Держа в руке обломок, он все еще любовался величественной башней, когда за спиной у него раздался голос:
— Хороша, правда?
Юстин круто обернулся и увидел стоящего за ним юношу в запыленной форме со знаками центуриона, который держал под мышкой шлем, — коренастый рыжий парень, с худым веселым лицом и бровями вразлет. Он дружелюбно смотрел на Юстина.
— Да. Но она наполовину разрушена, — недоуменно проговорил Юстин. — Что это было? То есть я вижу, что теперь это маяк, но, по-моему, строили башню для другой цели.
В голосе юного центуриона проскользнула нотка горечи:
— Конечно для другой. Это был триумфальный монумент — в честь мощи Римской империи и завоевания Британии. А теперь, ты верно говоришь, это просто маяк, и мы дробим отваливающийся мрамор на кладку стен, которые нас защищают от саксов. Тут кроется какая-то мораль — для любителей извлекать мораль.
Юстин еще раз взглянул на кусок мраморного венка у себя в руке, затем отбросил его в сторону. Обломок со стуком упал на землю, взметнув облачко пыли.
— Ты кого-то или что-то ищешь? — поинтересовался новый знакомец.
— Я искал баню. Я — новый младший лекарь, — пояснил Юстин, решив, что пора представиться.
— Вот как? Честно говоря, я так и подумал. — Центурион бросил на него взгляд, отметив отсутствие лат и шлема. — Ты уже был у коменданта?
— Да, и у старшего лекаря тоже. — Юстин улыбнулся своей застенчивой улыбкой, — и он обозвал меня неоперившимся мясником и отправил восвояси до утреннего обхода больных.
Глаза центуриона весело прищурились.
— Должно быть, ты подвернулся Виницию в удачную минуту — твоего предшественника, я слыхал, он обозвал криворуким убийцей и запустил в него горшком со смолой. Меня самого тогда тут еще не было. Ладно, если хочешь помыться, пойдем со мной. Я только сброшу свою сбрую — и в баню. Если поторопимся, то как раз успеем поплескаться до обеда.
Сейчас, когда Юстин возвращался назад- мимо тех же мастерских, где кипела работа, мимо густо населенных казарм, не один, а со своим новым знакомым, — большая крепость показалась ему более дружелюбной, чем раньше, и он стал с любопытством озираться вокруг.
— Какая все-таки она большая, шумная, — заметил он. — Я отрабатывал свой год помощником лекаря в Вирсавии[3], так там крепость рассчитана только на одну когорту. Здесь поместилось бы несколько тамошних крепостей
— Да уж, эти новые береговые крепости чудовищно громадны, — согласился его спутник. — И немудрено — тут тебе и крепость, и док, и морская база — все вместе. Но ты постепенно к ней привыкнешь.
— Значит, их много? Новых больших крепостей?
— Порядочно, начиная с Метариса и кончая Великой Гаванью. Одни — целиком новые, другие построены на месте старых, вроде Рутупий. И все они — часть оборонительных сооружений, созданных Караузием против Морских Волков.
— Караузий… — произнес Юстин, и нотка благоговения прозвучала в его голосе. — Ты, наверное, часто видишь Караузия?
— Великий Юпитер, еще бы! Штаб-квартира-то его здесь, хоть он и успевает между делом объехать всю провинцию. С нашим маленьким императором держи ухо востро. Да ты его сегодня увидишь! Он обычно обедает вместе со всеми командирами.
— Значит, он сейчас тут?
— Именно так. И мы тоже уже тут. Поднимемся наверх, я только переоденусь.
Спустя несколько минут Юстин сидел на краю ложа в беленой комнатке, точь-в-точь его собственная, а его новый приятель, отложив меч и шлем, возился с ремнями нагрудника, тихонько насвистывая сквозь зубы что-то веселое. Юстин молча наблюдал. Он и сам доброжелательно относился к людям, но всегда с благодарностью и удивлением воспринимал любое дружеское участие. Вот и сейчас вместе с благодарностью он почувствовал робкую, но искреннюю симпатию и потянулся душой к рыжеволосому центуриону.
А тот расстегнул последнюю пряжку и перестал насвистывать.
— Так, значит, ты явился сюда из Вирсавии? Долгий же тебе пришлось проделать путь. Благодарю. — (Юстин протянул руку и взял у него тяжелый нагрудник. Дальнейшие слова прозвучали невнятно, заглушённые складками кожаной туники, которую юный центурион в этот момент стаскивал через голову.) — А где ты жил прежде? В какой части империи ты родился?
— В Никее, в Южной Галлии.
— Выходит, ты первый раз видишь Британию?
— Да. — Юстин положил нагрудник рядом на постель. — Но родители у меня из Британии, и мне всегда хотелось побывать в ней и увидеть ее своими глазами.
Центурион вынырнул из кожаных складок и остался в командирской тунике из тонкой красной шерсти. Сейчас, с торчащими кверху рыжими волосами, он выглядел почти мальчиком, а не взрослым мужчиной.
— Откуда же они?
— С юга. Откуда-то из Нижней Британии. Каллева, кажется.
— Великолепно! Все лучшие люди происходят из Нижней Британии. И лучшие овцы. Да я и сам оттуда! — Он уставился на Юстина с откровенным интересом: — А как тебя зовут?
