— Видеть всё Фагунда нет, — сказала она. — Ты спросить.
— Сама рассказать, что меня ждет, не можешь? Гадалки обычно разговорчивые, или я не прав?
— Рассказать нет. Много говорить те лгать. Ты спрашивать. Три раза! — она показала три пальца. — Больше три Фагунда правда нет. Фагунда сил нет. Три раза спросить!
— Задай три вопроса, — подсказал Найрин. — За три ответа она ручается, остальное не будет правильным. Не спорь, она тебя не обманывает.
Сайгур настроился на большее. Но ладно…
— Родит мне сына хозяйка Дьямона, и когда? Вот мой вопрос.
Сару прикрыла глаза, постояла, подержав кости в ладонях, и со стуком высыпала их на стол. Потом рассмотрела, что получилось, и подняла взгляд на Сайгура.
— Сын тани Дьямона. Тебе сын. Сильный, красивый, долго жить. Быть пахтан! Два года сын! — она выставила перед собой два пальца.
— Твой и тани Дьямона сын родится через два года, — перевел Найрин. — И будет герой во всем. Ну ты понял.
Если Сайгур морщился, собирая слова Фагунды во что-то осмысленное, но у Найрина это отчего-то получалось легко, причем без сомнений в правильности трактовок.
— Через два года хорошо. Лучше бы раньше, ну да ладно, — Сайгур задышал легче и даже заулыбался.
— Два вопроса Фагунда сказать. Будет сын. Два года. Один вопрос говорить.
— Как это два вопроса? — возмутился Сайгур. — Ну жульничай! Я пока спросил один раз!
— Не надо спорить, — тихо вмешался Найрин. — Это не поможет, и она не слышит…
Фагунда снова сгребла кости и подержала в ладонях, но не бросила. Зато опять заговорила.
— Два года — сын. Два года — другой сын. Потом три года, — она показала Сайгуру три пальца, — дочь. Ах красивая! Сын и сын — ты гордиться, ты радоваться. Дочь — ты седая голова и не спать, себя забыть! Это я видеть. Это нет вопрос.
— Да что ты говоришь? — теперь Сайгур расхохотался. — Я поседею из-за дочери? Ладно, ничего, на то и девчонки. Главное, что она, дочь, у меня будет, и пусть так!
Найрин тоже не удержался от смешка.
— Она будет рыжая, моя дочь? — спросил Сайгур.
Найрин поморщился и выразительно стукнул себя кулаком по лбу. А Фагурда высыпала кости.
— Нет, рыжий нет. Светлый. Как спелый ячмень, — сказала она. — Есть три вопрос.
— Моя племянница не будет рыжей. Это невероятно важно, — не без сарказма заметил Найрин, досадуя, что Сайгур случайно задал дурацкий вопрос вместо нужного.
— Нет, это не то… Ладно, я понял, — вздохнул Сайгур, — Ты мастерица дурить, Фагунда.
— Не дурить. Правда сказать. Ты думать, ты спросить.
— Понял, понял. Ты правду сказала, уверена?
— Правда говорить!
— Спасибо тебе за хорошую весть, — сказал Сайгур уже серьезно, и положил перед знахаркой две крупные серебряные монеты.
Фагунда их со вздохом отодвинула.
— Я служить. Деньги нет.
Найрин взял монеты.
— Я отдам их тебе потом, бай Сару.
Она кивнула и отвернулась, и сжала руками заломившие виски.
Выйдя от Фагунды, Сайгур был возбуждённый и радостный. В самом деле, странно не радоваться таким вестям!
— А хорошо, что пошёл к ней, — он толкнул брата плечом. — Теперь знаю про сыновей и дочку, и жить захотелось! Надо было сразу! Почему только, я не понял, она деньги не взяла? У других берет, я знаю. Мне донесли уже!
— Ошейник ей не даёт, — пояснил Найрин. — Хозяин рабыне не платит, а службу получает самую полную, это оговорено в рабском заклятье.
— Да ну? Вот ведь сколько всего…
Найрин тоже радовался. Всё получится у Сайгура — значит, оба они здесь не зря, как и все, кого они сюда привели. Это важно. И они не подведут короля.
Он радовался, да. Но какое-то беспокойство царапало…
А вдова Валону скоро пришла к Сару опять. Села к столу. Сару положила перед ней серебряные монетки.
— Это тебе за цветы фаги. Найдёшь — ещё приноси.
Валону монетки быстро спрятала.
— Это редкость, ты знаешь. Только тебе продаю дёшево. Может, и мне нальёшь зелья от больной спины?
— Может, и налью, — спокойно согласилась Сару. — Ты ешь, не стесняйся, — она подвинула гостье блюдо с сыром и мясом.
— А хорошо, что тебя твой господин взаперти не держит, вон сколько воли дал. Даже работать не заставляет. Горевать бы, что ты в рабство попала, так ведь живешь не тужишь. Не хуже, чем в доме у племянника, — Валону окинула взглядом просторную комнату.
— Глупости говоришь, Валону. И вот что, больше сюда не ходи. Видишь, младший тан узнал тебя. Нинью, племянницу, ко мне присылай.
— Он не узнал, — возразила гостья и положила кусок сыра на румяную лепешку. — Смотрел и не узнал. Ты сама видела. А Нинью он тоже видел, быстрее узнает. Она молодая и красотка. Это мы, старухи, для него на одно лицо, — она засмеялась и взяла ещё сыру. — Я и по праздникам не ем того, что у тебя всегда на столе, а кто из нас рабыня?
— Он вспомнит тебя, — задумчиво повторила Сару. — Ну подумай сама, кого посылать.
