– Счастливый, счастливый! – подхватила Софка уже высоко в воздухе, у Принца на руках.
– Ура! Меня любит такая девушка, как Софка! Мой солнечный лучик! Меня любит самая лучшая девушка в мире!
– С ума сошёл! Отпусти меня немедленно, я толстая! Я прибавила целый килограмм на вашей ужасной кухне!
Вечерело. Усталые охотники, не докричавшись Принца, ускакали во дворец. А Принц лежал на траве, грыз травинку и неотрывно смотрел на Софку.
– Принц, меня давно мучает вопрос. Что это за комедия с королевством? «Ваше Величество…» «Ваше Высочество…» Взрослые люди играют в странную игру с самыми серьёзными лицами. Ведь ясно же, что никаких королевств нет!
– Всё очень просто. Наша фамилия – Королёвы. Моего отца называли нефтяным королём. После его смерти бедная матушка немножко помешалась. Она вбила себе в голову, что наш особняк – королевство. Она – Её Величество Королева. А я – Его Высочество Принц.
Доктора посоветовали не перечить Королеве, чтобы не причинить вреда её здоровью. Мы берём на работу людей и всё им объясняем. Как следует себя вести, в каких местах подыгрывать. Видимо, тебя впопыхах забыли об этом предупредить.
– Какой ужас. Да это не комедия, а трагедия, – тихо сказала Софка.
– Однако просто удивительно, мой Лучик, что ты пришла именно в наше королевство. Что попала именно в нашу кухню. Если бы ты устроилась, предположим, прачкой, мы с тобой никогда бы не встретились. Какое страшное слово: никогда. И я бы дружил с глупенькой адвокатской дочкой, не зная, что на свете есть такая чудесная девушка!
– А я не случайно очутилась в вашем королевстве. Я ищу волшебный цветок купальницу…
И Софка рассказала всё-всё. О маленьком садике, о четырёх волшебных цветках. О Фее Купальнице, о доброй бабушке, о говорящей землеройке. О долгом и трудном своём пути сюда.
Принц отшвырнул травинку и вскочил:
– Что бы ни случилось, я достану волшебную купальницу! Честное слово, достану!
И он рассказал Софке свою историю.
На самом краю королевства есть Тухлое Болотце. В нём жило странное существо. Ростом с пень, такое же кряжистое. Лицо обросло потрескавшейся корой. Волосы – мочало, глаза – мелкие дупла, в которых зрачками шныряли водяные жуки. Вместо носа – кривой сучок. Ноги толстые и разлапистые, как корни. Люди звали её Болотная Коряга.
Жила Болотная Коряга – и пропала. И вдруг пошли слухи, что в Тухлом Болотце расцвёл невиданной пышности цветочный куст: бутоны с кулак. Похож на купальницу, но какая же это купальница: чёрного цвета?! И цветёт не неделю, как положено, а с ранней весны до поздней осени. «Ой, не к добру», – качали люди головами.
И правда: самая ближняя к Тухлому болотцу деревня потихоньку начала вымирать. Хворали женщины, мужчины пьянствовали, а повзрослевшие дети ни за что не хотели сюда возвращаться. Когда последний хозяин заколотил окна своей избы, с куста тихо упал один увядший цветок.
Потом опустела вторая деревня: кто-то умер от неведомой болезни, кто-то спился, кто-то уехал подальше от страшного места. Заросли бурьяном дороги. На околицах, где раньше заливались гармошки, выли ветер и волки. Там, где были колодцы, зияли, как могилы, ямы. Из кирпичных труб торчали молодые берёзки. По ночам со скрипом осыпались гнилые избы.
И купальница лишилась ещё одного цветка.
И по третьей деревне прошёл мор, и лепестки с третьего чёрного бутона долго кружились над болотом…
Находились смельчаки, которые хотели вырвать с корнем чёрный болотный куст. Уходили со словами: «Эх, жить – так жить, умирать – так умирать». Но ни один из них не вернулся.
Что ж, пришла очередь его, Принца, остановить хворь и мор, которые подкрались к самому королевству.
Они расстались, договорившись встретиться вечером.
Ужин в столовую принесла Софка. Принц не сводил с неё глаз, так что Софка укоризненно покачала головой. Из-за спины Королевы она растопырила и показала девять пальчиков: в девять часов она будет ждать его за воротами.
Едва она вышла, Принц поскучнел. Королева, прожёвывая кусочек мяса, внимательно посмотрела на него:
– Что с вами, Принц?
– У меня болит голова. Просто раскалывается.
– Вызвать доктора? Я так и знала, что эта ваша жестокая охота к хорошему не приведёт.
– Нет, мама, я лучше прилягу. Пусть ко мне никто не входит.
В спальне Принц тщательно запер за собой дверь, накинул плащ и вышел на балкон. Ловко перемахнул через перила, спрыгнул на покатую крышу башни. Оттуда по карнизу пролез к колонне и съехал прямо перед Софкой. Девушка, дрожа, сказала:
– Ужасно боюсь. И ночь как на заказ…
Погода в самом деле испортилась. Дымные серые тучи летели по небу. Ветер посвистывал, и начинал накрапывать дождик. Столетние деревья в королевском саду раскачивались и скрипели, как плакали. На королевский башенных часах пробило ровно девять.
Принц тихо засвистел. Из-за деревьев появился, зацокал копытами послушный конь. К седлу его были приторочены две большие вязанки хвороста. Принц подсадил Софку, запрыгнул в седло сам и дёрнул поводья.
