Вздохнув всем своим старинным организмом, прохрустев латунными колесиками и серебряным маятником, коротко вздрогнув, начали бить стенные часы. Один… два… — Варвара Архиповна слышит их уже на пороге комнаты — три… четыре… пять… шесть… семь…
Все… (Опускается на стул. Слава богу, мы не видим ее лица. На мгновение кажется, что в комнате живы только часы. Поднимает голову. Видит лежащего Никиту, стену, пустоту квартиры. Садится в изголовье Никиты. Осторожно кладет ему руку на голову.) Так тебе легче?
Н и к и т а. Кажется… я умираю.
В а р в а р а А р х и п о в н а. А с чем тебе страшно расстаться?
Н и к и т а (после долгой задумчивости). С тем, кем я мог бы стать.
В а р в а р а А р х и п о в н а. И ты подумал, что это уже смерть? Это просто в тебе прорастает другая жизнь.
Н и к и т а. Так больно… Так горестно…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Счастливчик! Ты заплатил за нее так мало. Почти ничего!
Н и к и т а. Я?.. (Задумался.) А как же тогда… умирают?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Не надо… об этом.
Н и к и т а. Я должен знать.
В а р в а р а А р х и п о в н а. Нет. (Пауза.) Ты еще не знаешь цвета старости. Горения одиночества. Ты еще не знаешь запаха земли, от которого кружится голова… Земля зовет тебя. Зовет все сильнее… все требовательнее.
Н и к и т а (жадно). Ну!
В а р в а р а А р х и п о в н а. Она цепляется за твои ноги каждой травинкой… веткой… Кустом… Летящей в лицо птицей.
Н и к и т а (как завороженный). Да, да, я понимаю. Я, кажется, знаю это…
В а р в а р а А р х и п о в н а (тише). Что ты можешь знать? Знать про те горы… где самая малая — выше нашего неба и самой дальней звезды.
Н и к и т а. Не надо…
В а р в а р а А р х и п о в н а (властно). Где нет ничего, кроме исполинского грохочущего, морозного костра! К которому ты бежишь со всех ног, чтобы успеть подбросить себя как старую высохшую ольху… Где нет ни рая, ни ада! А только ты, которая взрывалась на ветру, последним вздохом заполняешь собой весь мир…
Н и к и т а. Да, материнская рука — это лучшее лекарство…
В а р в а р а А р х и п о в н а. Найди силы не отказываться от жизни. Позаботься, пожалуйста, об этом мире сам. Как всю жизнь он худо ли, хорошо ли заботился о тебе.
Н и к и т а (после паузы, почти виновато). Каким же мог быть ваш настоящий сын?
В а р в а р а А р х и п о в н а. Не знаю. Иногда мне хочется встать на колени посреди улицы и попросить у всех прощения. Особенно у молодых. Почему я сама была так слаба? Почему знала так мало? Почему была труслива и жалка? Почему обещала людям так много дешевого, легкомысленного счастья?! Почему говорила с ними не так и не о том?..
Н и к и т а (пораженный). Вы? Именно вы?..
В а р в а р а А р х и п о в н а. Да, я… Мир меняется не от ветра и не от землетрясений. И если очищать его, то очищать надо в первую очередь самого себя. Ни один вопрос на земле не может быть задан кому-то! Он должен быть задан самому себе. (Положила руку ему на грудь.) Все ответы, все силы… И все решения.
Н и к и т а (как эхо). Здесь?
В а р в а р а А р х и п о в н а (тихо, как заговор). Только здесь, мой мальчик!
Н и к и т а (после паузы). Я… кажется… хочу заснуть…
Варвара Архиповна кивает головой, и Никита закрывает глаза. Первый раз мы видим удивленное от облегчения и ясности лицо. Спокойное и сильное лицо человека, которому нужно долго жить.
Тихий шум октябрьского дождя, как «Парки лепетанье», делает тишину в комнате плывущей и невесомой… Еле слышно открывается входная дверь, и в пустую, просторную комнату осторожно и молча входят Н и к о л а с, К а т я, Г р а ч, а за ними Т о н я. Они смотрят на Никиту и, убедившись, что он спит, рассаживаются вокруг в нерешительности и задумчивости.
(Открывает глаза.) А где?..
Т о н я (шепотом, быстро). Мы все… приехали.
Н и к о л а с. Тебе лучше?
Н и к и т а (настойчиво). А где… Варвара… Архиповна? (Приподнимается на локте.) Она же была… только что…
Т о н я (недоуменно качает головой, тихо). Ее нет… Здесь никого не было.
Никита смотрит на нее, на каждого из друзей. Потом кивает головой в глубокой задумчивости. Они сидят кружком, как раньше, как двадцать лет назад.
А над ними по стене все бежит и бежит тень старой женщины в черном и все пытается остановить, уберечь их… И когда Никита поднимает голову, ему все явственнее кажется, что смазанный контур старого лица все отчетливее и живее напоминает лицо Варвары Архиповны. А через минуту это становится ясно всем.
М е д л е н н о и д е т з а н а в е с
РАВНЯЕТСЯ ЧЕТЫРЕМ ФРАНЦИЯМДрама в двух действиях
Ш а х м а т о в М и х а и л И в а н о в и ч — первый секретарь крайкома партии.
