М а к с и м. А другой вариант?
О т е ц. Другой хуже. Значительно хуже. Всю жизнь ты будешь цепляться за близких, кричать на них, жаловаться им, проклинать их. И, кстати, близкие, близкие будут все мельче и мельче…
М а к с и м. А в первом случае?
О т е ц. Ну конечно, в первом случае они будут всё талантливее, прекраснее, великодушнее, что ли… И всё самостоятельнее, что ли… Но ты же сам все знаешь. Почитай, почитай истории великих людей.
М а к с и м. А если ты любишь человека?
О т е ц. Совершенно неопределенный вопрос…
М а к с и м. Почему?
О т е ц. Это уж такой редкий дар. Гениальный дар. Куда нам всем… Очень, очень, очень несчастные эти люди… (Тихо.) Очень.
М а к с и м. Но мы же употребляем это слово.
О т е ц. Конечно, конечно… Об этом мы потом как-нибудь поговорим.
М а к с и м. Нет, нет, сейчас.
О т е ц. Потом…
М а к с и м. Я все равно тебя не отпущу.
О т е ц (не сразу). Любовь… ну что же… Вот тот дар любви, он разрушает все, все наши системы заграждения, все наши приспособления к собственной защите… Он как у Фауста… нет, даже он там соврал. Мгновение, только мгновение. Озарение. Исчезает разделенность биологических существ. Все исчезает… Высшая, самая высшая точка. Благо другого, его счастье, торжество, каждая секунда другой жизни, его улыбка, плохое настроение, печаль, растерянность, мелькнувшая в его глазах, выше и в миллион раз важнее, чем вся твоя жизнь, все годы, отпущенные тебе судьбой. И все… И все… А разрушение в том, что вся остальная жизнь бессмысленна. (Перебивает себя.) Но это крайне редко. Крайне… Почти не бывает. Это, конечно, нарушение. Это все равно что видеть через стены или иметь такой музыкальный слух, что падать в обморок от лязга трамвая. И это, наверно, не нужно… не нужно…
М а к с и м. А что он там соврал в «Фаусте»?
О т е ц. Ну как тебе сказать. Слушай меня внимательно. Фауст не говорит в высший момент своей любви: «Мгновение, остановись». То есть он не может пожертвовать своей жизнью за любовь. Значит, это не та любовь, о которой я тебе говорил. Не та! Кстати, и в остальных страстях он не переходит эту грань. У Гёте Фауст — фигура нормативная. Демократическая. И в этом его гений… Может быть, в этом…
М а к с и м. А как же у Шекспира? Ромео и Джульетта?
О т е ц. Там лучше. Но тоже. Как тебе сказать… Такое впечатление, что яд входит в действие, когда автор не знает, что делать с этой совершившейся и прошедшей любовью. Такое впечатление, что он боится заглянуть дальше. Вообще заметь, художник чаще всего прибегает к любви, чтобы таранить ею общество, которое кажется ему несовершенным.
М а к с и м. Но ты хотел сказать что-то еще.
О т е ц. Нет, просто в жизни…
М а к с и м. Что «просто». Ну, говори, говори…
О т е ц. Как бы тебе сказать… Страна, нация, что ли… Мы привыкли вычислять ее уровень по развитию науки, благосостояния, морали… Если сказать проще… Нет, здесь проще не скажешь. Если в стране, в мире существуют великие силы разрушения, которые могут смести с лица земли все, то мы можем быть спокойны только тогда, когда мы видим великие… величайшие близости… Величайшие события любви. На одном уровне мощи с уровнем мощи разрушения. Иначе страшно жить в этом мире.
М а к с и м. А как же ты все-таки…
О т е ц. У меня есть… Вот вы… ваша милость… Ну хорошо, я поехал. Не заходите ко мне в кабинет.
М а к с и м. Подожди, подожди… (Задумался.) И ты будешь сидеть там, на даче, один? Весь вечер? (Резко.) Ты выдумываешь, что тебе не будет одиноко.
О т е ц. Я же не знаю этого. Может быть, будет, а может, и нет…
М а к с и м. Ну да, ты будешь предвкушать свой завтрашний успех на симпозиуме.
О т е ц. Наверно, но недолго. Я ведь не сумасшедший.
М а к с и м. А потом? О чем ты будешь думать?
О т е ц. О разном. Я не знаю точно.
М а к с и м. Ты будешь думать обо мне?
О т е ц. Вот это уж наверняка.
М а к с и м. А тебе никогда не приходило в голову остаться и посмотреть, чем мы здесь занимаемся? Или вообще побыть с нами?
О т е ц. Но я же достаточно знаю тебя.
М а к с и м. А друзей моих ты ведь не знаешь.
О т е ц. Я их довольно точно себе представляю.
М а к с и м. Ну и какие же они?
О т е ц. Тебе действительно это нужно?
М а к с и м. Просто интересно.
О т е ц. Ну так вот… Один из них, которого ты считаешь основным своим другом — кто, должно быть, человек с более сильным, чем у тебя, характером. Но не это важно. Очевидно, система его взглядов активна. Мир белый и черный, друзья и враги, наши и не наши. Дружба — защита от подлецов. Все средства хороши, чтобы отстоять свое сообщество…
М а к с и м (тихо). Почти так.
О т е ц. Это все сильные его стороны. Интуитивно понятая система отношений между сверстниками. Слабые стороны подобного взгляда — настаивание на этом принципе, нежелание увидеть себя и других реально.
М а к с и м. Как, как?
