— Ты же не собиралась приносить ее, — быстро ответил Фрэнк. — Ты это знаешь, я это знаю. И он тоже это знает. Поэтому она не должна тебя связывать.
Но я была, была связана. Мои груди были полными молока для моего ребенка — ребенка Лео.
— Это я захотела, чтобы он стал мне настоящим мужем.
Наступило молчание. Мы сидели, глядя друг на друга, пока в коридоре не раздался стук высоких каблуков.
— Это, наверное, Лина, — сказал Фрэнк. — Тебе лучше уйти, Эми. Спасибо за посещение.
Дверь открылась.
— Фрэнсис, милый — как ты поживаешь, мой сладкий? Я принесла тебе виноград и коробку особых сигарок, которые ты так любишь...
Я выскользнула сразу же, как только она вошла, и сбежала вниз по лестнице. Беата была права — мне не следовало приезжать сюда.
Мне повезло, я очень быстро поймала кэб. Всю дорогу до Ламбета слезы бежали по моим щекам, а молоко сочилось по блузке. Когда кэб останавливался, я услышала голодный вопль Розы. Беата вручила мне ее сразу же, как я вбежала в дверь. Молока было слишком много, личико Розы раскраснелось от раздражения, пока она давилась им и кашляла.
— Роза, Роза! Прости меня, прости меня!
— Тебе не надо было оставлять ее так надолго, — с каменным лицом сказала Беата. — Она уже полчаса или больше кричала изо всех сил.
— Лео сказал, что ее нельзя брать в больницу.
— Тебе там нечего было делать самой.
— Я больше не пойду туда — никогда.
— Ну, рада это слышать, — вздохнула во всю грудь Беата. — Элен, будь душенькой, зажги газ под чайником. Судя по Эми, ей сейчас нужно несколько чашек хорошего чая.
Беата рассказала мне новости об Альби, Неде, дяде Альфе и других парнях, пока я нянчила мою голодную доченьку и пила чай, чашку за чашкой. Пора было идти на поезд.
Глава шестнадцатая
Возвращаясь в поезде, я всю дорогу думала о том, что натворила, мне было очень стыдно. «Верная маленькая Эми» — назвал меня Фрэнк, но я должна была хранить верность не ему, а своему мужу. Тем не менее, я игнорировала Лео, приняв решение навестить Фрэнка. Я искала оправдания своему неповиновению, говоря себе, что сделала это, потому что Фрэнк был так одинок, но мне следовало разбираться в этом лучше — и теперь я, конечно, разбиралась в этом лучше.
Ясно, что у него было множество друзей и женщин, с которыми он флиртовал, ему всего лишь хотелось, чтобы я была при нем вместо жены, потому что она пренебрегала им. Он всегда любил только мисс Аннабел. Я была просто Клитией, безнадежно любившей своего солнечного бога.
Но мне не следовало больше посещать его, потому что, в отличие от Клитии, у меня был муж, с которым я не могла не считаться. Лео, не знал, что я все еще люблю другого мужчину, и никогда не узнает, потому что я не скажу ему. Однако он знал, что я ослушалась его, и, конечно, будет злиться. Когда поезд подъехал к Истону, мои страхи возросли.
Было уже за восемь вечера, когда мы прибыли на станцию.
— Вы телеграфировали насчет экипажа, моя леди?
— Нет... — запнулась я. Лицо Элен окаменело.
— Я, естественно, полагала, что вы дали телеграмму из Лондона перед тем, как вернуться к миссис Томсон. Между прочим, моя леди, у вас была масса времени. — Элен не ожидала ничего подобного, она упрекнула меня впервые с тех пор, как мы поехали в Лондон. Мне хотелось как можно быстрее попасть домой, и я была бы рада пойти пешком, несмотря на то, что очень устала, но Элен не собиралась допускать этого. — Я попрошу мистера Саутара послать мальчика, моя леди. — Она переговорила с хозяином станции и пошла впереди меня с платформы.
Ссутулившись, я последовала за ней. В комнате ожидания Элен подождала, пока я сяду, а затем села напротив меня. Я не смотрела ей в лицо, глядя вместо этого на свою спящую дочку. Но даже эта радость не заглушала вины.
Дверь открылась, и я вскочила — но это оказалась всего лишь жена хозяина станции.
— Я подумала, что вы захотите чашку чая, моя леди, пока дожидаетесь экипажа, — миссис Саутар поставила поднос, но, кажется, не спешила уходить. Взглянув на Элен, она спросила: — Вы слышали?
— Мы весь день пробыли в Лондоне, — Элен изменилась в лице. — Еще одна телеграмма?
— Да, этим утром, — мгновение мы все трое молчали, только руки миссис Саутар теребили передник. — Том Тайсон, он убит.
— Том — муж Мэри? — побледнела Элен.
— Да, — миссис Саутар промакнула глаза уголком передника. — Сначала ее брат, теперь муж — юный Том, он даже не увидел своего сына! У Мэри от потрясения пропало молоко, а ребенок не берет тряпичную соску. Доктор принес детскую бутылочку, но он не берет и ее. Малыш кричит весь день, у Мэри просто сердце разрывается. Послали за бабушкой Витерс, но даже ей не удалось заставить его сосать, — она вздохнула. — Мэгги Арнольд родит ребеночка через шесть недель, да и сестра Мэри разрешится только в следующем месяце, поэтому сейчас никто помочь не может.
Она еще не договорила, а я уже поставила чашку с блюдцем на поднос и встала. Хотя я совсем недавно кормила Розу, молоко распирало мои груди.