С е р е б р е н н и к о в Н и к о л а й Л е о н т ь е в и ч — секретарь крайкома партии.
К а ш т а н о в П а в е л С т е п а н о в и ч — председатель крайисполкома.
С а м а р и н Ю р и й В а с и л ь е в и ч — первый секретарь горкома партии.
Л я т о ш и н с к и й Г е р м а н А л е к с а н д р о в и ч — директор завода.
Р у р у а Р о м а н Ш а л в о в и ч — начальник пароходства.
Л о м о в а Н и н а С е р г е е в н а — бригадир крановщиков.
С и н и л к и н В л а д л е н С е м е н о в и ч — помощник первого секретаря крайкома партии.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Действие происходит в наши дни.
Кабинет первого секретаря крайкома партии Михаила Ивановича Шахматова. Около девяти часов вечера.
Недавно закончилось заседание бюро. В комнате нет обычного порядка: сдвинуты стулья, накурено. Распахнута большая фрамуга — плещется, как парус, длинная белая гардина. Сдуло со стола два-три листка бумаги. Колышутся подвешенные на кронштейнах диаграммы, схемы. На длинном столе технический макет причалов большого порта в диагональном разрезе. Кто-то оставил портфель. Из раскрытой двери соседней комнаты раздаются голоса, смех, звон фужеров. Долго и настойчиво звонит телефон.
Дверь из секретариата открывается, и в кабинет энергично входит С и н и л к и н. Прежде чем поднять трубку, он быстро, но аккуратно собирает листки с пола, наводит относительный порядок. Делает он это все спокойно, бесстрастно. Поднимает трубку телефона на столике за креслом.
С и н и л к и н. Помощник Шахматова слушает. Первый секретарь крайкома занят. Только что закончилось бюро. Начальник пароходства тоже занят. Спокойнее, товарищ. Я понял, что ЧП в океане. (После паузы.) И звоните в следующий раз через меня. Я вам это очень советую. (Спокойно кладет трубку.)
Входит С е р е б р е н н и к о в, сутулый, седой. Иронические глаза и чуть замедленные движения. За ним Л о м о в а, она не чувствует себя в этом кабинете стесненно, но в ней нет и развязности.
Ваш портфель, Николай Леонтьевич.
С е р е б р е н н и к о в. А я еще не собираюсь уходить. Ты намекни своему шефу, чтобы заканчивали. Все-таки в крайкоме…
С и н и л к и н (через мгновение). Николай Леонтьевич, большая просьба не называть первого секретаря шефом. Он этого не любит.
С е р е б р е н н и к о в. Он не любит? Или ты?
С и н и л к и н. Значит, и я не люблю. (Пошел к двери в комнату отдыха.) И еще прошу. Не называйте меня на «ты».
С е р е б р е н н и к о в. Не держи зла на старика. Запамятовал, Владлен Семенович.
С и н и л к и н (уходя). Держать зло на людей — не в моих правилах.
Серебренников и Ломова одни.
Л о м о в а. ЭВМ какой-то, а не человек.
С е р е б р е н н и к о в. Скоро уж избавимся. Недолго ждать.
Л о м о в а (посмотрела на Серебренникова). И странно, сам Михаил Иванович такой широкий человек. Оптимист… А держит около себя сухаря.
С е р е б р е н н и к о в. Я и к Шахматову за пять лет привыкнуть не смог.
Переглянулись, как два понимающих друг друга человека.
Л о м о в а. К Владлену Семеновичу насчет квартиры для сына я бы в жизнь не пошла. И в крайисполком, к Каштанову, тоже с таким вопросом не сунешься. Валерик в море сейчас: хотелось к его приходу все обставить. Ну, чтобы дом наконец у человека был.
С е р е б р е н н и к о в. Дом, да, великое дело. Он ведь, кажется, у тебя… с дуринкой?
Л о м о в а. Все позади, слава богу. Оправдали. Век я вам благодарна.
С е р е б р е н н и к о в (решительно). А я тут при чем? Парень благородство проявил. Девушку от хулиганья защищал. А предел допустимой самообороны — это дело тонкое…
Л о м о в а. Все-таки человека убил.
С е р е б р е н н и к о в (жестко). Не человека — зверя.
Л о м о в а. Свадьба в субботу. В пятницу «Челюскинец» возвращается. Значит, приглашаю вас… с супругой…
С е р е б р е н н и к о в. Алевтина Павловна какая уж гостья.
Л о м о в а. Так и не встает?
С е р е б р е н н и к о в. Четвертый год. (Усмехнувшись, быстро посмотрел на Ломову.) Может, мне за грехи это?
Л о м о в а. Уж какие у вас грехи!
С е р е б р е н н и к о в. А куда ты меня на свадьбу приглашаешь? К себе? Или в сыновью, гипотетическую, так сказать, квартиру? (Засмеялся.) Ну, ну, не унижай себя ни перед кем. Чур, только это мой свадебный подарок. Мне по магазинам строчить некогда.
Л о м о в а (горячо). Я все заявления, документы, в исполком месяц как отдала. И депутатская комиссия согласна. Только вот тот дом. На набережной… Там…
С е р е б р е н н и к о в. Ай-ай, как раскраснелась! За сына-то ведь горы можешь своротить? (Неожиданно, словно отстраняясь от Ломовой.)