– Конечно, конечно! – закричали все.
– Глаза вашего мальчика удивительно напоминают мне глаза моего сына, – сказал доктор, обращаясь к Метте. – Когда я в первый раз увидел Ганса, мне показалось, что на меня смотрит Лоренс.
– Я заметила, мингер, что вы расположены к нашему Гансу, – сказала Метта, с гордостью взглянув на сына.
Доктор на минуту задумался, а потом сказал уже другим тоном:
– Извините меня, Бринкер, я растревожил вас. Не горюйте обо мне. Я ухожу от вас счастливее, чем был во все эти долгие, тяжелые годы. Могу я взять часы?
– Само собой разумеется, мингер. Это было желание вашего сына.
– Ну, прощайте. От души благодарю вас, друзья! Да благословит вас Бог!
– Да благословит он вас, мингер, и да поможет вам поскорее найти сына! – с жаром воскликнула Метта, быстро смахнув фартуком набежавшие на глаза слезы.
Рафф сказал «Аминь!», а Гретель взглянула на доктора так нежно, что он, идя к двери, погладил девочку по голове.
Ганс вышел вместе с ним.
– Если я могу пригодиться вам на что-нибудь, мингер, вам стоит сказать только слово, – проговорил он.
– Хорошо, мой мальчик, – ласково ответил доктор. – Предупреди своих, чтобы они не рассказывали никому о том, что произошло сегодня. А ты, Ганс, следи хорошенько за отцом, и если заметишь, что память возвращается к нему, тотчас же расспроси его.
– Положитесь на меня, мингер.
– Спасибо тебе. Прощай!
Доктор кивнул Гансу и уехал.
Глава XVIII. Состязания
Наконец пришло и двадцатое декабря. День был морозный, но ясный. Яркие лучи солнца заливали все, но лед держался крепко и не таял. Ветра совсем не было. Флюгеры стояли неподвижно, и для мельниц наконец наступил праздник. Всю прошлую неделю они вертелись, как безумные, и теперь, совсем задохнувшись, чуть-чуть шевелили крыльями, которые резко выделялись в чистом, прозрачном воздухе. Разве станет работать мельница, когда даже флюгеры бездельничают?!
Для мельников это пришлось как нельзя более кстати: теперь и им можно было полюбоваться на состязания. Слух о них разошелся по всей округе, и толпы разряженных мужчин и детей спешили к замерзшему рукаву залива.
Северный берег его был уже усеян зрителями. Тут были городские жители, иностранцы и крестьяне; важные господа в роскошных экипажах, разодетые, как парижане; девочки из католического сиротского дома в черных платьях и белых чепчиках; мальчики из приюта в узеньких панталонах и ярких полосатых куртках; старосветские господа в треугольных шляпах и коротких бархатных штанах и дамы им под стать – в толстых стеганых юбках и корсажах из блестящей парчи. Этих старичков и старушек сопровождали слуги с плащами, теплыми платками и грелками для ног.
Крестьяне были в самых разнообразных костюмах. Юноши щеголяли поясами с медными пряжками; молодые девушки – золотыми сетками, надетыми на их светлые, как лен, волосы. На женщинах были длинные, узкие фартуки, почти сплошь покрытые вышивкой, полосатые юбки и чепцы, похожие на мельницы. У некоторых на лоб спускались короткие локоны в виде штопора; у других волосы были сбриты и чепчики плотно прилегали к голове. Одежда мужчин состояла из кожаных штанов, куртки из домотканой материи и остроконечной шляпы.
Всюду виднелись высокие женщины, коренастые мужчины, веселые личики детей и оживленные лица молодежи. У каждого мужчины была во рту трубка и в руках кисет с табаком, а некоторые захватили с собой все принадлежности для курения: трубку, табак, что-то вроде шила, чтобы прочищать чубук, серебряную сетку, которой прикрывают чашечку зажженной трубки, и коробку с серными спичками.
Голландец никогда не расстается со своей трубкой и, кажется, скорее согласится не дышать, чем не курить. И теперь клубы дыма носились над толпой, и чем прихотливее они извивались, тем флегматичнее смотрели сами курильщики.
Некоторые из детей, опасаясь, что им не удастся пробраться в передние ряды, явились на ходулях. Они высоко поднимались над толпой, и им было отлично видно все. На их румяных личиках лежало такое решительное выражение, а деревянные ноги их были так длинны, что нервные люди невольно сторонились при приближении этих маленьких чудовищ.
В числе зрителей были и наши знакомые. На самом берегу канала, в красивом павильоне, сидели мефрау ван Глек – главная виновница торжества, ее муж, дети и бабушка с дедушкой. Крошка Вуст тоже был тут. Его так основательно закутали, что он напоминал египетскую мумию, но это не мешало ему радостно взвизгивать и хлопать в ладоши, когда начинала играть музыка.
