[3] Туану, Старшая, в подчинении у которой были все горничные, — плетки бы вам досталось, помнили бы своё место! Как мы в своё время. При тани такое не скажите!
— Нет-нет, бай, как можно! — воскликнула Ману с преувеличенным возмущением, — мы будем с тани Челлой немы и почтительны! Но что такого, если господин через год иди два возьмёт наложницу? Так делают многие таны! А тани будет носить ребенка…
— Цыц! — повысила голос Старшая. — Точно плётки хочешь. Скажу тани Юне! Добрая она с вами. Ты знаешь хоть одну наложницу тана Суреша?
— Не знаю, но ведь это тан Суреш! А у князя, говорят, четыре наложницы! А у господина есть брат, и он не женат. Он хоть возьмёт наложниц, как думаете?
— И кто вам столько всего говорит?! У вас что, по четыре уха? А на господина когда успели поглазеть? Он явился только-только!
— А вот как закончили одевать Челлу… тани Челлу, то есть, она ушла, вот мы и…
Просто болтовня, как и вчера, и год назад, только сейчас говорят о её женихе, а тогда — о ком угодно. И бай Туану поминает плетку, которой всем не хватает, но это у неё лишь слова, как присказка.
— Сороки! А если бы вы ей тогда же и понадобились?! Как жаль, о Великая Мать, что тана Суреша нет больше. Жениха должен выбирать отец, что женщина в мужчинах смыслит? — Челла прямо-таки увидела, как после этих слов бай Туану воздела руки к потолку. — Тани Юна постарается, конечно, Челла ей как родная дочь. Только на госпожу и другая свалилась забота! Чтоб его ветром сдуло, как не вовремя…
— Кого бы ветром сдуло? — всполошились служанки.
А вот это и впрямь было интересно. Кого? Не тана Сайгура же. Слишком смело со стороны Туану желать ему недоброго.
Челла откинула занавесь и вошла.
— А, вот и моя птичка, моя маленькая тани! Наконец-то, я уже беспокоюсь, — обрадовалась бай Туану.
У неё были слабые глаза, а вот девушки рассмотрели больше и дружно ахнули.
— Паутина на волосах, на платье! Где ты была, о Гемм?! — простонала Ману, которая больше всех потрудилась над нарядом своей тани.
Ману когда-то была подружкой Челлы по детским играм во дворе замка, и по-прежнему обращалась к ней запросто — если рядом не было лишних ушей. А теперь она могла бы получить нагонях от Старшей, но та тоже заволновалась:
— Что такое, что случилось? Какая ещё паутина? Тани Юна вот-вот позовёт!
— Вот и помогите скорее переодеться! — распорядилась Челла и вздохнула, — ну простите, прошу!
Она чувствовала себя виноватой — глупо было обметать парадным нарядом тесный пыльный коридорчик рядом с комнатой, где её бравый жених ожидал «выздоровления». Но она недооценила количество пауков в этом закутке. Отец был бы недоволен — потому что недооценила.
— Платье другое! — продолжала командовать Челла. — Ману, неси то, чёрное с кружевом и серебром, из матушкиного сундука! Джубаранский пояс с изумрудным шитьем и шапочку к нему. Они там же, в сундуке. И драгоценности из шкатулки. Да, и краску, я подведу глаза! И румяна чтобы … всё неси! Скорее!
— Ты в своем уме? — совсем забылась дерзкая Ману, — то платье тебе велико! Шапочку и пояс носила ещё твоя бабушка, они тебе не идут! Там такое серебряное шитье… это платье для старухи!
— Не заговаривайся, бабушка в нем выходила замуж.
Бай Туану застыла столбом и только потрясенно моргала, пока не понимая, что происходит. Практичная Тин замерла мышкой, дожидаясь, чем дело кончится.
— Ты такая красивая сейчас! Паутину сметем, всё почистим, волосы причешем заново! Челла! — Ману чуть не расплакалась. — Если ты сейчас оденешься, как чучело, даже тани Юна велит отсыпать мне плетей!
— Брось, я всё возьму на себя! Обещаю! Да помогайте же скорее, не стойте…
— Что ты задумала, птичка моя? — обрела голос бай Туану.
— Просто немного пошутить. Я так решила. Иначе вообще не выйду из комнаты! Ну доверьтесь мне, прошу, всё будет хорошо, — она молитвенно сложила руки.
— Разве можно шутить, знакомясь с женихом? — продолжала ахать Старшая, тем временем Челла уже освобождалась от чудного платья из бирюзового шелка. — Зачем, вразуми меня Великая Мать!
— А какая ему разница, чучело я или нет. Он любую меня возьмёт. Зато будет что вспомнить. Его лицо при нашей первой встрече!
— Тани Челла, да разве можно…
Можно или нет, но Тин уже принялась помогать, глотая смешки, и Ману тоже потихоньку подключилась — притащила, что было велено. И вскоре Челлу-Птичку трудно было узнать. Разве что подвеска в виде птички, которую она всегда носила на поясе, вернулась на своё место — на пояс. Не на тот, из ажурного серебра и шёлка, что обычно, а на тяжелую вещицу джубаранской работы, от которой страдала бабушка лет пятьдесят тому назад.
Челла довольно улыбнулась, разглядывая себя в зеркале.
— Скажи, бай, кто приехал к огорчению Юны? Ну скажи, пожалуйста. Мы с девушками будем молчать, как рыбы. Поклянитесь! — велела она, и служанки обе тут же сделали знаки, подтверждая клятву.
Бай Туану горестно вздохнула — она смирилась с тем, что затеяла проказница-тани, но в душе не могла с этим согласиться.
— С твоим женихом явился тан Фунир, который когда-то добивался тани Юны. И князь одобрял их брак. И он всё ещё её хочет. Так что в его приезде мало радости.
— Вот как, — Челла нахмурилась. — Хорошо, что сказала, буду знать. Ну, теперь-то у него ничего не выйдет. Попросим помощи у господина Сайгура, у него тут целое войско, если что.
— Как ты будешь его просить, если собралась напугать?..
Целых несколько мгновений Челла колебалась. Потом задорно улыбнулась:
— Он отважный пахтан, все это говорят! Его так просто не напугать!
Тут как раз занавесь колыхнулась, и в комнату заглянула одна из ближних дам Юны со словами:
— Тани Челла, тани-хозяйка послала сказать, что ждет вас внизу! — и замерла с приоткрытым ртом.
Бай опять всплеснула руками и горестно закачала головой.
— Так ведь положено! — вдруг нашлась Челла. — Помните? Невесту надо показывать жениху в старом платье её матери и закрытую старым покрывалом. Так что всё правильно!
— Положено, да. Только когда так делали! — проворчала бай, но лицо её посветлело. — И это при помолвке. Нельзя было невесту первый раз во всей красе показывать. А у нас не помолвка уже!
Воспоминание об этом старинном обычае дремало где-то на задворках сознания Птички, оттого она, должно быть, и потребовала старое платье. А может, потому, что черное с серебром носила сейчас Юна, которую так заметил, оказывается, её жених. Вот и захотелось предстать в таком же наряде — но без грации и красоты Юны. Пошутить?..
Да, она обиделась немного, это есть. Господин Сайгур Кан красив, привлекателен — как и уверяла мачеха. Но его ни капли не волнует их с Челлой будущая встреча. Всё равно, отступать уже некогда. Вдох, выдох, вот…
— Ну как же не помолвка? — Челла легко рассмеялась. — Ну всё, я иду. Иду смотреть на своего будущего господина и владетеля! — и она решительно шагнула прочь из комнаты.
За дверью ожидали ещё три дамы, и они все потрясённо уставились на Челлу. Переглянулись, но ничего не сказали.
В их сопровождении она спускалась по узкой лестнице, шла по крытому переходу между башнями, входила в нижний зал Гостевой башни — легкой походкой, слегка покачивая бёдрами. На неё смотрели, перешёптывались, недоумевали… не узнавали. Кто всё-таки узнавал, смотрели вслед. О, они запомнят…
Юна ещё не взглянула на Челлу, то есть прямо на неё, когда заговорила певуче:
— Милорд, представляю вам Челлу Эмай Дьямон, дочь славного тана Суреша Эмая, которую я опекаю по праву и по долгу крови…
Челла и не подумала опустить взгляд, она смотрела прямо на лорда Кана. Сначала его взгляд был равнодушным и даже скучающим, он не спеша остановился на Челле, и… застыл, глаза удивлённо распахнулись.
Сначала недоумение, потом изумление и гнев! Вот что было теперь на лице её будущего супруга. Он смотрел на неё, словно не понимая, что она такое. Зато никакого равнодушия.
Юна, до сих пор стоявшая вполоборота к Сайгуру и почти спиной к Челле — да, всё как надо, место Челлы пока позади неё, — повернулась к падчерице. Кажется, она тоже онемела….
Но Юна быстро взяла себя в руки. Улыбнулась откровенно, готовая рассмеяться. Ну вот, всё правильно, это же весело.
— Благодарю, моя прекрасная тани, мое сердце принадлежит только тебе! — задорно выкрикнул Алливен Эрг. — Я буду за тебя сражаться!
По залу пробежал тихий ропот — многие вдруг пожелали что-то сказать.
— Тебе нравится моя невеста, кандриец? — продолжал Алливен, явно воодушевлённый происходящим.
Рядом с ним стоял мукарранский посол тан Фунир, всем своим видом выражая одобрение.
— Твоей невесты, мукарранец, здесь нет, — ответ Кана был холоден, как далёкие ледники.
Тани Юна подошла к Алливену и что-то сказала ему по-мукаррански. Он поклонился ей и исчез за обступившими его мужчинами, успев бросить выразительный взгляд на Челлу. А она похолодела, поняв вдруг, что произошло: Алливен, непризнанный жених, решил, что своей выходкой она отвергает жениха-кандрийца. Точнее, отвергая кандрийца, выбирает его, Алливена.
Это вовсе лишнее…
По знаку Юны дамы обступили Челлу, тесня её к выходу, и Юна подошла к Сайгуру. Остановилась в паре шагов.
— Как вам понравилась ВАША невеста, милорд?
— Понравилась, миледи, — он уже оправился от удивления и теперь, кажется, посмеивался. — Я не капризен. Руки, ноги и голова у неё на месте. Надеюсь, всё, что полагается женщине, у неё тоже есть. Ручаетесь в этом? Нам ведь необходим наследник, помните?
— Разумеется. Вы не будете разочарованы, — она улыбнулась прохладно.
Всё-таки падчерица не стала бы устраивать такое ради одного баловства. Что же случилось, интересно?..
— Могу я попросить вас до вечера отмыть для меня вашу э-э… тани Челлу? — сказал Сайгур. — Или мне придется заняться этим после свадьбы? Всё-таки хочется взглянуть. И я оценил, разумеется, их с бывшим женихом взаимные чувства.