Он повернулся и стремительно направился к машине. Перед глазами его все еще стояло лицо Юры – такое, каким оно было только что, в момент, когда парень осознал всю трагическую непоправимость своего проступка. «Да, – подумал Колин, – совесть у него, конечно, есть, против этого возразить нечего, и слава богу, как говорится. Только что сейчас толку от его совести?»
Он проверил, как установлен рест, – кажется, хорошо, да, по всем правилам, – и начал во второй уже раз сегодня освобождать багажник, облегчая машину. Остальные все еще сидели в кружке там, где он их оставил. До Колина доносился каждый напряженный вздох – и ни одного слова, потому что слов не было. Наконец Ван спросил – так же спокойно, как всегда:
– Кто же сжег рест?
– Я, – ответил Юра, и голос его дрогнул.
Зоя сказала:
– Да, представляю, как тебе скверно.
– Ему сейчас, конечно, не очень хорошо, я полагаю, – отозвался Ван Сайези.
Громко сопя, чтобы не слышать этих разговоров, Колин яростно выбрасывал лишнее из багажника. Вновь заговорил Ван Сайези. Колин выглянул: Ван сидел, положив ладонь на затылок мальчишки, уткнувшего лицо в поднятые острые колени.
– Пожалуй, ничего лучшего нам не придумать. Жаль – в субвремени не существует связи, и мы не можем ни предупредить, ни просить о помощи. Но я надеюсь на Колина…
Колин торопливо отошел от двери: не хватало еще слышать комплименты в собственный адрес. Ну-ка, что еще можно выкинуть?
– Лишь бы рест не сгорел, – пробормотала Нина. – А вообще-то минус-время не терпит вольностей. Ты не забывай этого, Юра.
Юра поднял голову, глаза его были красны. Он шмыгнул носом.
– Сизов мог оставить ресты в верхних группах, – сказал он. – Сизов же будет брать для зарядки и их контейнеры и обязательно залезет в багажник.
Колин поднял брови. А ведь действительно! Но тогда…
Он вылез из багажного отделения, неторопливо подошел к сидящим.
– Ну, машину я подготовил.
– Погоди минутку, – сказал Ван. – Надо что-то сделать с парнем. Ожидать эти двое суток здесь ему будет не под силу, тем более что придется сидеть на месте, выходить за экраны – лишний расход энергии. Парень просто свихнется от угрызений совести.
Решение пришло неожиданно. Колин сказал:
– А не взять ли мне его с собой? Поехали, Юра?
Парень поднял на него глаза, и Колин даже испугался – такая была в них благодарность.
– Мало ли что: поможет мне в дороге…
Именно так. И вовсе ни к чему говорить, что он просто оберегает экспедицию от мальчишки.
– Ну вот и хорошо, – сказал Ван. – Второй человек тебе будет очень кстати.
– Почти сутки физического времени – не шутка, – поддержала Нина. – А вдвоем куда легче. Сможешь отдохнуть, когда он будет сидеть за пультом.
– Слишком много рестов надо иметь для такого удовольствия, – не удержавшись, пробормотал Колин.
Он снова перехватил обращенный на него взгляд Юры и опустил глаза; говорить этого, конечно, не следовало: дважды за один проступок не наказывают.
– Шучу, – сказал он и взглянул на часы. – Ого! Время! – Он кивнул Юре: – Пошли! Ну, так вы здесь… осторожнее с энергией. Маяк проверьте – вдруг в шахте окажется еще чья-нибудь экспедиция, будет проходить мимо. Только если вас подберут – оставьте здесь вымпел суток на трое, на это хватит одной батарейки. Что, мол, с вами все в порядке. – Он умолк и подумал, что сказал, кажется, все. Или нет? – Да, лишнее сразу же дехронизируйте. – Он кивнул в сторону выброшенных из машины вещей. – Нечего тратить энергию на всякую рухлядь.
Теперь, кажется, сказано было уже окончательно все. И, однако, оставалось ощущение, что разговор не закончен. Все словно ждали чего-то… Тогда Колин пробормотал:
– Ну ладно. Ну все. Значит, в случае чего…
Губы всех шевельнулись одновременно, беззвучно прощаясь.
Колин захлопнул за собой дверцу. По узкому проходу добрался до своего кресла в передней части машины.
– Видеть барохроны, – распорядился Колин на жаргоне хрономехаников. Надо было сразу же дать парню определенное задание. – Если давление скакнет к красной, скажи сразу. Субвремя не шутит. Не забудь, – он поднял палец, – мы везем с собой, может быть, важнейшее открытие, ради которого должны…
Он вдруг умолк и ухватился за карман: почудилось, что материалы больше не лежат там. Нет, они были на месте, пленки из силлура…
Сквозь прозрачный купол он улыбнулся тем, кто стоял снаружи, чуть поодаль от машины. Кивнул им и включил ротаймер.
3
Постепенного перехода не было. Просто какой-то очередной квант времени, реализуясь, продолжил мир уже без них. Для оставшихся хронокара вдруг не стало, лишь воздух колыхнулся, заполняя возникшую пустоту; для Колина и Юры не существовало больше ни поляны, ни людей. Время исчезло. Часы шли, но они ничего не отсчитывали.
Колин усмехнулся про себя: «Исторического времени нет, и никто не может сказать, в каком году мы сейчас находимся. Но физическое время – наше собственное – не обмануть, оно есть, и пройдет еще немало часов, пока мы вынырнем в эоцене.
