Но об этом после. Сначала Фай, которая отодвинула горшочек с варевом подальше от огня и поклонилась Найрину:
— Милорд?
— Почтенная Сару, позволь недолго поговорить с твоей внучкой?
Та согласно закивала, и… может, Найрину показалась, но на её губах мелькнула торжествующая улыбка.
Он мог бы и не спрашивать разрешения у старой невольницы. Он мог бы обратиться прямо к ней, минуя Фай, и попросить руки девушки — и то и другое формальность. Нарин поступил так, чтобы дать понять — если речь о браке, то и об уважении. Брачное предложение невольнице поднимает её до положения самого Найрина, старое будет забыто. Сару всё поняла, и поняла верно.
Найрин посторонился, пропуская Фай к двери, они вышли во двор.
— Чем могу служить милорду? — поспешила спросить Фай.
Она была смущена.
— Фай, позволишь мне просить твоей руки? Выйдешь за меня замуж?
— Милорд… — она побледнела.
— Фай? Ты меня поняла? — он взял её за руку, но она вдруг руку отняла.
— Простите меня, милорд. Еще недавно я прямо на этом месте умерла бы от счастья, услышав такое. И была согласна на меньшее. Но теперь…
— Фай?.. — он её не понял. — Я предлагаю тебе законный брак. Венчание в храме. Ты не пожалеешь, я дам тебе всё, что только смогу. С леди Челлой все улажу, если тебя это беспокоит, да она и не может запретить нам…
— Простите меня, милорд, — повторила девушка. — Но я хочу стать женой другого человека. Прошу, не сердитесь. Я знаю, что вы великодушны.
— Фай?.. — до него дошло, наконец. — Ты мне отказываешь, потому что любишь другого?
Если Найрин и ожидал возражений, то возражений совсем другого рода.
— Да, милорд! — на её лице была написана такая отчаянная решимость, что он невольно отступил на шаг. — Умоляю, милорд, простите!
Он не нашелся, что сказать. Пожал плечами, повернулся и ушёл.
Фай вернулась в комнату. Бабушка Сару определенно не могла слышать их разговор, но она сидела насупленная и прожигала внучку гневным взглядом. Фай этому не удивилась.
— Глупая, как ты посмела? — покачиваясь, она поднялась и в сердцах хотела хлестнуть внучку сложенным полотенцем…
Фай безо всякой почтительности увернулась и выскочила за дверь, а потом, подхватив подол, побежала к Девичьей башне.
Чего хотела от нее бабушка Сару, она прекрасно знала. Так же теперь знала и то, чего хотела она сама. И ещё — она прекрасно отсидится пока за тани Челлой, а потом можно и с бабушкой помириться. Бабушка добрая и долго сердиться не станет. И как она может не понимать, что нельзя ей за лорда Найрина?..
А Сайгур спросил у вернувшегося брата:
— Ну и?.. Когда венчание?
— Она мне отказала. Сказала, что любит другого.
Сайгур только приподнял бровь.
— Тебе отказала невольница. Да это место для нас проклято, похоже!
— Не говори глупостей, — огрызнулся Найрин. — Я не трону твою жену. Плевать я хотел на здешние странные обычаи. А ты продолжай. Сару обещала тебе сына через два года.
— Твоя Сару водит нас за нос! — огрызнулся Сайгур. — Фагунда она, одним словом!
— Это было честное гадание, я подтверждаю, — возразил Найрин. — Куда тут можно деться из Дьямона? Я готов. Давай вернусь к Мортагу?
— Зачем? Нет уж. Сбежать ещё успеешь…
Найрин поспешил отвернуться.
Зачем… Затем, что это вовсе не удовольствие, когда чужая жена снится по ночам. И ещё этот эдельвейс и дурные обычаи, которые никогда не одобрит Пламя… дополнительное издевательство.
Глава 38
Помня о том, как её вчерашнее появление возле проклятого куста рассердило Сайгура, Аста не решилась идти туда утром. Про то, что куст вырос заново, ей рассказала служанка — пришла собрать в стирку грязное бельё. Наполовину мукарранка, выросшая в замке, эта женщина всё обо всех знала. И говорила на побережном бойко, хотя и с акцентом. Спасибо здешней леди-хозяйке Юне, что сразу послала к Асте служанку. Дала этим понять, что ей, родственнице Сайгура, положено уважение. Эта служанка невольницей не была, так что Аста обращалась с ней соответственно, да и урок от Найрина не забылся. Да и не была Аста злюкой, в самом-то деле! А тогда — да получилось так, случайно!
Служанка была разговорчивой, и это Асте нравилось, много чего ведь хотелось спросить. Например, про порядки в Дьямоне. И про эдельвейс та объяснила сразу, что теперь Найрин якобы получил право спать с женой Сайгура. Аста не хотела верить! Мыслимое ли это дело? Вроде пустяк — цветок подарить! Разве стал бы лорд Найрин дарить цветок, если бы знал?..
Он — точно никогда! Он почти монахом стал за годы в монастыре!
— Разве это может быть законно? — не могла успокоиться Аста.
— Как же незаконно, если этим законам тысяча лет? Тогда о Ясном Пламени тут и не знал никто! — без тени сомнения возразила служанка.
— Это всё равно что разрешить жене любовника завести, да самому и выбрать! Какой муж муж на это пойдет? И жена тут мужу разрешает любовницу за цветочек? Кто кому дарит? — к слову пришлось, вот Аста и спросила, ещё и весело показалось.
