнося эти слова, он рылся в мешочке. Наконец он достал из него пузырек и многозначительно покрутил его в пальцах, заставив переливаться его маслянистое содержимое.
– Могу ли я ее отравить? Пока что ответ – нет. Но если на одной чаше весов лежит моя совесть, то на другой находится непрерывная боль Бланш, изувеченная личность дамы Окры и старый жрец в коме. Когда Джаннула заставила Джианни сбросить Камбу с лестницы, я был близок к тому, чтобы ее убить, – прошептал он. – Так близок. Как бы я хотел не быть таким трусом.
«Вы сказали что-то про Камбу?» – едва смогла вымолвить я.
По моему тону он догадался о том, что я на самом деле хотела спросить.
– Ох, Серафина, – проговорил он, печально сгорбившись. – Вы же не знаете. Все порфирийцы здесь. Все, кроме Абдо.
29
Эта новость так меня расстроила, что крошечный аватар Недуара выпал из моих рук, словно горячий уголек, и видение исчезло. Я стояла на коленях в грязи своего миниатюрного садика и задыхалась.
Порфирийцы не собирались приезжать. Они должны были сопротивляться. Мне стало плохо от мысли о том, что сделала Джаннула, чтобы их переубедить.
Но почему тогда Абдо не приехал с остальными и относились ли слова «старый жрец в коме» к Паулосу Пэнде? Я вспомнила свой сон, в котором Абдо выпрыгивал из телеги, а Пэнде падал замертво. Было ли это скорее видением, а не сном? Я не знала, искать ли мне ответ на этот вопрос с энтузиазмом или ужасом.
Я не сомневалась, что привлеку внимание Джаннулы, но мне нужно было заглянуть ко всем. Нужно было узнать, где они находятся и что Джаннула с ними сделала. Я начала с седовласого порфирийского певца Брасидаса, взяв в руки его аватар и позволив своим глазам заглянуть в реальный мир. Я увидела его в увенчанной куполом комнате, которую хорошо помнила со своих студенческих дней – в зале Одеон консерватории святой Иды. Он давал выступление. Все места были заняты восхищенными горожанами: его неземной голос заполнял собой все пространство.
Я на секунду задержалась, зачарованная красотой его пения, но потом вспомнила, что должна была проверить не его одного. Я заставила себя отправиться дальше и перешла к юристу Флоксии. Она стояла у основания статуи на площади Святой Лулы и вещала что-то громоподобным голосом. Вокруг нее собралось даже больше зрителей, чем на выступлении Брасидаса. Лучи заката окрашивали ее лицо в оранжевато-бронзовый оттенок.
– Вы имеете право спросить меня, жители Лавондавиля! – выкрикнула она, и ее огромный рот задрожал. – Если святые на самом деле были полудраконами, зачем же они так яростно критиковали и драконов, и полудраконов? Почему не сказали нам, кем являлись на самом деле?
Толпа зашепталась, эхом повторяя ее вопросы. На лицах людей было написано жадное внимание.
– Святые не писали о своем происхождении, потому что они боялись, – провозгласила Флоксия. – На этой земле они были чужаками. Горедд ценил их помощь, но человеческая память коротка, а подозрительность глубоко пускает корни в сердца. Кто из вас ни разу не чувствовал предубеждения против тех, кто отличается от вас? Святые несли на себе груз человеческого предубеждения каждый день.
– Они запретили межвидовое скрещивание, потому что не хотели, чтобы следующее поколение итьясаари страдало так же сильно, как они. Они хотели сделать будущее милосерднее, но теперь мы видим, что они перестарались. Полудраконы не чудовища, как вам говорили, а дети Небес.
Речь Флоксии захватила меня не меньше музыки Брасидаса. Должно быть, она была неподражаема в порфирийских залах суда. Но откуда она узнала теологию Южных земель и чем именно сейчас занималась? Проповедовала? Может быть, Джаннула таким образом вербовала себе приспешников?
Выходя из видения, я заметила кое-что на другой стороне площади: фреску высотой в три этажа, еще не оконченную, но уже вполне узнаваемую. Она изображала саму святую Джаннулу. Ее глаза казались такими огромными, зелеными и полными доброты, что мое сердце начало таять. Художницы нигде не было видно, но в авторстве фрески я не сомневалась.
Затем я отправилась посмотреть на крылатого воина Мину. Она обучала городской гарнизон, показывая стражникам, как сражаться двумя мечами одновременно. Она кружила, словно смертельный циклон, исполняя магический танец боли. Еще одна итьясаари демонстрировала чудеса, на которые был способен наш род. Судя по всему, с помощью полудраконов Джаннула просочилась во все части города.