— Большое спасибо за чай, миссис Саутар, нам пора идти.
Элен в недоумении последовала за мной.
— Где коттедж миссис Доусон? — спросила, я ее, когда мы вышли на дорогу за станцией.
— Второй за почтой, — я увидела понимание на лице Элен. — Но, моя леди, это невозможно. Его светлость, он никогда...
— Подержи Розу, — прервала я ее.
— Но... — ее протесты затихли — мы обе услышали писк, пронзительный, отчаянный писк очень маленького ребенка.
Я почти бегом подбежала к коттеджу, моя блузка промокла от молока, когда я стала расстегивать ее. Я подняла щеколду и вошла внутрь. В маленькой передней комнате столпилось полдюжины женщин, но я смотрела только на малыша, пищавшего на коленях миссис Чандлер.
— Дайте его мне, — потребовала я. Младенец был в таком состоянии, что трясся от визга в моих руках, но, когда его щека коснулась моей обнаженной груди, он сразу учуял молоко, попробовал его — и открыл рот, чтобы взять еще. В комнатке сразу наступила тишина, только слышались рыдания Мэри на верхнем этаже.
Мне пододвинули стул. Опускаясь на него, я увидела, что мать Мэри, пошла успокоить свою дочь. Малыш был голодным, поэтому я дала ему обе груди.
— Теперь я отнесу его к маме, — сказала миссис Чандлер, когда я закончила кормление.
Элен вернула мне Розу. Она потыкалась мне в грудь, хотя и не проголодалась — но если бы, и захотела есть, у меня еще было много молока. Миссис Доусон спустилась назад по узкой лестнице.
— Мэри благодарит вас, моя леди.
Я взглянула в ее старые, с прожилками сосудов, глаза.
— Во всем Истоне только у меня одной есть молоко.
— Но вы не истонская женщина, моя леди, — покачала она головой. — Вы — ее светлость, а экипаж, который ждет снаружи, подтверждает это.
Вокруг меня собрался круг встревоженных лиц. Я понимала, что решать мне — никто другой не мог этого сделать. Но у меня был только один выбор, как бы ни гневался Лео.
— Я возьму Томми с собой. Ночью его снова нужно кормить, и не один раз, ведь он еще такой маленький, — я увидела, что тревога на лицах сменилась облегчением, и встала. — Лучше всего, если Мэри тоже поедет со мной, она не захочет разлучаться с ним, — я взглянула на мать Мэри. — Может быть, и вы, миссис Доусон, поедете тоже, чтобы сопровождать ее?
— Спасибо, моя леди, — присела в реверансе миссис Доусон. — Я только соберу вещи, это недолго.
Всю дорогу в экипаже Мэри повторяла:
— Их обоих нет, я не могу поверить этому, — она смотрела на сына, дремлющего на руках. — Он будет вылитый Том, правда, мама? Он похож, и на нашего Херби тоже. — Мэри укачивала его, редкие слезы медленно стекали по ее щекам.
Едва мы вернулись домой, я послала за Кларой, чтобы она приготовила постель в комнате рядом с моей спальней.
— Так удобнее, миссис Доусон сможет принести ко мне ребенка, как только он заплачет.
— Но его светлость... — встревожилась Клара.
— Клара, — сказала я, — я не могу поступить иначе.
— Ну, может быть, он не появится здесь день-другой, — вздохнула она.
Я быстро поужинала и стала кормить Розу. Она еще не кончила сосать, как я услышала, что запищал Томми. Роза, однако, повела себя хорошо. Она слегка удивилась, что ее положили в кроватку так скоро, но осталась лежать, удовлетворенно мурлыкая себе под нос, пока я занималась Томми. Он был нелегким малышом — миссис Доусон сказала, что он все время был таким.
— Плакал и капризничал с самого рождения, бедная кроха.
— Это понятно, ведь он родился слишком рано, — я укачивала его, утешала, ласкала. — Чу, чу, мой Томми, разве не вкусно? Нет, нет, котеночек, крошка ты моя, будь хорошим мальчиком, открой ротик, — наконец я пристроила его сосать.
Я нянчилась с ним и думала о его матери. Бедная Мэри — сначала брат, теперь муж. Мое сердце плакало вместе с ней. Но затем мои мысли вернулись к собственным тревогам — Лео уже был зол на меня за то, что я пренебрегла его запретом и поехала к Фрэнку, а теперь... Я боялась даже думать о его гневе. Томми отпустил мою грудь и повернул голову, глядя на меня своими круглыми голубыми глазками. Я ласково погладила его по щеке.
— Не пугайся, моя птичка, я все равно буду тебя нянчить, как бы он ни кричал на меня, — ободренный, он снова нашел мою грудь и возобновил свое ровное поса-сывание.
Кажется, всю ночь я кормила малышей. Томми не всегда знал, чего ему хотелось, но я изучила его маленькие привычки и нашла способы утешить его.
— У вас с ним столько забот, моя леди, — встревоженно сказала миссис Доусон. — Он все время хнычет.
Я взглянула на нее поверх лысой головки Томми.
— С моей Розой так легко обращаться, что я могу уделить ему время. Он уже привык ко мне, так, мой Томми? — я улыбнулась ему, а он улыбнулся в ответ.
Когда Томми закончил сосать, я ласкала его, разговаривала с ним, целовала во влажный лобик, прижималась к нежной щечке, говорила, что он — хороший мальчик, гладила и утешала его, пока он не заснул у меня на руках.