— Ну, госпожа, наложниц только у тана Суреша не было, не хотел женам замену брать, любил сильно, должно быть, — пояснила служанка. — А так считается, что пока жена не беременна, наложницу брать нельзя. А потом можно.
— И жены соглашаются? — Аста, конечно, удивилась.
— Иногда жёны сами выбирают. Иногда покупают, рабынь красивых. Иногда чрево им амулетом запирают, чтобы не рожали, но это редко. Чаще таны довольны, когда и у наложниц от них дети.
— Тьфу ты! Ну знаешь! Как можно так? Не верю! После венчания у Пламени?!
Служанка смеялась — ей нравилось, что госпожа всему удивляется, вот и удивляла.
— Так не все таны у Пламени женятся, — поясняла она. — Некоторые только у Ворот Гемм. А некоторые и там, и там, как мои родители. Это и её семье уважение, и его семье.
Ну конечно, тут Аста заодно вспомнила, что их барон как раз венчался у Пламени, а о Воротах всяких и не слыхивал. И это ему не мешало.
— Но у моего отца не было наложниц. И мама не стерпела бы, и не богат он был, а это расходы! А вот знатные тани, когда вдовами становятся…
— Что?! Только не говори, что и они… — это для Асты было уже слишком. — Ты надо мной смеешься? Обманываешь?
— Что вы, госпожа! Мать Гемм мне свидетель! Но это не здесь, не у нас. И только знатные тани себе позволяют. На третьем году вдовства или замуж выходят, или раба специального можно купить. А там, где рабов запрещено иметь, там только замуж, — рассказчица развела руками.
— Замолчи! — отмахнулась Аста. — Ведь быть не может! И слушать не хочу! А что за специальный раб? — всё-таки она заинтересовалась. — Вроде того, что за леди Юной ходит?
— Нет, что вы, госпожа. Тот не мужчина, он массажист, вроде лекаря. Настоящий мужчина тани-бай и коснуться не может. А рабы для удовольствия — они мужчины. Но каждое желание госпожи исполняют, рабы же, под рабским заклятьем. Ох, а это ведь интересно, да, госпожа Аста? Что мужчина, и все желания исполняет, а ты ему только приказываешь…
— Да уж, — усмехнулась Аста. — Интересно. Но нет, нет и нет! Это против всех законов, Пламя накажет!
— Да что вы заладили, госпожа! Высоким танам это нравится — значит, не против! Было бы против, их бы давно богиня покарала! По сказаниям, богиня неугодных себе в рабы забирала, вот для чего — никто не говорит…
— Тихо! Слушать не хочу! — замахала руками Аста.
Вот и найди, что возразить этой умнице. Хорошо, что мало где есть такие законы!
— А девушки могут эдельвейс подарить? — уточнила Аста.
— Нет-нет! — воскликнула служанка без капли сомнения. — Эдельвейс только мужчины любимым девицам дарят. Так ведь это почти про нашу тани! Красного цветка нет до сих пор! Не берёт ее отчего-то муж! Может, порченый он, кто ему виноват? Иначе для чего ему куст рубить?..
Разговорилась, разговорчивая!
— А ну-ка не болтай ерунды, глупая! — теперь рассердилась Аста. — Собирай простыни и помалкивай!
Служанка замолчала, обиженно поджала губы. А ведь Аста сама её спрашивала, разговорила — интересно. И в другой раз хорошо бы разговорить.
— Ладно тебе. Вот, возьми дочкам, — Аста положила в холщовый мешочек большой кусок сладкого яичного пирога, который приберегла к приходу Рона. — И не говори дурного про милорда, он мне родня, поняла?
— Простите, госпожа, простите, — пробормотала служанка, взяла пирог и ушла, унося корзину.
Вот так-то. Жители Дьямона — сумасшедшие? По замку у них разгуливают волки, и Аста почти привыкла — если к такому вообще можно привыкнуть. Сама она, увидев волка, обходила его десятой дорогой. Рону, её малышу, подарили волчонка, и она пугалась до обморока, когда ему наступала пора гулять со зверёнышем. Хотела отучить от этой затеи — и вон что вышло. Хорошо, что дело замялось быстро, Сайгур простил, пригрозил только.
Безобидные щенки, говорите? Как бы ни так! Дома волки творили беды, особенно суровыми зимами, приходили к самой отцовской мельнице и пугали воем, однажды утащили цепного пса — большого, сильного, свирепого! На обозы нападали, не всякий раз удавалось отогнать! А дань овцами и телятами приходилось платить каждое лето. Когда лорды устраивали облавы на волков, было ещё ничего, и молодежи забава. Но их барон постарел, а его наследник волчью охоту не жаловал. С каждым годом становилось всё хуже …
И тут тоже, стоило кандрийцам появиться в Дьямоне, как на Сайгура и Рона напал волк. Любой скажет, что это плохой знак! Но тут же заговорили, что волк не виноват, что это чьи-то происки, а волки — слуги здешней богини. Видали такое?..
Сайгур был добрым и щедрым, умел дарить удовольствие, и она, Аста, как большого счастья ждала каждого его возвращения домой! И тоже умела делать его счастливым. Уж довольным — точно! О том, что невинность она потеряла не с ним, Аста уже и думать забыла, то был единственный раз, с наследником барона и без всякого её желания. Ей за это подарили золотой, и другой правды было не найти. Значит — забыть! И она забыла. Когда была с Сайгуром, знала, что никто другой не сунется, и наследник барона в том числе. Сайгур был единственным у неё все эти годы. И что же, теперь всё кончено? Не верилось.