— Наверно, надо вернуться в город, — сказала Джил.
— Легче легкого, не правда ли? — съязвил Лужехмур. — Давайте для начала попробуем открыть хотя бы эту дверь.
Они взглянули на дверь и увидели, что никто из них не достает до ручки, а если и дотянется — не сможет повернуть.
— Может быть, нас выпустят, если мы попросим? — спросила Джил. Все промолчали, но каждый подумал, что вряд ли это возможно.
Мысль была не из приятных. Лужехмур категорически возражал против откровенничанья с великанами и просьб об освобождении. Дети, конечно, не могли рассказать великанам о цели своего похода, потому что обещали Лужехмуру, что будут об этом молчать. Все трое были почти уверены, что ночью из замка улизнуть не удастся. Вечером их запрут в комнатах, где им придется томиться до утра. Можно, конечно, попросить оставить двери открытыми, но это вызовет у великанов подозрение.
— Единственный шанс, — заговорил Ерш, — это сбежать днем. Наверняка после обеда великаны ложатся на часок-другой поспать. И если прокрасться на кухню — черный ход может оказаться открытым?
— Шанс из самых крошечных, — сказал Лужехмур. — Но другого-то у нас нет.
Вообще-то план был не такой уж безнадежный. Иной раз выскользнуть из дома средь бела дня легче, чем в полночь. Двери и окна скорее всего будут открыты, а если поймают, всегда можно притвориться, что просто хотел прогуляться. (Ни взрослые, ни великаны ни за что такому не поверят, если увидят вас вылезающим из спальни в час ночи).
— Надо усыпить их бдительность, — заявил Ерш. — Притвориться, что нам здесь жутко нравится и что мы, умирая от нетерпения, ждем их осеннего пира.
— Он завтра вечером, — сказал Лужехмур. — Я слыхал разговор между этими чудищами.
— Понятно, — вступила Джил. — Сделаем вид, что мы в полном восторге и будем задавать им кучу вопросов. Чтобы они приняли нас за простачков. Тогда легче будет.
— Веселиться, — глубоко вздохнул Лужехмур, — веселиться. Вот что нам нужно. Будто других забот у нас нет. Резвиться, да. Вы, молодые люди, не всегда веселитесь, как я заметил. Учитесь у меня. Я буду веселый. Вот такой, — он криво ухмыльнулся. И резвый. — Он скорчился и подпрыгнул. — У вас скоро получится, не беспокойтесь. Смотрите только на меня повнимательней. Они меня и так уже держат за сущего клоуна. Вы, полагаю, думали вчера, что я подвыпил. Но это все — верней, почти все, — было притворством.
Позже, вспоминая свои приключения, Джил и Юстас никак не могли понять, когда их товарищ говорил правду, а когда немного заливал. Во всяком случае, они решили, что сам Лужехмур в свои слова верил твердо.
— Отлично, — сказал Ерш. — Будем веселиться. Кто бы нас теперь выпустил из этой комнатищи? Веселиться, дурачиться, но нужно как можно больше при этом узнать о замке.
К счастью, в то же мгновение дверь отворилась. «Ну, детишки, — закудахтала няня-великанша, — хотите посмотреть, как король с придворными собираются на охоту? Такая милая картина!»
Не теряя ни секунды, они бросились мимо нее вниз по ступенькам — на собачий лай, звуки охотничьих рожков и гам великанских голосов — и тотчас оказались во дворе. Великаны охотились пешими, потому что гигантских лошадей у них не было. И собаки были обычных размеров.
Отсутствие лошадей сначала разочаровало Джил. Ей показалось, что толстухе-королеве никогда не поспеть за собаками, а значит, она останется дома на весь день. Но Джил ошиблась — королеву тащили на носилках шесть молодых великанов. Глупая старуха была одета во все зеленое, а на боку у нее висел рожок. Несколько десятков великанов, включая короля, галдели и смеялись так, что можно было оглохнуть. Рядом с Джил лаяли, махали хвостами собаки, некоторые тыкались ей в ладони своими влажными носами. Лужехмур начал было изображать игривое веселье (что испортило бы всю затею, если бы его веселье заметили), но тут Джил, изобразив самую привлекательную детскую улыбку, подбежала к носилкам королевы и крикнула ей:
— Ваше величество! Неужели вы покидаете нас?
— Да, милочка, — отвечала королева, — я вернусь к вечеру.
— Ой, как замечательно! — сказала Джил. — А правда, что нам можно будет завтра вечером прийти на пир? Мы об этом так мечтаем! И нам тут так нравится! А пока вас не будет, можно мы побегаем по замку, осмотрим его? Пожалуйста!
Королева кивнула и что-то сказала — но слова ее заглушил дружный смех придворных.
