(Никите). По-моему, у тебя уже была одна Тоня?
Н и к и т а (махнул рукой). Она и есть.
Н и к о л а с. Что тут происходит?
К а т я. А действительно, что особенного происходит? Пришла девочка, знакомая Никиты Алексеевича, а вы что-то затрепетали. Садись, Тоня, выпей вина!
Т о н я. Я красное не пью. Оно ведь только к мясу.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Боже… я совсем забыла. Мясо. В духовке. Катя, беги, спасай…
Катя убежала.
Т о н я. Глупо, но я никак сегодня не могу поесть как следует. (Встала, пошла к двери.) Никита Алексеевич…
Н и к и т а (открыв портфель Николаса). Что? (Молча поднимается и, не прекращая читать, уходит в лоджию.)
Николас, улыбаясь, смотрит ему вслед.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Чем же вас теперь кормить?
Н и к о л а с. Я там кое-что привез.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Отдай Кате.
Николас уходит на кухню.
Грач оценивающе смотрит на Тоню.
Т о н я (Варваре Архиповне). Осетринки бы сейчас. Икорки красной… с зеленым луком!
В а р в а р а А р х и п о в н а (задумавшись). Где их возьмешь?
Т о н я. Могу!
Г р а ч. У меня машина внизу.
Т о н я. А мне это без разницы.
Г р а ч. А деньги?
Т о н я. Здесь я пас.
В а р в а р а А р х и п о в н а (решая про себя). Да, да, прогуляйтесь с племянницей. Сегодня должен стол ломиться. (Выпроваживает их из квартиры.)
Н и к о л а с (возвращается из кухни, в некоторой растерянности). Как-то все глупо получилось! Откуда эта племянница? Так хорошо сидели. Катя почему-то расплакалась на кухне.
В а р в а р а А р х и п о в н а (села рядом с Николасом на тахту). Главное, что ты вернулся. Ой, а седины-то у тебя… Все спрашивают — что такое счастье? А оно такое простое — видеть людей, которых ты любишь, чтобы они были рядом. (Поцеловала сына.) А они вечно куда-то исчезают. Их уносит какая-то неистребимая, непонятная сила. (Снова поцеловала Николаса.) И за что бог мне дал такое счастье? В общем-то, я его, наверно, не заслужила.
Н и к о л а с. Ну что ты, мама!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты ведь не знаешь, почему я тебя усыновила.
Н и к о л а с. Нас все любили, когда мы приехали. Испанские дети!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Кажется, единственный раз любили все, от дворников до маршалов! Все лучшее — испанским детям! Артеки разные! Цветы! Санатории! Подарки. Но это были все… А я тебя взяла очень смешно…
Н и к о л а с. Подала заявление.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет! Сначала был матч на «Динамо»… Футбол… Я пришла с одним очень нравившимся мне чином из Осоавиахима. Он был страстный поклонник футбола. Команда испанских детей играла с нашими. Наши-то были почти взрослые, лет шестнадцать-семнадцать, а ваши — совсем дети… Черненькие, юркие, но такие целеустремленные. Просто маленькие молнии!
Н и к о л а с (вскочил). Мы выиграли 3 : 0. Один гол забил Карлос Фуэнгос с моей подачи. И Гомес играл. Помнишь, он еще к нам приходил в сорок девятом…
В а р в а р а А р х и п о в н а (настойчиво). А этот Саша Кулев… ну, из Осоавиахима (смущенная), только на тебя мне и показывал. «Ты посмотри, что он делает?! Варя, ты только посмотри!..»
Н и к о л а с (не без гордости). Я был не лучший.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет, ты был лучший. Для него и для меня. Его скоро не стало… а ты так и остался навсегда для меня лучшим… Единственным… смыслом.
Н и к о л а с. А почему ты никогда не говорила об этом?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Пришло время… Когда надо успеть все сказать своему ребенку.
Н и к о л а с (улыбается). Которому к пятидесяти.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Для меня ты всегда будешь тем двенадцатилетним чудом, на которого мы смотрели вместе… с ним… Твоя бывшая жена… прости, я не хотела о ней напоминать.
Н и к о л а с. Как она?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты выбрал меня… в нашей войне Алой и Белой розы. Теперь я вечная твоя должница.
Н и к о л а с. Ну будет об этом.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет, нет! Надо договорить. У тебя была бы семья… Какая-никакая, но семья…
Н и к о л а с. «Никакой» мне не нужно. (Лег, уткнувшись головой в подушку.) Положи мне руку на голову, как раньше…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Тебя знобит?
Н и к о л а с. Мне нужно взять еще один, последний барьер… И все! Передо мной будет долина света, радости, вечности…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Если бы я могла для тебя что-то сделать. Но что я? Жалкая старуха.
Н и к о л а с. Не говори так!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Ты что дальше-то собираешься делать? Здесь будешь жить? Или там? И с семьей тоже надо что-то решать. На меня уж надежда плоха. А тебе одному жить… не сладко.
Н и к о л а с (сорвался). Но я же не один… Хотя бы здесь, в этом доме.
В а р в а р а А р х и п о в н а. А там? Все-таки родная кровь. Ты как твои братья. Тебе нужен большой дом, высокие стены, большая семья.
