Ого, мы разговариваем. Шутим. Правда, едко. Но ладно. Юна улыбнулась.
— И кормить будете? — добавил он. — Можно с рук? Бараньим бульоном?
— Бульона хотите — отправляйтесь к двери экономки бай Аоле. У неё талант смешивать специи так, чтобы у мужчины окреп дух и все остальное.
— Чтобы всё окрепло? И я выл бы от тоски, сидя у вас на коврике?..
Да-да, шутим дальше. Всё лучше и лучше.
— Простите, леди, — спохватился он. — Я мужлан, бестолочь, ещё и раб. Что вы хотите от такого типа? Кстати, сколько монет вы за меня отсыпали?..
— Я выиграла вас в кости, — сказала Юна другим тоном, совершенно спокойным. — А теперь послушайте меня. Вы свободны, лорд Сайгур Кан. Абсолютно. Настолько же свободны, как были до похищения из Дьямона. Мы сейчас проверим ошейник, и если он в порядке, то я сейчас же его с вас сниму. Вы понимаете меня?
Он посмотрел на неё исподлобья, настороженно. Как будто она объясняла ему, что небо сейчас упадет, и это хорошо.
— А меня тут уверяли, что ошейник не снимается. Как же вы его с меня снимете, леди?
— Я сейчас прикажу встать на колени. А вы попробуйте не подчиниться, вам понятно?
Он кивнул.
— На колени! — взглянув на него, отрывысто приказала Юна, и Сайгур бухнулся на колени, хотя честно пытался не поддаться.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Юна. — Вставайте! — и достала монету-ключ, полученную от кулдуна…
— Не шевелитесь, а руки лучше уберите за спину!
Сайгур не стал убирать руки за спину, зато сжал кулаки.
Один раз провести по гладкой железной пластине — и готово. Юна легко разомкнула ошейник и сняла его.
— Князь мне солгал, леди Юна? — Сайгур побледнел и тяжело задышал.
— Нет-нет, он сказал правду! — поспешила пояснить Юна. — Я сняла видимую часть, которая из железа. Теперь никто не увидит на вас ошейник. Основная часть, магическая, осталась на месте, у вас под кожей. Вот тут. Осторожнее, не двигайтесь, — она провела двумя пальцами по шее Сайгура.
— Да, я его чувствую. Он тут. По ощущениям как толстая шерстяная нитка. Интересно…
Он не двигался, замер. И пытался осознать вот это всё. Ошейника, этого железного символа рабства, на нём не было, он лежал на столе. И в то же время — он был?
Нитка, значит, шерстяная. А леди интересно.
Он ощупал свою шею пальцами — Юна поспешила отпрянуть. Ничего, никаких ниток!
— Говорите, я всё ещё ваш раб? Поставьте меня на колени опять! — попросил он.
— На колени, лорд Сайгур! — произнесла Юна.
И опять словно что-то стукнуло по голеням, и он бухнулся на колени.
Тут как раз распахнулась дверь, и в комнату вплыла домоправительница, нагруженная подносом с едой. Она взглянула на Юну и коленопреклонённого мужчину, и аккуратно поставила поднос на стол. От души пожелала, уходя:
— Приятной вам ночи, моя тани! Если что, в купальне много тёплой воды!
Сайгур медленно встал. Юна смотрела на него, и он просто стиснул зубы.
— Это отлично, лорд Сайгур, — Юна была довольна. — Все получилось. Вы свободны, понимаете? Никто не властен над вами через рабское заклятье, только я. А я не стану этим пользоваться. Я отпускаю вас. Вы свободны, лорд Сайгур Кан. Можете идти, куда хотите, и служить, кому пожелаете.
Он стоял и молчал. Только смотрел на Юну.
Тогда она сказала:
— Я, Юна Тураи ан Эмай, обещаю и клянусь Пламенем и милостью Гемм, что никогда не воспользуюсь своей властью над вами. Никогда, вы поняли? Разве что вам будет угрожать смертельная опасность…
— Нет, — ей показалось, что в его взгляде клубится сумрак. — Если я буду подыхать на ваших глазах, тоже ничего не делайте. Прошу вас. Или буду шагать прямо в пропасть. Или меня соберутся повесить на городской площади. Не спасайте меня, используя ошейник.
— Хорошо, лорд Сайгур. Я не применю свои возможности даже для спасения вашей жизни, а также любой поправки ваших дел. Обещаю вам это. А теперь поешьте, — она показала на стол.
— Клетки у вас для меня нет. А что есть?
— Комната Найрина. Пойдемте, провожу. Возьмите лампу со стола.
Сама она прихватила поднос со стола.
До комнаты Найрина им пришлось пройти с десяток шагов. Юна опустила на стол поднос.
— Приятного аппетита, лорд Сайгур. Кстати, встаньте на колени, — она сказала ласково, как кошка мурлыкнула, и ему даже захотелось послушаться и исполнить — чтобы помурлыкала ещё. Но он остался стоять на ногах.
— Я лишь хотела вам показать, — объяснила Юна ошарашенному Сайгуру. — В магии сами слова не важны, важно то, что вложено. Не думайте, что я могу через ошейник диктовать вам свою волю. Я могу поставить вас на колени. Если бы вы от меня убежали, я могла бы найти вас с помощью ритуала. В главном я не могу влиять на вас, понимаете? Не придумывайте лишнего.
— Я понял, леди Юна. Благодарю вас.