— Юстин… Тиберий Луций Юстиниан. Последовало минутное молчание, затемцентурион тихо произнес:
— Юстиниан… вот как? — И быстрым движением он стянул что-то с пальца левой руки и показал Юстину: — Ты видал что-либо подобное?
Юстин взял протянутую вещицу и поднес к глазам. Это было тяжелое, довольно истертое кольцо с печаткой, темный изумруд с трещинкой излучал прохладу, а когда Юстин повернул его к свету, в нем отразилось окно и на камне четко выступила выгравированная эмблема,
— Дельфин? — взволнованно воскликнул Юстин. — Да, видал, на крышке старинной коробочки из слоновой кости — она принадлежала моей бабушке. Это наша фамильная эмблема.
— Все сходится! — Юный центурион ваял у него кольцо. — Ну знаешь… — Он принялся производить какие-то расчеты на пальцах, но быстро бросил это занятие. — Нет, мне это не под силу. Твой дом и мой породнились не один раз. Чтобы распутать такой хитрый клубок, нужна моя двоюродная бабушка — тетя Гонория. Но что мы с тобой дальние родственники — Это уж точно!
Юстин молчал. Он даже встал с ложа, всматриваясь в лицо центуриона, как будто вдруг засомневался, так ли уж тот рад его присутствию. Одно дело — сжалиться над незнакомцем и привести его к себе на минутку по дороге в баню, и совсем другое — заполучить нежданно-негаданно родственника.
Его неуверенность — о чем Юстин подозревал — явилась результатом того, что годами он был предметом разочарования для своего отца. Он давно сознавал это и чувствовал себя несчастным. Его мать, которую он едва помнил, была красавицей, но он, по природе неудачник, при всем чересчур большая голова на узких плечах, оттопыренные уши. В детстве он очень много болел, и в результате, когда пришло время записываться в легион, как полагалось мужчинам в их семье, он не прошел отборочную комиссию. Сам Юстин нисколько не огорчился — он всегда хотел быть лекарем, но он расстроился из-за отца, зная, что опять не оправдал отцовских ожиданий. И его неуверенность в себе еще больше возросла.
Но тут Юстин с восторгом увидел, что рыжий родственник ничуть не меньше его самого рад открытию.
— Стало быть, мы родственники, — произнес Юстин. — Здорово. Я уже сказал — меня зовут Тиберий Луций Юстиниан. Но я так и не знаю твоего имени.
— Флавий, — отозвался рыжеволосый центурион. — Марцелл Флавий Аквила. — Он схватил Юстина за плечи и засмеялся, все еще не веря такому совпадению. — Нет, как все-таки замечательно, что мы с тобой встретились в первый же твой день на британской земле! Видно, боги предначертали нам подружиться, а кто мы такие, чтобы спорить с богами?
Они вдруг заговорили разом, смеясь, захлебываясь словами, не кончая фраз; положив один другому руки на плечи, они радостно вглядывались друг в друга — в совершенном восторге от такого невероятного события. Наконец Флавий схватил свежую тунику, приготовленную для него ординарцем в ногах ложа.
— Мы с тобой еще отпразднуем встречу как следует. А сейчас, если не поторопимся, мы не успеем вымыться до обеда. Не знаю, как ты, а я весь день продежурил на строительстве стены и с головы до пят в песке. Пошли!
В командирской трапезной, когда туда пришли Флавий и Юстин, уже набралось полным-полно народу. Мужчины разговаривали, стоя кучками, но никто еще не занял своего места за длинными столами. Юстин все время очень страшился этой минуты: войти одному в большое помещение… полное чужих людей… Но сейчас рука Флавия обнимала его за плечи, и он сразу же оказался в группе молодых командиров.
— Вот наш новый младший лекарь, вернее, то, что от него оставил Виниций. И он мой родственник!
Юстина тут же втянули в спор об устрицах, и он даже не заметил, как самое страшное осталось позади.
Но неожиданно гул голосов в длинной комнате затих, снаружи, под колоннадой, послышались шаги, раздался энергичный голос, все вытянулись в струнку, и Юстин с жадным вниманием уставился на дверь. В первую минуту человек, вошедший в сопровождении людей из своего штаба, разочаровал его. Небольшого роста, коренастый, могучего сложения, с круглой головой, сидящей на невероятно могучей шее, жесткие вьющиеся каштановые волосы и борода, курчавая, как овечье руно. Казалось, на вошедшем уместнее выглядела бы кожаная куртка и матросская шапочка, чем туника из тонкого полотна. Он и вошел-то походкой враскачку, выдававшей в нем человека, который привык к качающейся палубе.
«Таких людей мне случалось видеть десятки-сотни раз, — подумал Юстин, — их видишь на палубе каждой римской галеры».
Войдя, император помедлил, глаза его под густыми бровями обежали собравшихся и встретились с глазами Юстина.
— А-а, новое лицо, — проговорил император и поманил Юстина пальцем: — Подойди-ка сюда, малыш.
Юстин услышал, как комендант лагеря поспешно назвал его имя и должность. В следующее мгновение Юстин салютовал человеку, который из лоцмана на реке Скальда превратился в императора Британии. И внезапно понял, что ошибался, — ему никогда не приходилось встречать таких, как он.