Н и к о л а с. А здесь? Я же привез им все! Деньги, славу, любые премии! Они же хотя бы из благодарности должны понять, кто я для них…
В а р в а р а А р х и п о в н а (качает головой). Не этого ищи у людей.
Н и к о л а с. Я же еще не сделал последний шаг. Я еще формально там… Я знаю, сколько стоят мои бумаги. Я знаю, что могут дать эти деньги! Я уже знаю и тот мир. И здесь мой дом… и там мой дом! И я не только человек этого порядка, но и человек того мира. Ты его не знаешь. Там есть свои ценности. Свой пафос. Свои наслаждения. А я ведь только человек… и не слишком счастливый… (Тихо.) Иногда мне кажется, что на свете нет более одинокого, чем я…
В а р в а р а А р х и п о в н а. А ты не стесняйся — поплачь! Ты ведь не просто испанец. А испанец, воспитанный в России. А к нам без слез истины не приходят.
Н и к о л а с (не сразу). Я не умею.
В а р в а р а А р х и п о в н а (погладила его по голове). На жизнь надо смотреть эпически.
Н и к о л а с (растерянно). Как?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Эпически! Пока человек знает, что его мозг нормален, — какие могут быть беды? Какие несчастья? Какие вздохи? Но помни — тебе уже скоро будет не на кого надеяться!
Н и к о л а с (обернувшись). Не надо об этом.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Будем смотреть правде в глаза. Решай, как тебе лучше. Я на все согласна. (Погладила его по голове, улыбнулась и пошла в кухню.)
Николас смотрит ей вслед, потом быстро уходит за ней. Из лоджии появляется Н и к и т а, встрепанный, растерянный, с бумагами в руках.
Н и к и т а (кричит). Катя… Катя!
Вбегает К а т я, подпоясанная полотенцем.
К а т я (обычным тоном). Ну что ты, мой хороший. Чего испугался?
Н и к и т а. Я не знаю… что с этим делать.
К а т я (быстро сообразив). Что не твое открытие. Ерунда. Еще столько радостей в мире…
Н и к и т а. Не в этом дело.
К а т я (осторожно). Расскажи. Я умная. Была, во всяком случае…
Н и к и т а. А может… выбросить это с балкона… Вроде уронил.
К а т я (взяла его за руки, посадила, как ребенка). Посиди спокойно… Послушай меня.
Никита думает о своем.
Я же никогда не устраивала тебе сцен… Не лезла в твои дела. Ведь так?
Н и к и т а (машинально). Так.
К а т я. Давай разберемся… (Смотрит на мужа.) Ты можешь даже не отвечать мне.
Никита не слушает.
(Сорвалась.) Но объясни. Объясни, что с тобой последние месяцы? (Не может остановиться.) Эта чертова Няня. Привезли тебя грязного, бессмысленного, никого не узнающего. Чему-то смеющегося. Дикого. Твой бред по ночам. Бедная наша Лиза. Как с ней родимчик не случился. Потом инфаркт. Бесконечные больницы, врачи, лекарства… Санатории… Гипнотизеры… Ты слышишь меня?
Н и к и т а (очнувшись, не сразу). Мало времени дано человеку. Это понимаешь, к сожалению, когда уже крохи остались…
К а т я. При чем тут это?
Н и к и т а. Нельзя, чтобы он остался здесь… (Шепотом.) Это опасно.
К а т я (растерянно). Почему?
Н и к и т а. Не давай мне сегодня пить. Нужно сделать очень серьезное дело…
К а т я (испуганно). Ты…
Н и к и т а. Я нормален… Нормальнее вас всех.
К а т я. Что ты придумал?
Н и к и т а (берет ее лицо). Посмотри на меня… Я должен решиться наконец…
К а т я (отодвигаясь). Посмотрел бы на себя… Ты — просто чудовище.
Н и к и т а (горячо). Это не я. Нет. Это жизнь. Она давит с такой силой, что если решил сопротивляться, то нужна такая же сила. Дикая сила. (Бросается к бутылке.)
К а т я. Ты же сказал.
Н и к и т а (умоляюще). Немного.
К а т я (повисла у него на руке). Не дам.
Н и к и т а (поник). Молодец. Правильно. Все правильно. Тебя нельзя отпускать… Что же делать, Катя? Неужели все поздно? (Смотрит на бумаги.) Сжечь их, что ли?
К а т я. Не сходи с ума. Ты сожжешь не бумаги — его.
Н и к и т а. Да, да… Какой он легкомысленный парень.
К а т я (умоляя). Я все вытерплю. И все устрою. (Тихо.) Только не гони…
Н и к и т а. Я пойду. (Берет бумаги, снова идет в лоджию.)
К а т я (смотрит ему вслед). Никита!..
Никита, не отвечая, уходит. Катя одна, у нее опустились руки. Входит растерянный Н и к о л а с, еще в разговоре с матерью.
Н и к о л а с. Нет, настоящая мать так бы не поступила…
К а т я (резко повернувшись к нему). И это называется триумфатор? Поникший. Скучненький. Несчастненький.
Н и к о л а с. Можно, я сяду рядом с тобой?