Он почти ничего не понял. Он смотрел на Юну, потому что это всё, что ему хотелось.
— Доброй ночи, лорд Сайгур. В конце коридора есть лестница, она ведет в купальню. Если вам захочется.
— Благодарю. Доброй ночи, леди…
Только когда Юна ушла, Сайгур сообразил, что они даже не вспомнили о Найрине. В тюрьме — не у кого было спросить о брате. Потом… Не князя же расспрашивать? А с Юной — забыл напрочь. Где он сейчас и что с ним? Князь заставил его драться с ним на площади. Почему? Вот это особенно тревожно. А с Челлой, спящей странным сном — как? Хоть возвращайся к Юне и выясняй. Но ладно, на это будет и утро. О плохом, наверное, Юна сказала сама.
Он сел за стол и выпил загадочный бульон, который так расхвалили, ещё горячий и душистый — ему понравилось. Сыр, лепешки, кусок мяса — понравилось всё. Хлебнув какого-то взвара из ягод, Сайгур окончательно понял, жизнь, какая ни есть, продолжается, и даже князя убивать почти расхотелось.
Пусть его карает Мать Гемм. В Дьямон придётся вернуться ненадолго из-за сыновей. И умирать пока не хочется — из-за них же. Но придется искать службу, потому что Дьямон — для него закончился. Король сочтёт, что Сайгур Кан не справился с этой ношей, и тут же пришлёт кого-то. И отчего-то больше не было сожалений по этому поводу…
Купальня? Почему бы и нет. А на постели Найрина, широкой и удобной, разложен костюм и свежее бельё…
Вода прогнала даже намёк на сон. На шее не было проклятой железки, и легко было поверить, что никакой магической повязки-нитки там тоже нет. И даже захотелось выйти из этого дома и проехаться верхом по городу. Верхом! Взять бы где коня…
Можно пройтись пешком. Можно, конечно, лечь спать, и проворочаться до утра, та ещё радость! Так что…
Он толкнул дверь и удивленно огляделся — огонёк лампы на столе погас, тьма была кромешной. Где брать свет? Он стоял, приглядываясь, и вдуг понял, что это не его комната. Это комната, где он говорил с Юной. Не спальня, но — часть её покоев?
Она здесь, и надо пройти вон туда, должно быть. Дверь в спальню там.
Оказалось, это именно так. И в спальне было светлее, он различал силуэты всего. И кровать, на которой спит Юна. И он слышал её дыхание. Уйти поскорее?..
Хорошо бы. Но ноги не шли, как преклеились к полу. И если его руки сейчас онемеют, потому что он дотронется до Юны, то пусть. Не жалко. Он приблизился.
И почему ему казалось теперь, что Юна и сама будет не против? Посмеется, когда у него онемеют руки? Да пусть хоть отвалятся. А если прижать к себе её всю? Тогда придётся не дышать.
Не дышать так не дышать.
Он почти упал на неё сверху, удерживаясь на руках, почти касался, но только почти. Безумно хотелось зарыться лицом в её волосы, поймать губами маленькое ушко и пройтись языком по его завиткам, почти неуловимо дотронуться губами до закрытых глаз, добраться до губ — и вот тут уже не спешить, вволю насладиться их сладостью. А потом черед дойдёт до розовых бусинок её груди, такой маленькой, красивой и замианчивой, и…
Юна под ним со стоном изогнулась и обвила руками его шею, а её колено мягко прошлось между его ног, и…
Все.
То есть всё продолжалось. Но способность соображать окончательно покинула Сайгура Кана, графа Дьямона…
Когда способность все-таки вернулась, Сайгур понял, что он проснулся, сжимая в объятиях растрёпанную и сладко посапывавшую Юну с яркими и припухшими от поцелуев губами, совершенно голую и невероятно красивую. Его одежда тоже была… где-то. И сколько именно миль он проскал этой ночью — кто знает. Много…
И ничего не онемело и не отвалилось.
Было так хорошо, что это всё хотелось продлить. И не думать пока, что они скоро расстанутся. И он не стал будить Юну, чтобы протянуть ещё немного эту грёзу. А потом он опять её поцелует…
Ведь то, что он случилось, было странным и невероятным. Не верилось — с ним была Юна, невозможная, недоступная и всегда такая желанная. Его Юна. И почему он встретил её вот так? И как же ему жить, если с ней нельзя, а вдали от неё — будет невыносимо?
Юна потянулась, и открыла глаза. Улыбнулась. Потянулась за поцелуем, а потом сама удобнее устроилась в его объятиях.
— Хорошо спалось, мой леди? — спросил он.
И вдруг подумал — вкус этих слов стал другим.
Моя леди.
Это вкус губ Юны, её кожи. И запах её страсти, такой особенный и желанный — забыть невозможно.
— Моя леди… — а теперь поцеловать её опять.
Вот так.
— Я не понял, куда подевался удивительный пояс, из-за которого я так переживал?
— Лежит вон там, — она показала на ларец в изножье кровати. — Нам нужно поговорить, мой лорд. Пока вы не сбежали. Вы ведь именно так решили поступить, правильно?
— Правильно, — нехотя признал он. — Только не сегодня утром.
— Ну конечно. Должны же вы поздравить брата, который вчера женился!
— Э…Женился? На ком? — он повернулся к Юне.
— На Челле, конечно, — промурлыкала Юна и пристроила голову ему грудь. — На ком же ещё?
— Она проснулась?
— Ну конечно. Раз с ней Найрин.