— Самоуверенный, заносчивый осел…
Облаченная в одеяние пурпурного цвета фигура продралась сквозь заросли плетей, оттянула ветку дерева и отпустила ее в направлении аккуратной стопки доработанных контрактов на старой каменной скамье, куда их уложил Али.
У Али была доля секунды на то, чтобы решить, что делать: то ли спасать контракты, то ли защищаться от неожиданного гостя — решение, которое после нескольких лет охоты на него ассасинов должно было стать инстинктивным, — а потому он, не раздумывая, бросился спасать бумаги, проехался по каменистой земле на голенях и упал на листы, прежде чем они улетели в сырой кустарник.
— Ализейд, господи боже мой. — Это была Нари. — Ты хочешь, чтобы я умерла от разрыва сердца — выскакиваешь из кустов, как сумасшедший?
Али поднялся на ноги, но голову опустил, чтобы не зарыться ею в лиственную крышу беседки.
— И это говорит женщина, которая прибежала сюда так, словно ее преследовал волшебный зверь. — Он нахмурился, отметил ее раскрасневшиеся щеки, сбившуюся косынку. — Постой… за тобой и вправду гонится какой-то волшебный зверь.
Лицо Нари потемнело.
— Хуже. Каве.
Али вздрогнул:
— Он все еще здесь?
— Нет, я думаю, это планировалось как неожиданный визит. Он, вероятно, надеялся застать меня за каким-нибудь скандальным занятием с шафитом, например, за разговором на равных или за обменом добрыми словами. Ты не возражаешь, если я присяду? — Она вздохнула, показывая на скамью. — Мне нужно перевести дыхание и не видеть никого несколько минут.
Али принялся собирать свои вещи:
— Конечно. Это же твой лазарет.
Нари махнула на него рукой:
— Ты можешь остаться. Ты не в счет.
Али не был уверен, комплимент это или оскорбление.
— Ты уверена?
— Да. Только… Господи боже, ты с такой силой бросился на землю? Смотри — твоя кровь тут повсюду!
Али посмотрел на свои ноги, увидел кровь, просачивающуюся через одежду. Вот, значит, почему ноги у него так саднят.
— Ничего страшного — всего лишь царапина.
Но Нари уже поднималась со скамьи. Она взяла бумаги из его рук и подтолкнула его к противоположной скамье.
— Всего царапина… спаси меня от гордыни идиотов-мужчин. Закатывай штаны.
Али, немного смущаясь, все же подчинился. И тут он понял, что кожи на его ногах от щиколоток до коленей нет и кровь стекает в его сандалии.
— Ой.
— И в самом деле «ой». — Нари закатила глаза, а потом с легкостью профессионала, который делает такие вещи каждый день, крепко ухватила его за икры. Али подпрыгнул от ее прикосновения.
Она подняла голову:
— Больно? Переломов никаких у тебя вроде бы нет.
— Нет, — выдавил из себя Али, а дождь в это время принялся чаще молотить по крыше беседки в такт с его колотящимся сердцем. У нее были такие мягкие руки. — У меня все в порядке.
— Это хорошо. — Нари закрыла глаза, и прохладная волна прошла по телу Али — он словно погрузил ноги в пруд с ледяной водой. Его пробрала дрожь, когда он смотрел, как зачарованный, и на его глазах кровотечение прекратилось, и ободранные места стали затягиваться новой кожей. Через секунды кожа на его голенях восстановилась так, словно ничего и не случилось.
— Хвала господу, — выдохнул он. — Ты, наверно, устаешь от созерцания таких вещей.
— Потомственная обязанность иногда доставляет удовольствие. Так лучше?
— Да, — ответил он. — Спасибо.
— Добавь и это к тем должкам, что уже за тобой. — Нари отпустила его икры. — Надеюсь, твои бумаги того стоили.
Али выкинул свои сандалии из беседки в надежде, что, когда придет время их снова надеть, дождь вымоет из них кровь.
— Если бы я их не спас, то их бы пришлось перечитывать и аннотировать заново, так что оно того стоило. Ты не знала, что люди умудряются вставлять в контракты настоящие проклятия в адрес строителей-конкурентов?
— Нет, не знала.
— И я тоже не знал. Теперь все приходится перечитывать дважды.
— По мне, так скучное занятие.
Али пожал плечами:
— Я не против того, чтобы поскучать время от времени. Это в некоторой степени компенсирует постоянное соприкосновение со смертью.
Нари фыркнула, прислонилась спиной к фиговому дереву. Она закрыла глаза, на ее лице промелькнула улыбка.
— Надеюсь, что так.
Больше она ничего не сказала, словно довольствуясь возможностью отдохнуть. Невзирая на ее разрешение оставаться в беседке, Али сомневался. Лучше ему, вероятно, было уйти. Пять лет назад он настоял бы на этом. Ситуация со слухами в городе стала еще хуже, Али мог только представить себе, как развяжутся языки, если тщеславного младшего брата эмира Мунтадира увидят в уединенном месте в саду с эмирской женой. Дэвабад жил ради таких сплетен.
А некоторые за такие сплетни умирали.
Но Нари просила его остаться. И этот разговор был самым теплым между ними, по крайней мере, наименее колючим, чем все остальные после той страшной ночи на озере. И сейчас этот разговор стал казаться ему быстротечным и драгоценным, а потому он понял, как ему не хватало такого общения.
И Али остался. Он вернулся на прежнее место на противоположной скамье и достал свой рисунок. К счастью, рисунок не намок, когда упал на землю, и Али вернулся к работе, пытаясь понять, как растения и деревья смогут наилучшим образом заполнить это пространство. Дождь усилился, капли воды стучали по листьям, как музыка, а влажный воздух был насыщен водой и нес в себе запах цветов и намокшей земли. Все вокруг было чрезвычайно, почти гипнотически мирным. И, как это ни странно, ему было приятно чувствовать рядом Нари, и молчание между ними было ничуть не напряженным.
Напротив, оно было настолько свободным, что он даже потерял счет времени и не знал, сколько его прошло, когда Нари снова заговорила.
— Что ты рисуешь?
Не отрывая глаз от рисунка, Али сказал:
— Просто планирую, что посадить в саду.
— Тебя в Цитадели учили садоводству?
— В Цитадели я узнал о растениях самое главное — если тебе нужно выпрыгнуть из окна, то не приземляйся в колючие кусты. Садоводство, фермерство… с этим я познакомился в Бир-Набате.
Нари нахмурилась:
— Я думала, тебя послали туда возглавить гарнизон.
Ах да, старая ложь его отца.
— Не совсем, — ответил Али, не желая сейчас касаться некрасивых семейных тайн. — Бир-Набат построен на руинах человеческого оазисного городка, и я пытался восстановить их ирригационные системы. Можешь мне поверить… в последние несколько лет я больше времени проводил, думая о растениях и урожаях, чем о методах обучения Цитадели.
— Фермер Ализейд аль-Кахтани. — Нари снова улыбнулась. — Ох, непросто мне это представить.
— Уже скорее каналокопатель Ализейд аль-Кахтани. Светская жизнь, о которой мечтает каждый принц.
Она продолжала разглядывать его.
— Но тебе ведь там нравилось.
Али почувствовал, что улыбка сходит с его лица.
— Да.
— Ты хочешь вернуться?
«Я не знаю». Али отвернулся. Ее темные глаза смотрели на него оценивающим взглядом, чрезмерно оценивающим. Может быть, Нари считает его беспробудным лжецом, но Али знал, что он не лжец, в особенности когда дело касалось Нари.
Однако вопрос остался без ответа. Если откровенно… Али не знал. Сама идея о возможности выбора была ему совершенно чужда. Людям вроде Али никогда не позволялось самим принимать решения такого рода.
— Я хочу того, что будет наилучшим решением для моей семьи, — сказал он наконец.
После этих его слов наступило долгое молчание, единственный звук производили капли дождя, падающие с листьев. Али был готов поклясться, что он чувствует тяжесть взгляда Нари, но она не стала осуждать его за уклончивый ответ или реагировать на него саркастическим замечанием.
— Вероятно, в этом месте опасно заявлять о своих желаниях, — пробормотала она.
— Да, — без лишних слов согласился он.
— Дай-ка я посмотрю. — Она выхватила листок и рук Али и подтолкнула его локтем подальше по скамье, чтобы освободить место для себя.
— Художник из меня никакой, — проговорил он.
— Это верно. Но мне все понятно. — Она наклонила лист к нему. — Целительные травы? — спросила она, вслух читая арабскую подпись.
— Я понимаю, что сад в первую очередь для отдыха… ну, для твоих пациентов, чтобы они могли расслабиться. — Али показал на свой рисунок кипариса. — А потому мы посадим кучу деревьев для тени, цветы, поставим качели, кресла… построим новый фонтан. Но если у нас будет место, то мы сможем посадить и какие-нибудь целебные растения для твоих нужд. Тут есть подходящее местечко для травяной клумбы.
— Это называется практичностью гезири. — Нари склонилась над листом пергамента между ними. Она была теперь так близко от Али, что он видел блеск влаги на ее лице. Несколько прядок волос выбились из-под косынки и прилипли к влажной коже. Он резко втянул в себя воздух, поймал запах кедровой золы, который она подвела брови, жасмина, вплетенного в ее волосы.
Она подняла взгляд на звук его дыхания. Их взгляды встретились, и тут она, казалось, вспыхнула, на ее лице появилось смущенное выражение — а он и не подозревал, что всегда уверенная в себе Бану Нахида может смущаться.
Она поспешила откашляться:
— Это апельсиновое дерево?
— Что?.. Апельсиновое… да, — пробормотал, запинаясь, Али, который еще не пришел в себя от близости к ней. — Я подумал, мы могли бы перенести сюда саженец из рощи твоего дядюшки в дворцовом саду. Или какое-нибудь другое дерево, — добавил он. Думать было трудно, когда Нари так внимательно смотрела на него. — Лимон или лайм — что угодно, тебе решать.
— Нет… апельсин подойдет идеально. — Нари задумалась на мгновение. — Как это предусмотрительно с твоей стороны.
Али, чувствуя себя глуповато, потер свой затылок:
— Тебе вроде бы нравилось.
— Конечно, мне нравится. Его корни колотят незваных гостей по задницам. — Теперь она улыбнулась ему с большей теплотой, ее глаза смотрели на него озорным взглядом, отчего сердце у него забилось сильнее. — Я бы никогда не подумала, что и у тебя такие же приятные воспоминания.