Ох, и мчались они! Ветки деревьев больно били по лицу, как пощёчины. Ветер свистел, кусты цеплялись за одежду, пытаясь сорвать её. У Софки, спрятавшей лицо на груди Принца, зуб не попадал на зуб.
Через час сумасшедшей скачки конь остановился. Под копытами чавкала грязь. Здесь начиналось Тухлое Болотце.
Принц отнёс Софку на сухой островок. Заботливо укутал в свой плащ и поцеловал на прощание. Сам, подсвечивая фонариком, пошёл по едва примятой тропке. Трясинное поле под ногами пружинило, раскачивалось, как живое. Под ногами хлюпала вонючая жижа.
Не успел Принц сделать и трёх шагов, как с островка раздалось жалобное: «Принц!» Он бросился на крик назад. Софка вынула из грудного кармашка золотую «купальницу» на нитке и повесила Принцу на шею. Прошептала ему на ухо, как заклинание, слова, которые слышала однажды от бабушки:
– Ничего не бойся. Бойкому – жизнь, тихоне – смерть.
А ветер выл и свистел. Так же неслись по небу рваные тучи. Деревья прямо выворачивало с корнями. Казалось, в темноте скулят и скребут когтями волки.
Принц давно начерпал сапогами ледяной протухшей воды. Несколько раз проваливался по грудь, но его, как поплавки, поддерживали вязанки хвороста за спиной. Нащупывая в воде коряги и корни мёртвых деревьев, Принц выкарабкивался. То и дело выдёргивал из-за спины хворостины и бросал перед собой.
Сжимая на груди тёплую золотую лепёшечку-«купальницу», он шёл в самую середину Тухлого Болотца. Высохшие мёртвые деревья вокруг – или Принцу казалось? – шевелились и оживали вокруг, тянули к нему со всех сторон костлявые скрюченные руки-ветви. Бродячие синие огоньки на воде вспыхивали всё чаще. И, наконец, сомкнулись в одно сплошное мертвенное голубое сияние. Оно мерцало вокруг большого пышного куста.
«Так вот она, чёрная купальница».
Принц рассыпал под ногами остатки хвороста, чтобы встать твёрже. Вынул из-за пояса остро отточенный топорик и принялся за работу. Однако с первых ударов по стеблям купальницы раздался лязг, словно топор рубил по железу. Через минуту бесполезный топор с зазубренным лезвием можно было выбрасывать.
Принц пытался переломить стебель. Но, как не выкручивал его, тот только скрипел, как резиновый шланг. Поплевав на ладони, он ухватился за куст, чтобы вытащить его с корнями. Казалось, он тянет клубок холодных склизких, вырывающихся из рук мускулистых змей.
Однако же дело пошло: куст неохотно стал приподниматься. Вместе с ним из болота показалась верхушка коряги: корни купальницы густо обвивали её.
Вдруг с тугим хрустом корни полопались один за другим. Вытащенная коряга ожила. С неё струями бежала вонючая ржавая вода. Зашевелился, принюхиваясь, нос-сучок. В дуплах-глазках загорелись злобные огоньки. Облепленная тиной коряга, кряхтя, встала на четвереньки на уродливых мохнатых ногах.
– Болотная коряга! – вспомнил Принц. – Ну и мерзость.
Он взмахнул топориком. Однако длинный корень болотной коряги изогнулся, как живой, и легко выдернул орудие из рук Принца. Топорик булькнул, исчезнув в трясине. Ноги, точно кандалами, тоже опутало цепкими корнями. Ещё одни живые деревянные «кандалы» намертво сцепили руку Принца.
Он оказался в могучих объятиях Болотной коряги. Ещё мгновение – и вместе с навалившейся многопудовой корягой Принц навсегда уйдёт в бездонную гнилую воду. И наверху ещё пышней расцветёт жирный, напитавшийся человечиной чёрный куст…
Принц пытался высвободиться.
– Куда-куда?! – глухо пробулькала коряга.
Из последних сил Принц сорвал с шеи «купальницу» и запустил им в мерзкую морду Коряги.
– Ой, уголёк, уголёк! Ой, жжёт! – завопила Болотная Коряга, схватившись за глаз. Окутанная синим болотным газом, она вмиг вспыхнула. Корни дымились и обугливались, ослабляя свою железную хватку.
Принц, сбивая с одежды огонь, бросился в воду. Беспомощно заколотил руками в поисках спасительного хвороста. Ухватился за кренившийся с человеческим стоном куст купальницы. Нестерпимое золотое сияние ослепило его глаза.
Принц потерял сознание.
Он очнулся от мокрых горячих слёз, капавших на его лицо. Было утро.
– Жив, жив! – закричала Софка. – Я долго на острове сидела, тебя всё нет. Потом начало рассветать. Я скорей к тебе – по дорожке из хвороста. Ты лежал такой бледный… Сердце не билось. Как ты?
– Теперь уже неплохо, – шепнул Принц. – Всё позади. Зато волшебный цветок в наших руках. – Он оглянулся: – А где же она, купальница?!
Чёрного куста не было. На его месте сияла золотая купальница – точно само солнышко спустилось на землю. Куст попал в добрые руки. И на макушке желтел самый крупный распустившийся бутон.
– Одно хорошее дело купальница уже сделала: убрала мерзкую корягу из болота, – сказал Принц. А Софка уже отрывала и подбрасывала цветы один за другим, и кружилась вместе с ними: