Я к у н и н а. Что ей надо?
Г е д р о й ц. Насколько я понял, требует раздела жилплощади.
Я к у н и н а. Однокомнатный кооператив ей хватит? В крайнем случае соглашайтесь на двухкомнатный… Но — не больше!
Г е д р о й ц. Я понял так, что она хочет жить в этом доме.
Я к у н и н а (не сразу). По другим временам я бы ей… (Неожиданно.) Она, кажется, программистка?
Г л е б (приходя в себя). Отличная программистка! Богом данная…
Я к у н и н а. Пришлите ко мне Ларса. Пусть он запрется с ней! Этак на полсуток…
Я н к о (осторожно). Ларс не вполне…
Я к у н и н а. Это уж мое дело. (Идет к двери, ищет, чем бы вооружиться, хватает зонтик и устремляется к двери.) Гедройц! За мной!
Глеб и Янко остались вдвоем.
Г л е б (не сразу). Это, конечно, неделикатно, Ирина Ильинична! Но я хотел бы знать… На сколько я могу еще рассчитывать?
Я н к о (смеется). На вечность! (Смутилась.) Впрочем, как и все мы, — на случайность. (Пауза.) Сегодня прислали интереснейшее швейцарское лекарство!
Г л е б (морщится). У нас ужасно шумный дом! Надо попросить, чтобы обили двери войлоком…
Я н к о (с врачебной улыбкой). А когда мы начнем принимать швейцарское лекарство?! Я уже во всем разобралась, проконсультировалась… (Замолчала. Очень серьезно.) Я решилась на собственный диагноз. Вы больны не столько лейкемией… Вы же приобрели ее двенадцать лет назад? Когда производили свои знаменитые опыты с расщеплением структурных оснований?
Г л е б (тихо). Я болен! Болен, Ирочка… Я жил, любил! Радовался новорожденному сыну! Плавал с аквалангом… Лазал по горам… Кажется, еще помню три-четыре языка… Имел любовниц! Интересовался политикой! Страстно занимался виндсёрфингом… Гонял на машине! Я работал с хорошими, талантливыми, удивительными учеными. Лез в драки… Но пришел момент… (Пауза.) Когда все это остыло, смылось… Как на плохо или вообще не отпечатанной пленке. В одно прекрасное утро, вставая с постели… отделяясь от прекрасного тела своей жены… еще теплого, розового, матового… тем утром я понял — секундой! Взрывом! — что все это было — только прельщением!.. Черной дырой! Цветастой цыганской юбкой! Которой Бог… Или черт?! Гонит нас от истины! Гонит от гениально-простого! Из чего соткан подлинный наш мир. Что он сам по себе… наш мир — и угроза, и смысл, и откровение… (Тихо.) Для немногих!
Неожиданно целует Янко.
Я н к о (не сразу). И такой женщиной могла быть я?
Г л е б. Двенадцать лет назад. (Отвернулся.) Все последние годы я уже не чувствую… этой пчелиной пыльцы жизни! Она словно растерлась между пальцев.
Я н к о (не сразу). Я знаю… Я — врач.
Г л е б (любуясь ею). Нет, вы просто удивительно красивая женщина! И только это — главное! В эту секунду! В эту минуту! А вы знаете, что это мгновение можно расширить до беспредельности?! Вы будете жить в одном возрасте, в одном пейзаже, среди нестареющих людей… В неизменяющемся мире! Не будет меняться Москва, человечество…
Я н к о (улыбается). Фантазии?
Г л е б (тихо, уйдя в себя). В чем-то — фантазии. А в чем-то — и вполне возможная… реальность. Недаром у Ивана Златоуста сказано: «Это не время проходит — это мы проходим»!
Я н к о (серьезно). Значит, вы пытаетесь это сделать? Остановить время?
Г л е б. А его и не нужно останавливать — оно недвижно. Это мы — растения, животные, облака, пески, люди… Да, да, и мы! Люди! Люди-секунды. А минутные стрелки для нас… так — условность!
Я н к о. А человек? Тоже — условность?
Г л е б. Самая большая! Ибо он еще тягается с временем и претендует на бессмертие! И в нем самом столько отвлекающего — чувств, страданий, честолюбия!
Я н к о (не сразу). Вам… очень больному человеку… можно простить все! Но вот мой диагноз… Вы переходите границы возможностей человека! А это всегда оказывается непростительно!
Г л е б (горько). Так же непростительно, что он в беспамятстве зачинает детей… которым потом слишком больно от несовершенства рода человеческого! А что сказать им… детям?! Да и главное — можно сказать, только стоя уже одной ногой в могиле!
Я н к о. Вы… боитесь за Ларса? Вы уже знаете, что ему сказать?
Г л е б. Что говорить — сейчас? Меня уже не будет, когда ему понадобится самое главное. И слово! И мое плечо! Кто ему поможет? Кто спасет?
Я н к о. А Ольга?
Г л е б. Она еще не понимает, как опасно… как сложно жить в нашем доме! Здесь умерли… истончились простые человеческие чувства… отношения!
Я н к о (тихо). Но ведь и она сама — такая же!
Г л е б (изумленно). Разве?
Входят Я к у н и н а и К о р н е й Ф и л и п п о в и ч Ч е р к а ш и н. Это веселый, красивый, моложавый человек с огромным букетом.
Янко хочет уйти.
Ч е р к а ш и н. Доктор? Швейцарское лекарство уже доставлено?