О т е ц. Большому характеру необходимо уметь замораживать свои отношения с людьми… Периодически.
М а к с и м. И ты… Ты, наверно, прав.
О т е ц. Ну, а остальные твои приятели — люди, которым такая система взглядов и такой человек кажутся почти идеальными.
М а к с и м. А ты не знаешь, почему я не люблю тебя, когда ты говоришь вот такие вещи?
О т е ц. Догадываюсь.
М а к с и м. Мне кажется, что ты хочешь выбить почву у меня из-под ног. Любую почву.
О т е ц. Довольно странная позиция для отца.
М а к с и м. Ты любил… маму?
О т е ц (тихо). Да.
М а к с и м (быстро). Вот так же, как меня?
О т е ц. Да. (Быстро.) Нет… Честно говоря, меньше. То есть я был счастлив в этой любви. Но ты… Это совсем другое. Ты — мой сын. Я сам — это ты…
М а к с и м. Тогда ты не любишь меня.
О т е ц. Это физиологически невозможно. Если разобраться серьезно, таких примеров не было в жизни. Я просто тороплю тебя жить.
М а к с и м. Я этого не хочу.
О т е ц. Ты просто боишься.
М а к с и м. Чего?
О т е ц. Всего, чего боится человек. Боишься боли, беззащитности перед обществом, одиночества в старости, отсутствия денег, боишься времени, боишься быть один, тебе почти не важно, кто рядом…
М а к с и м. Хватит.
О т е ц. Ты считаешь, что в мире много подлецов?
М а к с и м. Достаточно.
О т е ц. А несчастных?
М а к с и м. Тоже.
О т е ц. А счастливых?
М а к с и м. Не видел.
О т е ц. Видишь, как у тебя все получается просто. Ты живешь среди несчастных и подлецов. И не хочешь быть и ни тем, и ни другим. А на свете всё, кроме одного — законченности.
М а к с и м. Да, я не хочу взрослеть. Я не хочу играть в эту общую игру. (Подумав.) Может быть, к тебе это не относится.
О т е ц. Спасибо.
М а к с и м. Я не хочу перед тобой прикидываться. Не хочу. Но ни один человек на свете мне не дорог. Раньше, в детстве, я перед тем, как заснуть, думал, кого я больше всех люблю. Когда я представлял себе, что умрет няня, я не плакал и знал, что не люблю ее. Когда думал так о тебе, то тоже не плакал и тоже знал, что не люблю. И плакал, только когда представлял, что если умрет — мать. И ее не будет рядом со мной. И вот тогда я знал, что очень ее любил. И все-таки где-то там… в себе, я знал, что все равно поплачу, поплачу и переживу ее смерть. Теперь, когда ты… вообще ты один и я знаю, что живу за твоей спиной… мне было бы хуже, если бы… И все равно я все переживу. И ты понимаешь, я боюсь этого в себе. Ты можешь смеяться надо мной, но… Может быть, я уродился такой неполноценный… И поэтому я хватаюсь буквально за все, за какие-то добрые слова, за возможность хотя бы думать, что тебя любят, что вот эти люди тебе дороги…
О т е ц. Удивительно. Какой-то странный комплекс… Влюбиться, влюбиться тебе надо.
М а к с и м (резко). Ничего ты не понял. Не понимаешь, не понял…
О т е ц. Может быть. Ты считаешь, что в мире надо быть таким, как ты родился, тогда тебе найдется в нем место. И в то же время быть таким ты не хочешь… Ты просто боишься любви.
М а к с и м. А это действительно важно? Почему ты это сказал?.. Ты боишься за меня?
О т е ц. Я просто спешу тебе это сказать. Я уже немолод… Мы можем отдалиться друг от друга.
М а к с и м. А ты можешь когда-нибудь что-то сделать для меня? Вот так, забыв о себе. Весь, весь ты… ради меня.
О т е ц. Я жду, когда это действительно будет нужно. И не когда ты этого захочешь, а когда…
М а к с и м. Что «когда»?
О т е ц. Когда я пойму, что… я не сделал этого, то… то есть я буду жить, вот так дышать, ходить, делать доклады, но…
М а к с и м. А если уже поздно?
О т е ц (неожиданно). Прекрати! (Взял себя в руки.) Вот тебе деньги на всякий случай. Я поехал, очевидно, твои друзья вот-вот должны прийти…
М а к с и м. Ты никогда не задумывался, нет, не вообще, а применительно к нам… что у талантливых людей… рождаются бездарные дети? Как правило.
О т е ц. Я иногда жалею, что не назвал тебя Виталием. Это значит — жизненный.
Резкий звонок в дверь. Максим срывается с места и через минуту входит с высоким крепким парнем. У него небольшие глаза и медленные движения.
М а к с и м. Отец, познакомься. Это Аркадий.
А р к а д и й. Очень приятно. (Протягивает руку.)
О т е ц. Скажите, вы могли бы ради Максима убить человека?
А р к а д и й. Если бы это было крайне нужно, конечно.
О т е ц (Максиму). Вот видишь. Я с утра позвоню. (Не прощаясь, быстро уходит.)
А р к а д и й. Он недоволен?
М а к с и м. Чем?
А р к а д и й. Я сразу чувствую людей, которые… ко мне неважно относятся.
М а к с и м. Не в том дело. Он считает это неизбежным. Тебя… и все эти наши дела.
А р к а д и й. Занятно.
М а к с и м. А где остальные? Что-то выпить хочется.
А р к а д и й. Сенька с Линой сказали, что задержатся. Сейчас одна баба должна прийти.