Там почти наверняка лежат ресты – драгоценные, оставленные Сизовым. Вот он ругался, когда вдруг увидел их в своем багажнике! Но это ничего.
А пока будем внимательнее следить за тем единственным, который только что унес нас из исторического времени».
Колин медленно, по раз навсегда установленному порядку, читал показания приборов. Иногда, когда стрелки устремлялись враздрай, слегка поворачивал лимбы на пульте. Этим внешне и ограничивалось искусство управления хронокаром, сущность же его заключалась в умении предвидеть все и совершать необходимые действия хотя бы на полсекунды раньше, чем произойдет еще один скачок плотности времени.
Колин покосился на барохрон, потом на Юру, не отрывавшего взгляда от прибора. Нет, можно еще жить. И усилить темп, а?
Ну нет. Усилим темп – возрастет сопротивление субвремени, странной среды, где господствуют неопределенность и вероятность. Так что потерпим. Пока лучше отдохнуть: чем ближе к современности, тем больше возни. А пока за приборами может последить Юра. Только следить, самому же не прикасаться из боязни немедленной, беспощадной и ужасной расправы.
Колин так и сказал. Юра вздохнул.
Проснулся Колин сам; Юра уже занес руку, чтобы подергать его за плечо. Курсовой хронатор только что получил сигнал маяка группы эоцена. Этот этап прорыва кончался. «Мои ресты, – весело подумал Колин. – Подать их сюда!»
Розовый туман исчез так же мгновенно, как и наступил – никому еще не удавалось уловить тот момент, в котором происходило это преобразование и хронокар вновь возникал в историческом времени. Колин выключил ретаймер и сладко потянулся.
Затем он влез в отделение ретаймера и потрогал ладонью рест. Горяч, но еще не настолько, чтобы следовало бояться всерьез. Все-таки у них колоссальный запас прочности. Затем Колин открыл дверцу и выбрался на землю третичного периода.
Было раннее утро. Овальное солнце, потягиваясь, разминало лучи. Петька спал в палатке, голые пятки торчали из-под синтетика. Юра стоял рядом и глядел на пятки, во взгляде его было вдохновение. Он оглянулся в поисках прутика, но прутика не было, и Юра присел и с наслаждением пощекотал пятки мизинцем. Пятки втянулись, из дверцы в противоположном конце палатки показалась голова.
– Где у тебя ресты?
– Какие?
– Такие, – сказал Юра. – Те самые ресты. Мои. Которые тебе оставил Сизов.
– А он не оставлял, – сладко простонал Петька и закрыл глаза. – Он торопился. Я погрузил контейнеры и он отбыл. Будет через два дня с лишним. А зачем вам ресты?
Колин посмотрел на Юру взглядом, хлестким, как плеть. Мальчишка стоял с опущенной головой. Колин хотел кое-что сказать, но промолчал и только сплюнул.
– Ладно, – сказал он затем, приведя мысли в порядок. – Проверьте все батареи, как здесь с запасом энергии.
Он присел около Петькиной палатки, пока оба парня, кряхтя, лазили вокруг оставшегося контейнера. Хорошее настроение исчезло, словно его никогда и не было. Вообще, конечно, глупо – поверить так нелепо, на скорую руку сконструированной фантазии относительно того, что Сизов найдет пакет и оставит его Петьке. Наивно, конечно. С другой стороны, пробиваться к Сизову надо было так или иначе. Так что горевать пока нечего. Вот если не удастся пробиться…
– Ну долго там? – спросил он.
– У нас готово, – чуть испуганно, как показалось Колину, проговорил Петька. Он подошел и остановился в нескольких шагах. – Слушай, парень мне все объяснил. В общем, невесело, а?
– Да, – сказал Колин.
– Но, может быть, вы его еще поймаете…
– Ветра в поле.
– Да нет… Сизов будет брать два контейнера в миоценовой группе. Так вот, там он наверняка наткнется на ресты.
– Понятно, – сказал Колин. Он оживился: ну, еще один этап они, может быть, проскочат без приключений. А там, если Сизов и в самом деле полезет в багажник… – Ты правда так думаешь? – строго спросил он. – Или только утешаешь?
– Вот ей-богу, – ответил Петька.
– Тогда мы поехали. Позавтракаем в дороге.
– Давайте. Поезжайте поскорее. Буду ждать вас.
– А ты не спи, – сказал в ответ Колин. – Работай. Из глубокого минуса данные есть, остановка за вами. Срок экспедиции истекает. Ну, удачной работы!
– Счастливо! – откликнулся Петька.
Снова настала розовая тьма. Теперь Колин больше не думал о сне – за рестом надо было следить, ни на миг не спуская глаз с барохронов. Указатели давления времени, которые раньше казались неподвижными, теперь плясали, отмечая флуктуации плотности. От этих явлений можно было ожидать всяческих неприятностей.
Хронометр неторопливо отсчитывал физические секунды, минуты, часы. Колин сидел; и ему казалось, что с каждым движением стрелки он все больше тяжелеет, каменеет, превращается в инертное тело, которое даже посторонняя сила не сразу сможет сдвинуть с места, пусть и при самой крайней надобности. Сказывалось расхождение между напряжением нервов (его можно было сравнить с состоянием средневекового узника, голова которого лежит на плахе, и топор занесен, но все не опускается, хотя и может обрушиться в любую минуту) и вынужденной неподвижностью мускулов всего тела, для которого сейчас не было никакой работы – никакого способа снизить нервный потенциал. Колин подумал, что руки у него, по сути дела, так же связаны, как и у только что придуманного им узника. Да, невеселое положение…