— Не так-то просто меня вспомнить. Беловолосая тоже смотрит и не вспоминает, хотя с ней-то я много говорила, она мне заплатила хорошо, не такая прижимистая, как ты, бай Сару.
— Зачем ко мне бегаешь? — Сару усмехнулась. — К ней ходи. Ты хоть чего такого ей наговорила?
— Да того же, что и всем женщинам, — Варану махнула рукой и захихикала. — Я не запоминаю. Про судьбу, что рядом, и что родилась она парой возлюбленному, и что судьба у них из одного клубка, и про богатство и счастье, и про любовь и почитание! Всё то и говорю, чего от тебя не дождёшься, когда ты гадаешь. Да побережет Мать Гемм того купца, что научил меня, как выдавать себя за гадалку-бродяжку, и бубен подарил. Кандрийцы бродяжкам верят, платят.
— Ты от них пострадала и добываешь себе хлеб, как можешь. Потому я не назову тебя лгуньей, хотя меня с души от этого воротит. Когда за плату гадаешь, нельзя лгать. И как тебя до сих пор не уличили? Судьба от одного клубка — это наше, кандрийцам надо другое говорить.
— Не уличили. Видно, только ты, бай Сару, умная такая. Вот что, ступай в нижний двор к амбарам, там припас в замок привезли. И твой внук с возчиками.
— Что ты говоришь? — Сару вскочила, всплеснув руками. — Почему сразу не сказала? Я не велела ему…
— Соскучился, — вздохнула Валону. — Ты иди, бай Сару. И Фай позови, тоже повидаются.
— Её только не хватало!
Фагунда-Сару поправила платок и выбежала во двор, а гостья подвинула к себе ещё лепешек — хотелось ведь иногда поесть досыта. Сару дадут ещё.
Сару отлично знала замок Дьямон — жила тут в молодости, служила прежней тани, и здесь же, в замке, у ворот Гемм, давала брачные клятвы единственному суженому. А потом уехала в его дом, и жила счастливо и богато, и верила, что так будет всегда. Росли дети, потом внуки. Не углядела — по нежданному завещанию, а потом и по судебной тяжбе ушло от мужа богатство к сыну его двоюродного брата. И в счет долгов увезли внучек. А потом ещё война довершила дело, разорила. Тут и племянник озаботился, не прогневал ли он чем Мать Гемм, и стал разыскивать племянниц, нашёл Фай и собрал серебра на выкуп…
Одна внучка так и пропала где-то, зато Фай нашлась. Соседи судачили — жаль девочку, но зачем искать, выкупать? У неё уже как-то сложилась жизнь, может, детей она родила от господина, а здесь кому нужна? Ждало бы наследство — другое дело, а так замуж не возьмут, разве что за старого вдовца, иди будет служанкой. И не такая уж умелая знахарка, видно, бай Сару, раз позволила разорить свое гнездо…
Умелая, не умелая — кому какое дело теперь? Люди думают, что если доступ к силе есть, то всё можно, хоть небо на землю уронить. На самом деле — ой не всё. И с силой, если вдруг растёт, качается — непросто. Вон младший тан тому пример. И не всё бесплатно, не все безвредно, не всё понятно. Сару сравнивала людские обстоятельства с большой корзиной клубков, в которой резвились игривые котята — все перемешано и перепутано, попробуй уследи за каждой ниткой да пойми, что к чему.
За каждой — и не надо. Все свои она уже нашла, распутала и поняла. Потратилась сильно. Полгода назад, когда только начала, у неё были густые черные волосы — несмотря на возраст, и все зубы на месте. Теперь она похожа на старуху. Но это неважно. Об этом — потом…
Если бы всё было просто! На первый взгляд — не к лучшему она дела направляет, а наоборот! Но всё не так, как кажется…
В нижнем дворе возле амбара разгружали повозки. Парни носили мешки, снимали тяжело груженые корзины. Внука, Тиннура, она увидела сразу — ещё тонкий, но уже широкоплечий, не покачнувшись принял на плечо тяжелый мешок, отнес, сбросил на наклонную доску — спускать в темную пасть амбара. Работа была почти закончена. И Сару выступила из-за угла — Тиннур тут же взглянул на неё. Ждал.
Она отошла, опустилась у стены на каменную лавку — подождать. Внук прибежал быстро, присел у её ног и обнял колени.
— Разве я не велела тебе здесь не появляться? — спросила Сару строго, а сама ласково погладила юношу по волосам.
— Бабушка! Прости. Тебя только слушать! Велела мне в Измире идти играть. Там, в лагере, соседи, меня презирают теперь, говорят, тебе убиться мало, что проиграл близких! Как им сказать, что это ты мне велела?
— Можешь и сказать, — Сару улыбнулась, продолжая гладить его жесткие волосы. — Тебе, правда, не поверят. Как хочешь.
— Мы бы сейчас все были дома, было бы хорошо.
— И ты бы женился на соседской дочке и до седых волос был на посылках у дяди. Теперь будет иначе. Ты станешь таном, будешь ездить в княжеской свите, женишься на красавице и дядя будет искать твоей милости.
— Я не верю! — Тиннур опустил голову.
— Да, придётся подождать. Это нескоро случится.
— Я слышал, что с Фай сняли рабский ошейник! Да?
— Надо же, как быстро разносятся вести! — губы Сару опять дрогнули в улыбке.
— Валону сказала. Можно, я заберу её к нам, в лагерь? — Юноша мотнул головой куда-то вдаль, в сторону гор. — Ещё обидят её тут! Все решат, что можно!