Я н к о. Больной отказался его принимать.
Я к у н и н а (спокойно). Он будет их принимать! Идите, Ирина Ильинична. (Мужу.) Не узнаешь?
Г л е б. А-а… мой главный партнер по теннису?
Ч е р к а ш и н. Скажем проще — отныне, надеюсь, вообще ваш главный партнер!
Г л е б (тихо). Все к жене! К ней… К Ольге Артемьевне!
Якунина ставит цветы в вазу.
Ч е р к а ш и н. Ну зачем же… сразу так — в штыки!
Г л е б. Где здесь бумага?
Я к у н и н а (спокойно). Пожалуйста. И авторучка.
Г л е б (быстро пишет). «С сего дня считаю себя свободным от обязанностей директора Всесоюзного института из-за… о… (смеется)… из-за онтологических противоречий с намечаемой программой дальнейшей работы института». Ну, и подпись! (Расписывается. Вручает бумагу Черкашину.) Да! Еще рекомендую на эту должность профессора Якунина А. А.!
Ч е р к а ш и н (в некоторой растерянности). А… в каком смысле?..
Я к у н и н а (Черкашину, спокойно). Глеб Дмитриевич предупредил меня еще утром о своем уходе. К вашим… к нашим проблемам это не имеет никакого отношения.
Ч е р к а ш и н. Но все-таки было бы как-то надежнее… Задачи-то уж больно неотложные. Глобальные, можно сказать, задачи!
Г л е б. Я же там все написал! И, кстати, отличная кандидатура. (Показывает на жену, на мантию, на медаль, на цепь.)
Ч е р к а ш и н. Мы-то за… дорогая Ольга Артемьевна! Но не мы же последняя инстанция! А академия? А Большой дом?
Я к у н и н а (бросает перед ним бумаги). Вот приглашение на полгода читать лекции в Упсале. А вот — во Франции. Сорбонна тоже на дороге не валяется. Еще два-три… Америка!
Ч е р к а ш и н (смеется). А больной муж? Дом? Институт, наконец?!
Я к у н и н а. Ну вот… Наконец-то вы вспомнили про наш «якунинский» институт!
Ч е р к а ш и н. На той неделе… у вас же будут — гости!
Я к у н и н а. Не мне вам говорить, что мы привыкли к вниманию со стороны руководства. (Пауза.) И еще — Алевтина Романовна Рыжова работала над вашей темой с основными лабораториями со дня моего отъезда в Европу!
Г л е б (задумчиво). Думаю, с того дня, когда мы с…
Ч е р к а ш и н. Корней Филиппович…
Г л е б. С того дня, когда мы с Корнеем Филипповичем играли в теннис?
Я к у н и н а (отвела глаза). Не исключено!
Ч е р к а ш и н (решаясь). Когда у вас выборы в академию? Мы займем решительную позицию!
Г л е б (смеется). А военным и не пристала любая иная позиция!
Ч е р к а ш и н. И все-таки заявления вашего я не приму! За одну вашу формулировку… «онтологические»! Мне голову снимут. (Смеется. Встает.)
Входит Л а р с.
Л а р с. При виде меня не стоит вставать, генерал! (Падает в глубокое кресло.) Ну что — передача власти уже состоялась?
Я к у н и н а. Встань и исчезни!
Л а р с. Когда-нибудь я ведь тоже приму институт из твоих ослабевших рук, мамочка. Так что мне нужно готовиться, чтобы не ударить в грязь лицом!
Ч е р к а ш и н (мягко). Вы служили в армии, молодой человек?
Л а р с (вскакивает). В парашютно-десантных, товарищ генерал!
Ч е р к а ш и н. Отмечены наградами?
Л а р с. Медалью «За отвагу»!
Ч е р к а ш и н (не сразу). Никогда не скажешь…
Л а р с (снова развалился в кресле). А зачем говорить, генерал? (Потянулся, зевнул.) В нашем доме тоже есть свои маршалы, генералитет, обоз, вспомогательные войска… Ну и еще основной контингент! Который занимает три огромные корпуса за известным вам вокзалом. Не считая филиалов. Так что здесь всегда обстановка как в штабе крупного воинского соединения. Да, да! Среди этих картин, бронзы, безделушек, привезенных еще дедом… еще в том веке со всего света!
Я к у н и н а. Сын недалек от истины, Корней Филиппович! (Торжественно.) Мы берем ваш заказ!
Л а р с. Вот видите! Начальник штаба уже наложил резолюцию! Твоей подписи — достаточно. Кстати, я решил снова поселить Дарью у себя! Такой программистки на эти месяцы днем с огнем не найдешь.
Я к у н и н а (Черкашину). В доме есть небольшая экспериментальная установка с вычислительным центром. Мои мужчины любят иногда работать ночью.
Ч е р к а ш и н (пытаясь скрыть изумление). И у вас есть на это… разрешение? В частном доме?!
Г л е б. Боже, какой вы непонятливый… Корней Филиппович! (Резко.) Это уже давно не частный дом! (Хочет встать, но это ему не удается.)
Л а р с. И разрешение есть! Весьма, по нынешним временам, экзотическое!
Ч е р к а ш и н. Чье же?!
Л а р с. Иосифа Виссарионовича! (Язвительно.) В нашем институте в жизни не видели оснащения такого уровня! Всё — последние новинки!
Г л е б (резко). Подождите… (Повторяет.) «Послать ко всем чертям…» Что ты имел в виду. Ларс? Ну, утром?