Велит Ивану без останову гнать к Питеру.
А царь Петр по берегу похаживает, в подзорную трубу на дорогу поглядывает, все ждет, не покажется ли обоз из Иванова. Солнце стало по-весеннему припекать. Того и глади, реки вскроются.
Наконец дождался. Обрадовался, навстречу выехал. Солдату так ли уж хочется слово сказать Петру, да не знает, как подступить, — вокруг генералы толпой, да и Фемер с Ивана глаз не сводит, говорит своим помощникам:
— Солдат Иван был хороший кучер. За это даю ему отдыхать целый месяц. Отведите его в отдельную каморку, у дверей караул выставить! Без моего приказа Ивана никуда не выпускать, пусть отдыхает.
И посадили солдата ивановского в каталажку.
Царь узнал про это, спрашивает Фемера:
— За что ты на своего кучера прогневался?
— За то, ваше величество, — отвечает Фемер, — что он в Иванове надолго отлучился, обоз задержал. За это ему наказанье. А за то, что хорошо правил, отдых даю. Заодно он и отдохнет и провинность искупит.
Петр поверил генералу и молвил:
— За самовольную отлучку наказать, да не забывать, что солдат был исправный и в ратном деле ревностный.
Дали приказ корабли снастить. Утром чем свет обошел царь все возы, все полотна самолично обследовал. Крикнул корабельных мастеров и так, милок, хитренько повел.
— Один в поле не воин. Ан, бывает, что без одного и не выйдет ничего. Что вы, мастеровые люди, на это скажете?
— Так точно, ваше величество! — корабельные мастера в один голос отзываются.
— Я сам люблю работать до седьмого пота. Сам бы напрял и полотен наткал, да других дел много, а мне вот, спасибо им, ткачи на подмогу. Пойдет ли такая парусина на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте! Ум хорошо, а два лучше.
Говорит-то царь слова вроде и веселые, а в глазах его корабельщики веселости не видят. Осмотрели парусину, один и говорит царю:
— Оно, конечно, и это будут паруса, только под одними годы проплаваешь, а под другими полчаса!
Петр нахмурился, помолчал, к Фемеру обращается:
— Что молчишь, словно воды набрал в рот? Слышишь, что говорит народ?
Фемер и давай раскланиваться перед царем, что-то лепечет, а царь его вроде и не слушает, свою речь ведет:
— Я слышал: наши тульские кузнецы блоху подковали, а ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье сшить могут. Понять не пойму: ткать полотна они разучились, что ли? Или ты вместо Иванова нивесть куда заехал?
— Там, там и покупал, ваше величество, хоть солдата спросите, — выкручивается Фемер.
— А что ты думал, когда покупал?
— Думал, как, государь, лучше. Я рассудил…
— Рассудил — говоришь? — чуть оком царским повел Петр. — Я сам люблю семь раз отмерить, один отрезать. — И вдруг царь выходит на середину и с, такими словами к корабельщикам обращается: — Может, и не плохие полотна, да для парусов сотканы не плотно. Такие паруса поднимать подождем, может, получше найдем.
— Как не найти, — отзываются корабельщики.
Фемер и сунулся с языком:
— Пошлите за парусами в Силезию. Что там за мастера, что за хитроумные затейники. Вот будет хорошо.
— Хорошо-то, хорошо, да не дюже, — говорит Петр, и улыбка, словно солнце из-за тучки, на лице его заиграла. — Вот ты толкуешь, что народ у вас хитроумный, а вдруг да купцы ваши паруса не за серебро да золото продавать вздумают, а за хитрость какую-нибудь? Сумеешь ли тогда полотна закупить?
— А как же, — отвечает Фемер, — я самого царя Соломона на разных загадках перехитрю.
— Вон как! Что за генерал у меня! — Петр говорит, и задает он Фемеру три загадки, вроде провера решил устроить. — Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется?
Фемер в ответ:
— А это совсем ясно: человек нуждается в повивальной бабке.
Петр усмехнулся:
— Нет, брат, не то.
Вторую загадку задает:
— Чем солдат запасается, когда в поход собирается?
Фемер опять попал пальцем в небо.
— Деньгами, ваше величество, солдат запасается.
Третья загадка:
— Без чего на тот свет не пускают?
— Без креста и ладана, ваше величество! — гаркнул немец.
— Это — по-твоему. А, по-моему, не больно ты горазд на отгадки, — говорит Петр и велит денщикам: — Отведите-ка моего верного слугу на покой в одно место. Пусть немного подумает, а потом в Силезию поедет. Он устал, видно, в дороге.
Повели немца, куда приказано. А там солдат Иван похаживает, с тоски-кручины песенки про ткачей ивановских распевает. Парень он был веселый, никогда не унывал. Достал бумажку написал на ней:
Простой солдат.
Даю совет.
Умом богат,
А денег дет.
Высунул руку сквозь решетку, приклеил ту грамотку над острожным окном: пусть-де люди читают.
Вот в ту каталажку, где сидел Иван, и привели его начальника на хлеб, на воду. Сидит немец в углу на соломке и думает: «Как же мне царевы загадки разгадать, своим умом царя удивить, богатства своего не лишиться, украденной казной попользоваться?» И ничего-то он придумать не может.
