— Леди Ариэль сказала, что вы справитесь с ужином сами, милорд, так что я оставлю вас и покажу спальню служанке леди, — с поклоном сказал Тимсон, закрывая за собой дверь.
— Хозяйство здесь ведется, насколько я могу судить, просто идеально, — заметила Елена, снимая перчатки. — Даже не понимаю, почему это меня так удивляет?
— Меня это тоже сначала удивляло. Но Ариэль — весьма разносторонняя женщина, и ты это очень скоро узнаешь, моя дорогая.
С этими словами Саймон положил на плечи подруге обе руки, намереваясь снять с нее плащ. Елена прикрыла его руки своими.
— Мне не следовало приезжать, Саймон, не правда ли? Но я хотела сделать все, чтобы помочь тебе.
Он даже не попытался убрать свои руки, более того, прижался лицом к ее волосам.
— Если ты сможешь завоевать доверие Ариэль, любовь моя, я буду вечно обязан тебе. Есть так много всего, чего я совершенно не могу понять в ней. Причем я искренне пытался это сделать, но она не впускает меня в свой мир.
Саймон нахмурился, и с минуту они стояли так, молча прижавшись друг к другу с небрежностью давних бывших любовников.
Ариэль замерла на пороге гостиной, глядя на пару, не замечавшую ее. По их спокойным позам она, как по книге, читала истинную историю их взаимоотношений. Гневная волна ревности захлестнула ее, и она тихо отступила на площадку лестницы, осторожно выпустив из пальцев ручку двери.
У нее нет права возмущаться этим. Разумеется, у ее мужа были любовницы. Вдобавок ему пришлось противостоять охваченному злобной ревностью Оливеру Беккету. Причем в их первую брачную ночь.
Нет, у нее нет никакого права даже на мимолетный гнев в этой ситуации. Хотя бы потому, что она не собирается чересчур долго нести узы брака. Если Саймон решит завести себе любовницу, ей нет никакого дела до этого.
И Ариэль решительно вошла в комнату, громко говоря:
— Я оставила собак на ночь с Эдгаром, потому что не была уверена, захочет ли леди Келберн ужинать в обществе двух волкодавов.
Саймон отстранился от Елены, держа в руках ее плащ.
— Елена предпочитает скорее комнатных собачек, — сказал он, вешая плащ на спинку кресла. — Могу я налить вам по бокалу вина?
— Комнатных собачек? — переспросила Ариэль с удивлением в голосе. — Но ведь их вряд ли можно назвать настоящими собаками, леди Келберн.
— Пожалуйста, зовите меня Еленой, дорогая, — попросила Елена, поправляя слегка сбившуюся под капюшоном прическу и улыбаясь Ариэль. — Саймон преувеличивает, но все же мои спаниели никак не могут сравниться с вашими волкодавами.
Она взяла протянутый ей Саймоном бокал с вином и опустилась в кресло у камина, мимолетным движением руки машинально расправив складки юбки.
Ариэль села в кресло напротив и отпила глоток вина из своего бокала. Заметив, что одна ее нога заброшена на другую, она поспешила принять подобающую леди позу. Широкая юбка ее старого костюма для верховой езды была измазана и лежала далеко не так изящно, как темно-синий бархат платья Елены.
Саймон, прихрамывая, приблизился к женщинам и сел на диван неподалеку от Елены, рассеянно потирая свою ногу.
— Твоя рана все так же болит? — заметила Елена.
— Сегодня больше, чем обычно, — сморщился Саймон, отхлебывая вино. — Но у Ариэль волшебные пальцы и целый набор мазей и притирок.
Он бросил на жену наполовину жалобный, наполовину вопросительный взгляд, и она густо покраснела, вскочив на ноги.
— Я приготовлю сонное питье для тебя чуть позже. Мы будем ужинать? Что до меня, то я проголодалась.
Ужин протекал в весьма приятной атмосфере. Ариэль вошла в роль заботливой хозяйки, а Елена явно наслаждалась комфортом, с содроганием вспоминая убогую обстановку постоялого двора. Саймон все более и более убеждался в том, что она со всей пристальностью присматривается к Ариэль. Елена знала о прошлом Ариэль практически все, что можно было знать, и пользовалась безграничным доверием Саймона — она знала его отношение к этому браку и к его невесте. Он надеялся, что ее оценки будут полезны для него.
Но что думает о Елене Ариэль? Какое впечатление складывается у нее о старинной и самой близкой подруге своего мужа? Захочет ли она узнать все об их взаимоотношениях? Саймон поймал себя на том, что мечтает об одном: пусть Ариэль это будет настолько небезразлично, что она задаст ему такой вопрос.
Ариэль предоставила Саймону показать Елене ее спальню и, любезно пожелав гостье спокойной ночи, удалилась в свою собственную комнату. На несколько секунд она задержалась у приоткрытой двери, ругая себя, что не в силах пересилить искушение. С болью в душе она слушала, как Саймон хмуро говорил Елене и ее служанке, чтобы на ночь они заложили дверь доской и не открывали ее до утра. Он не сказал им, для чего это нужно, а Елена предпочла не спрашивать о причине таких предосторожностей.
Ариэль закрыла за собой дверь и направилась к камину, рассеянно расстегивая пуговицы костюма для верховой езды. Она не хотела больше подслушивать. Пусть Саймон и Елена вдоволь наговорятся. Тем более что в комнате была еще служанка.
В расстройстве она закусила губу. Стоит ли ей так задумываться над этим? Ревность была совершенно незнакомым Ариэль чувством, и она абсолютно не представляла, что ей теперь делать… особенно если оно так не к месту и не ко времени.
Ариэль раздумывала над всем этим, грея у огня руки, когда Саймон вернулся. Он спокойно закрыл за собой дверь, прислонил трость к стене и опустился в кресло с тихим вздохом облегчения.
— Елена — твоя любовница? — вырвалось у нее против воли.
— Нет, — ответил Саймон, откидываясь в кресле и привычным жестом забрасывая руки за голову. — Теперь уже нет.
— Ох!..
Ариэль не ожидала подобного ответа и решила выяснить все до конца. Она повернулась, чтобы посмотреть мужу в лицо. Взор его был спокоен, как всегда при обсуждении важного вопроса, но глаза слегка улыбались.
— И когда она перестала быть ею? Когда ты решил обзавестись женой?
— Ага.
Его речь, похоже, стала этим вечером чересчур лаконичной.
— И сколько, же вы были любовниками?
Еще не договорив до конца, Ариэль поймала себя на мысли, что задает ему точно такие же вопросы, что и он ей про ее взаимоотношения с Оливером. И если ее вопросы рождены таким глупым, но непреодолимым чувством, как ревность, то и его тогдашние вопросы, возможно, были рождены не только презрением, но и ревностью.
Саймон, зевнув, лениво потянулся.
— Мы стали ими в неприлично молодом возрасте. Мне было тогда лет пятнадцать. Мы были развиты не по годам.
— Но… но… тогда… — быстро прикинула в уме Ариэль. — Девятнадцать лет!
— Да, вроде бы так. Разумеется, не все время. Когда я отправлялся на войну, мы не виделись годами. — Он уже не скрывал улыбки. — Что еще ты хотела бы знать?
— Почему вы не поженились? Ваши родители были против?
— Нет, думаю, они бы приветствовали наш брак, но мы были молодыми и глупыми. Мы думали, что с этим можно еще повременить… или по крайней мере, — поправился он, — я думал так. Я хотел проявить себя на поле брани. И не хотел оставлять дома жену. Еще я, в своем тупом эгоизме, думал, что Елена может подождать, пока я созрею для семейной жизни.
— А она не хотела ждать?
— Ей не позволили сделать это.
— Ясно.
Ариэль снова повернулась к огню, глядя на танцующие язычки пламени. Если бы Саймон женился на Елене, было бы ее собственное будущее хоть сколько-нибудь отличным от того, которое ей предстояло? Скорее всего нет. Ведь эти несколько последних недель — не более чем краткая помеха в ее планах.
Из-за ее спины снова раздался голос Саймона, и теперь он звучат напряженно и требовательно:
— Иди сюда, Ариэль.
Вытянув руки, он обнял жену за талию и притянул к себе на колени.
С минуту она робко сидела, держась настороженно и скованно. Он провел ладонью по спине Ариэль, лаская се пальцами. Она попыталась противостоять растущему в ней от этой ласки восторгу, близости его сильного тела, запаху его кожи, твердости его вздымающейся плоти. Потом сказана себе, что не должна сопротивляться наслаждению. В этом не было никакого смысла, раз уж они сейчас наедине. Но, припав к нему в истоме после любви, Ариэль знала, что играет с огнем. За каждую секунду восторгов ей придется потом заплатить вечными муками одиночества.
Когда Ариэль на следующее утро направлялась в конюшню, туман был так плотен, что, вытянув руку, она не могла рассмотреть своих пальцев. Кухарки и поварята двигались как сонные — туман въелся в суставы даже самым молодым и поворотливым. Ревматизм и малярия были постоянными хворями обитателей этих мест, поэтому настойка опия, притупляющая боль и заволакивающая сознание, была самым популярным лекарством у жителей окрестных деревушек.
Выходя из теплой кухни, Ариэль поплотнее завернулась в плащ и зашагала через огород к конюшне. Она могла бы испробовать на Саймоне горячий компресс из листьев мальвы, если бы ей удалось убедить его провести день около огня камина в зеленой гостиной. Но он мог также захотеть провести этот день в компании Елены и своих друзей. А если бы ей удалось занять мужа и отвлечь его внимание от собственных занятий, то была бы решена серьезная проблема.
Эдгар уже ждал свою хозяйку, дыхание его вырывалось паром изо рта в тесной каморке, которую не могли согреть даже пылающие в жаровне угли.
— Сегодня будет хорошая ночь для нашей затеи, — сразу перешел он к делу.
— Да, отличная, — ответила Ариэль, стуча зубами, несмотря на овевающее ее теплое дыхание собак, стоявших передними лапами у нее на плечах и восторженно лизавших ей лицо. — Абсолютно безлунная. Я вчера получила весточку от Дерека. Он сообщает, что готов принять сегодня после полуночи всех лошадей. Лодочники готовы?
— Ага. Готовы и будут держать язык за зубами, как и всегда. Забавно наблюдать, как немеет человек, зажав в зубах золотую гинею, — ответил ей с саркастической улыбкой Эдгар, выплевывая изжеванную соломинку и выдергивая свежую из охапки, на которой он сидел.