Глава ДЕВЯТАЯ. КАК ОНИ ОБНАРУЖИЛИ НЕЧТО ЛЮБОПЫТНОЕ
Позднее все соглашались, что Джил в тот день была просто в ударе. Стоило королю и его свите отправиться на охоту, как Джил стала бродить по всему замку, задавая вопросы таким невинным детским голоском, что никто ее не мог заподозрить ни в каком тайном умысле. И хотя язык ее ни на секунду не останавливался, трудно было назвать разговором эту болтовню и хихиканье. Она любезничала со всеми служанками, лакеями, фрейлинами, престарелыми великанами, у которых дни охотничьих забав были уже позади. Она сносила поцелуи и ласки многочисленных великанш, по неизвестной причине называвших ее бедняжкой. Особенно подружилась девочка с поваром, обнаружив при этом одно крайне важное обстоятельство: на кухне имелся черный ход, позволявший, минуя главные ворота и двор, выбраться за крепостную стену. На кухне она притворялась страшной обжорой и поглощала все поджарочки, которыми ее потчевали обрадованные кухарки. Но наверху, среди придворных дам, она спрашивала о своем наряде для пира, и сколько ей позволят пробыть среди гостей, и нельзя ли ей будет потанцевать с каким-нибудь малюсеньким великанчиком. И, наконец, она склоняла голову набок совершенно идиотским манером (почему-то это умиляет взрослых — и великанов, и обыкновенных), потряхивала кудряшками и сюсюкала: «Ой, как не терпится! Как вы думаете, время пройдет быстро?» Вспоминать всю эту клоунаду ей было впоследствии ужасно стыдно. Но все великанши находили ее очаровательной малышкой, а некоторые из них подносили к глазам огромные носовые платки, будто собирались разрыдаться.
— Какие они славные в этом возрасте, — сказала одна великанша другой. — Даже немножко жалко…
Ерш и Лужехмур тоже старались, однако, девочкам такие штуки удаются все-таки лучше, чем мальчикам, хотя мальчики умеют это делать куда лучше, чем квакли-бродякли.
А за обедом случилось происшествие, после которого им еще больше захотелось поскорее удрать из великанского замка. Им накрыли в главном зале, за особым столиком у камина. Метрах в двадцати, за большим столом, обедало человек шесть великанов. Болтали они так громко и так высоко над головой, что дети вскоре перестали слушать — как не слушаешь уличного шума. Все ели холодную оленину. Джил никогда раньше ее не пробовала, и находила мясо очень вкусным.
Вдруг Лужехмур повернулся к детям, настолько изменившись в лице, что бледность проступила даже через серовато-зеленый цвет его кожи.
— Ни кусочка больше не ешьте, — прошептал он.
— А в чем дело? — спросили дети.
— Вы не слыхали их разговора? «Отменная, нежная вырезка» — говорил один. «Значит, этот олень нас обманул», — сказал другой. «Почему?» — спросил первый. «Когда его поймали, — отвечал второй, — он вроде бы просил его не убивать. Мясо, дескать, у меня жесткое, говорил, вам не понравится».
Джил не сразу поняла смысл этих слов и вздрогнула лишь тогда, когда Ерш широко раскрыл глаза от ужаса.
— Значит, мы едим ГОВОРЯЩЕГО оленя, — еле вымолвил он.
Это открытие произвело на всех троих разное впечатление. Джил впервые была в этом мире. Она жалела оленя и думала, какое свинство со стороны великанов было его убивать. Ерш еще в прошлый раз в Нарнии подружился по крайней мере с одним говорящим зверем, и потому ужаснулся примерно так же, как мы ужасаемся убийству. Но Лужехмур, коренной нарниец, чуть не упал в обморок. Его тошнило, словно он узнал, что ел младенца.
— На нас пал гнев Аслана, — сказал он. — Вот что случается, когда не следуешь знакам. Теперь мы наверняка прокляты. И если бы это разрешалось, лучшим выходом для нас было бы вонзить эти ножи в собственные сердца.
Джил мало-помалу прониклась теми же чувствами. Есть никто из них больше не мог. При первой возможности они выскользнули из зала.
Приближалось дневное время, на которое они наметили свой побег. Все волновались. Они слонялись по переходам, ожидая, когда замок утихнет. После обеда великаны в зале еще долго сидели за столом. Один из них, лысый, рассказывал какую-то историю. Когда она кончилась, трое путников прокрались на кухню. Но и там торчали великаны, моющие посуду. Было сущим мучением дожидаться, покуда они кончат работу и, вытерев руки, один за другим уйдут. Наконец на кухне осталась только одна пожилая великанша. Она продолжала возиться так долго, что, казалось, вовсе не собиралась уходить.
— Что ж, дорогие мои, — сказала она, работа почти кончена. Чайник поставим, чайком побалуемся. Теперь можно и передохнуть. Загляните-ка в сени, будьте паиньками, и скажите, открыт ли черный ход.
— Открыт, — сказал Юстас.
— Вот и хорошо. Я его всегда оставляю открытым, чтобы киска, бедняжка, могла входить и выходить.
Тут она уселась на стул, а ноги положила на другой.
— Хорошо бы теперь вздремнуть, — сказала великанша. — Лишь бы эти растреклятые охотнички не вернулись слишком рано.
При слове «вздремнуть» все они воспряли духом — и снова упали, когда великанша упомянула о возвращении охотников.
— А когда они обычно возвращаются? — спросила Джил.
— Кто их знает, — отвечала великанша. — Ну ладно, посидите тихо, мои лапочки.
Они отошли в дальний угол кухни и тут же выскользнули бы в сени, если бы великанша не открыла глаза, чтобы отогнать муху. «Погодите, пусть покрепче уснет», — шепнул Ерш, — а то все испортим. И они сгрудились в углу, дожидаясь удобной минуты. Мысль о том, что сейчас могут вернуться охотники, была ужасной. А великанша никак не могла уснуть. Стоило им подумать, что она совсем заснула, как она начинала шевелиться.