Али с удивлением понял, что знает:
— Я думаю, их называют ирисы.
— А мы можем посадить их здесь? — спросила Нари. — Они одними из первых расцветают весной, а их вид всегда вселяет в меня надежду.
— Тогда я посажу их повсюду, — автоматически сказал Али. Но, поняв, что его слова прозвучали, как некая торжественная клятва, он поспешил добавить: — В любом случае попробую.
Подобие того, что, возможно, было улыбкой, изогнуло ее губы.
Али провожал взглядом Нари, которая возвращалась в лазарет, продираясь через лозы. Он хранил молчание, хотя на язык ему просились с дюжину еще не сформулированных толком предложений, путаница чувств и эмоций, которую он был не в силах расплести.
А потому он беззвучно привел в действие свой маридский магический дар, наличие которого у себя только что отрицал, и осторожно прекратил дождь, прежде чем его капли коснулись ее головы.
Зейнаб
Эти события происходят сразу же по окончании действия «Медного королевства». Спойлеры к двум первым книгам.
— Такой? — спросил Али, низко опуская голову, чтобы она могла обследовать его тюрбан.
— Нет, не такой. Дай-ка я… — Зейнаб быстро перемотала тюрбан. Легкая, как перо, ткань безропотно подчинялась ее рукам. — Тебе нужно, чтобы складки были жестче. И тебе понадобятся ювелирные украшения.
Она отвернулась и из груды, лежащей на ее кровати, выбрала два украшения.
Али скорчил гримасу, когда она надела ему на шею жемчужные бусы.
— Если бы я не знал, как оно на самом деле, то сказал бы, что ты получаешь от этого удовольствие.
— Мне нравится. Я словно опять играю с куклами, а за тобой теперь будет должок.
Зейнаб взяла поднос с благовониями, принялась раскачивать его над головой брата, чтобы аромат впитался в его одежду.
— Я упомянул это все в части «на скорую руку», да?
— Особы королевских кровей не очень заботятся о пунктуальности. — Она надела серебряное колечко ему на палец. — Розовый алмаз для Та-Нтри. Будь ты поумнее, младший братик, так ты бы постарался, чтобы хотя бы один элемент твоей ежедневной одежды был нтафрановый. Напоминал бы людям, что в тебе течет кровь двух влиятельных семей.
— Зейнаб, за всю мою жизнь не было и дня, чтобы кто-нибудь не напоминал мне о том, что я аяанле. Обычно это делалось в грубоватой форме. — Али сделал шаг назад и выпрямился. — Ну, и как я выгляжу?
Зейнаб моргнула. Да, это она была автором плана похищения церемониальных одеяний Мунтадира в отчаянной попытке в последнюю минуту не допустить срыва встречи Нари со священниками Храма, и все же вид ее брата в королевских одеяниях по-прежнему поражал ее. В высоком импозантном мужчине, стоявшем перед ней сейчас, не было почти ничего от болтливого мальчишки, который обычно тащился за ней по саду гарема. С помощью одной из своих горничных она волшебным образом удлинила черную мантию, и теперь подол доходил Али до щиколоток. В цветах рода Кахтани вид у него был поразительный, пурпурные и золотистые узоры переплетались между собой. Он по-прежнему носил зульфикар и ханджар — убийственные клинки с потертыми рукоятками резко контрастировали с его пышным убранством, которое выделяло их еще сильнее.
— Ты похож на настоящего короля, — тихо сказала Зейнаб, ее сердце покалывало, как и всегда, когда ее чувства разрывались между двумя братьями. Это было непросто. Она любила Мунтадира и желала ему всего лучшего. Но к ней всю ее жизнь знать и гезири, и аяанле относилась как к немного «другой», Зейнаб не могла отрицать той яростной гордости, которая горела в ней, когда она видела аяанле, одетого королем. — Только ты уж постарайся никогда в таком виде не попадаться на глаза Амма, — предупредила она его. — У нее от этого в голове могут родиться очень опасные идеи.
Али пробрала дрожь.
— Ты даже шутить так брось. Она слышит все. — Он провел рукой по своей бороде. — Как ты думаешь, что-нибудь из этого получится?
— У тебя есть какие-нибудь другие идеи?
— Я мог бы пообещать Диру, что снова прыгну в озеро, если он пойдет в Храм.
Зейнаб хлопнула его по плечу:
— Не смей так шутить. — Она показала на горку принесенных им свитков. Али и бумажная работа в последнее время были неразлучны. — Тебе все это нужно?
— Али перебрал свитки.
— Может быть, некоторые из основополагающих планов… впрочем, священники с большинством из этих планов уже знакомы. — Он сунул один из свитков под мышку. — Господи, надеюсь, все получится. Я больше не могу ее подводить.
«Не могу больше ЕЕ подводить». Не лазарет. Нари. Заметил ли Али, что проговорился, подумала Зейнаб. Ее бестолковый братишка даже не представляет, на какую опасную дорожку он ступает.
Она взяла его под другую руку.
— Все будет хорошо, — пообещала она. — А теперь идем. Нам еще нужно украсть Мунтадирова коня.
НОВЫЙ УКОЛ БОЛИ ВЕРНУЛ ЗЕЙНАБ В НАСТОЯЩЕЕ, ее воспоминания об Али померкли. Она вздрогнула и проскрежетала:
— Ну, ты уже почти закончила?
— Нет, — ответила врач-шафитка. Субха, вспомнила Зейнаб ее имя. — Сидите спокойно.
— Ты не скажешь, сколько еще…
— Вам нужно перестать говорить…
— Это тебе нужно перестать говорить. — Зейнаб была потрясена тем, что ее так грубо прервали, но доктор ни на мгновение не приостановила свою работу.
— У вас повреждено горло, ему требуется отдых. Когда вы в следующий раз соберетесь кричать на весь город, сначала выпейте немного теплого оливкового масла.
Зейнаб задумалась о словах «кричать на весь город» — описывать таким образом адресованное дэвабадским гезири предупреждение о том, что их может убить их собственная реликвия, представлялось ей банальностью, но она слишком устала и была к тому же сражена горем, чтобы вступать в спор. А потому она только скорчила гримасу и постаралась не шевелиться, пока Субха накладывала лубок на ее запястье. Боль отдавалась во всем ее теле. Зейнаб считала себя опытным наездником; она едва ходить научилась, а Мунтадир уже начал приучать ее к седлу. Но прошлым вечером она получила жестокий урок, узнав, что одно дело — скакать рысцой по персональным тропинкам в дворцовом саду и совсем другое — мчаться бешеным галопом по Дэвабаду, уворачиваясь от бегущих джиннов и стенающих гулей, одновременно выкрикивая остережения для всех гезири, находящихся в пределах слышимости.
Но урок того стоил. К тому времени, когда смертоубийственные медные пары, двигающиеся, как голодный зловредный туман, накрыли Квартал гезири, ее народ был уже готов: реликвии были удалены со своих привычных мест и спрятаны. Пусть Зейнаб посадила свой голос и теперь долго еще не сможет подходить к лошадям, но она и Акиса спасли тысячи жизней. Они были героями.
Но Зейнаб не чувствовала себя героем. Герои не завлекают своих младших братьев в город, где те встречают смерть, которую по большому счету могли избежать. И опять воспоминание об Али в королевском одеянии возвращалось к Зейнаб. Он ведь уже приспособился жить в Ам-Гезире. Он был там счастлив.
А теперь он, скорее всего, мертв. Потому что Зейнаб и Акиса выполнили только первую часть своей миссии. Да, они должны были предупредить обитателей квартала Гезири об опасности, надвигающейся на них. Но после этого они должны были поспешить в Цитадель. Чтобы предупредить Али и офицеров, присоединившихся к его бунту, о том, что переворот похуже уже произошел и, чтобы спасти ситуацию, им нужна армия — грозная Королевская гвардия Дэвабада, тысячи ее хорошо вооруженных, хорошо подготовленных солдат.
Когда они прискакали туда, никакой Цитадели уже не было. Глазам Зейнаб и Акисы предстала сцена из ада: могучей крепости Зейди аль-Кахтани — первого места, построенного ее семьей в Дэвабаде, и последнего, где видели Али, — более не существовало. Ее массивная башня была лишена опор, разбита и сброшена в озеро. Остальное выглядело немногим лучше. Все было превращено в груду обломков, а от дворов остались ямы, наполненные непонятным месивом, все было иссечено траншеями, наполненными водой и кровью, словно какое-то громадное животное разодрало здесь землю своими когтистыми лапами.
И мертвые тела. Столько тел, что Зейнаб и счесть не могла. Искалеченных, утопленных, разорванных на части — окровавленные лоскуты их солдатской формы были единственным маркером, по которому можно было догадаться, что когда-то они были живыми людьми. Часть тел была погребена под руинами, часть лежала на мокром песке, часть плавала в озере, часть была придавлена рухнувшей башней. Десятки явно были сожраны живьем, останки гулей лежали в сплетении их переломанных конечностей.
Зейнаб вскрикнула. Она подскакала к яме, выкрикивая имя Али. Но, словно отвечая на ее скорбь, землетрясение взорвало остров. Лошадь испугалась и сбросила Зейнаб. Зейнаб неудачно приземлилась и сломала запястье. В окружении сотрясающихся зданий, впавших в панику людей и падающих обломков она попыталась отползти куда-нибудь в убежище. Но все же по пути она успела увидеть, как раскалывается само небо, та материя, которая отделяла их королевство от человеческого мира. Когда небо исчезло, оно забрало с собой магические огни джиннов, откапывавших выживших. Забрало и колдовские летающие ковры, с помощью которых транспортировали раненых. И когда исчезла вся дэвабадская магия, вот тогда начался настоящий крик.
К тому времени Акиса добралась до Зейнаб и поставила ее на ноги, потом усадила ее на лошадь, и они поспешили в лазарет.
— Если ты попытаешься бежать, я тебя прикую цепью, — предупредила Акиса Зейнаб, оставляя ее на попечение Субхи. — Я пойду искать твоего брата. Тебе это видеть необязательно.
Зейнаб пребывала в ступоре от боли и потрясения, а потому только после ухода Акисы поняла смысл сказанных ею слов.
Акиса не рассчитывала найти Али живым.
С того времени прошло несколько часов. Квадрат неба, видимый в окне, побледнел ранней утренней голубизной, алый цвет рассвета исчез. Но если рассвет остался позади…
На предрассветную молитву никто никого не созывал. От этой мысли ей стало нехорошо. Ни одного такого случая Зейнаб за всю свою жизнь не могла вспомнить. Впрочем, и она сама сейчас не была способна ни на какую молитву. Если бы она попыталась сейчас воззвать к господу, то начала бы рыдать и не смогла бы остановиться.