Наутро царь к себе Фемера требует.
— Ну, разгадал мои загадки?
Фемер новый ответ припас. Думает: «Угожу царю».
— Когда человек на свет появляется, он в добром государе нуждается, таком, как вы, ваше величество.
Ответа на другие загадки Петр и слушать не захотел. Опять немца в каталажку отвели. Совсем он раскис, в глазах намыленная петля мерещится. Не пьет, не ест, сидит, как воробей, нахохлившись.
А Ивану и горя мало. Он откусит хлебца, запьет водицей и похаживает себе по каталажке, с утра до ночи то песни распевает, то притчи сказывает про генеральскую шубу и про блоху — золотые ноги.
Немец Ивану про свое горе плачется.
— Сгубили меня русские загадки.
— А ну, расскажи, какие такие загадки?
Послушал Иван загадки и говорит:
— Загадки — как загадки, кто голову на плечах не для шапки носит, тот отгадает.
— Отгадай! — просит немец. — Деньги пополам делить буду. Только молчи…
Иван согласья не дает.
— А на что мне твои деньги? Хлеб да вода — солдатская еда. А еды этой мне и без денег приносят!
Так и не стал отгадывать.
На второе утро немца опять к царю зовут. И на этот раз Фемер ничего не отгадал. Снова его в каталажку втолкнули. Последние сутки остаются на размышление.
Иван похаживает, в окошко поглядывает, над немцем потешается:
— День да ночь — сутки прочь, а там и галстук крученый наденут.
На третье утро повели к царю немца; как он ни мудрил, как ни вертелся, загадок не разгадал. Повели его караульные обратно да на корабельную мачту указывают.
Иван похаживает по каталажке, нет-нет да и скажет:
— Столб вкопают, галстучек сплетут и за тобой придут.
Немца в озноб бросает. Краденому богатству не рад, своя-то шкура дороже.
Иван советует:
— Хоть бы завещанье написал, кому добро отказываешь.
Тут немец как бухнется в ноги солдату, и ну сапоги лизать, спасти просит, золотые горы сулит.
Иван смекает: после немца пропадет царево золото, нивесть где. Не лучше ли то золото заполучить до последнего рубля, да и отдать царю, отечеству на пользу?
— Ладно, — говорит солдат, — так и быть, постараюсь, хоть и хотел ты меня с бела света сжить. Сколько заплатишь?
Немец сулит тысячу. Иван без запросу свою цену выставляет, а если, мол, дорого — не обессудь.
— За первую загадку все земли, все дома твои, фемеровские.
Думать некогда, петля по немце скучает.
— Согласен! — кричит.
— Не больно слову-то верю. Пиши о том грамотку.
Написал Фемер. Иван прочитал, — не сплутовал ли немец, убрал грамотку в шапку и стал отгадывать первую загадку. А немец его слова в точности записывает и себя утешает: «Хорошо еще, что деньги не потребовал…»
Однако прежде времени обрадовался. За вторую загадку Иван их и запросил:
— Все твои деньги мне отдашь — золото, что в подвалах хранишь, камни самоцветные да брильянты.
Опять Фемеру делать нечего.
— Бери! — говорит.
Иван и вторую отгадку сказал.
Немцу не терпится, торопит он солдата:
— Говори третью отгадку. Какая цена?
Иван в ответ:
— Давай поменяемся) шинельками — ты наденешь мою, а я твою. И в третьей грамотке собственноручно напиши, что отдаешь ты мне свое звание, а мое себе берешь.
Подмахнул немец и эту бумагу. Положил Иван ее в картуз под сарпинку, сказал Фемеру третью отгадку.
И только успел немец эту третью отгадку записать, как видит: царь Петр мимо каталажки едет.
А Петр ничего мимо глаз зря не пропускал.
Заметил он над окном Иванову грамотку, прочитал, любопытно ему стало. Приказал солдата к себе привесть. Скоренько привели Ивана.
Царь на его грамотку и указывает:
— Ты писал?
— В точности, ваше императорское величество.
— А почему ты думаешь, что у тебя ума много?
Отвечает Иван:
— Так что мы из фабричного села, а мы там всем миром думаем. С темна до темна в светелках ткем. Чтобы челнок веселей летал, сказки складываем, загадки загадываем, кто во что горазд. К примеру сказать: окунек прыткий, ныряет с ниткой, не живет в воде, не бывает на сковороде.
Улыбнулся Петр и черный ус покрутил.
Иван: стоит руки по швам, ждет, что дальше будет. Царь и дает ему те же самые загадки, на которых Фемер прогорел.
— Подумай, коли нехватит ума, сразу откажись. Не люблю того, кто не по своей силе кладь поднять хочет.
Иван на попятную не пошел и прямо ответ выкладывает:
— Когда рубашка рождается, она в старательных руках нуждается, идет в мялку, на прялку, на стан да в чан.
А когда человек на свет появляется, прежде всего в пеленках нуждается да в лапотьице. А лапотьице с пеленкой, окромя ткача, выткать некому.
— Пожалуй, верно, — усмехнулся царь.
Как ткач без челнока — не ткач, так и солдат без хорошей амуниции — не солдат. Без челнока и золотые руки полотен не наткут, без добротной парусины и ладные корабли не поплывут.