Рядом с дедушкой, который держал на коленях Вуста, сидел какой-то господин, очень похожий на святого Николаса, приходившего к ван Глекам пятого декабря. Но у святого спускалась чуть не до самого пояса длинная седая борода, а у этого молодого человека на лице никакой растительности не было. Нет, не может быть, чтобы это был святой Николас!
В соседнем павильоне поместился мингер ван Гольп со всеми своими чадами, домочадцами и приехавшими из Гааги старшей дочерью и зятем. Мефрау ван Генд сдержала свое обещание приехать на состязания и привезла для победителей великолепные букеты оранжерейных цветов.
На эстраде с развевавшимися синими флагами сидели музыканты. Судьи занимали павильон, украшенный морскими раковинами и флагами всевозможных цветов. Две белые колонны, соединенные наверху длинной полосой сукна, указывали на место, с которого должны начаться состязания, а на расстоянии полумили от них стояли флагштоки, добежав до которых, нужно было поворачивать назад.
Участвующие в состязаниях – двадцать мальчиков и двадцать девочек – собрались около колонн.
Ламберт, Людвиг, Петер и Карл весело болтали между собой. Ганс стоял недалеко от них в тех самых коньках, которые продал за семь гульденов. Он скоро догадался, что человек, пожелавший приобрести их, была сама Анни Бауман, и выкупил их у нее.
Девочки стояли впереди мальчиков, так как им приходилось бежать первым. Ричи и Катринка горячо толковали о чем-то; Гильда ласково разговаривала с Гретель, которую было трудно узнать в новой темной юбке, красной кофточке, хорошеньких башмаках и новом чепчике. Анни Бауман, как всегда, веселая и живая, тоже была тут.
Музыка смолкла. Теперь уже скоро должны были начаться состязания.
Девочки выстроились в ряд.
Глашатай громко прочитал правила:
– Мальчики и девочки бегают поочередно до тех пор, пока какая-нибудь девочка и какой-нибудь мальчик не останутся победителями два раза. Участвующие становятся в ряд, около колонн, бегут до флагштоков и, повернув назад, возвращаются к колоннам, делая, таким образом, каждый раз по одной миле.
В павильоне судей махнули флагом. Мефрау ван Глек встала с места и наклонилась, держа в руках белый платок. Когда она бросит его, раздастся звук трубы и начнутся состязания.
Платок опускается, все вздрагивают. Нет, он опять поднимается. Судьи нашли, что ряд не совсем ровен.
Снова поднимается и опускается платок… На этот раз он падает, и в то же мгновение трубач подает сигнал.
В первую минуту толпа зрителей молча, сдерживая дыхание, следит за быстро несущимися по льду девочками. Потом она начинает волноваться и со всех сторон раздаются восторженные восклицания. Четыре девочки обогнали остальных… Одна из них уже добежала до флагштоков и повернула назад… Разобрать, кто это, невозможно. Виднеется только что-то красное и синее.
Но девочка быстро приближается, ее уже видно. Это Катринка! Она пробежала мимо павильона мефрау ван Глек, но в эту минуту ее обгоняет Гильда. Две другие девочки настигают их – одна из них Гретель. Еще мгновение, и она впереди всех. Зрители приветствуют ее громкими криками, но она слышит только один голос, голос отца:
– Отлично, маленькая Гретель! – одобрительно восклицает он.
Через некоторое время Катринка обгоняет Гильду, потом какая-то девочка в желтой юбке обгоняет их обеих. Но Гретель все-таки остается впереди всех. Судьи, держа в руках часы, наклоняются вперед. Толпа волнуется, как море, и крики не смолкают ни на минуту. Гретель добежала до цели. Она осталась победительницей!
Гретель добежала до цели…
– Гретель Бринкер, одна миля! – кричит глашатай.
Судьи кивают и записывают что-то в свои записные книжки.
Девочки отдыхают, некоторые из них горячо поздравляют счастливую Гретель, другие презрительно отходят в сторону. Теперь мальчики становятся в ряд. На этот раз мингер ван Глек бросает платок. Снова раздается звук трубы, и мальчики несутся вперед.
Толпа опять начинает волноваться и ободряет бегунов криками. Бедный Якоб Пут далеко отстал от товарищей, и зрители не могут удержаться от смеха, глядя на него. Он несколько раз спотыкается и едва удерживается на ногах, потом останавливается, вытирает потное лицо, снимает шапку, улыбается и присоединяется к толпе. А зрители, побежденные его доброй улыбкой, перестают смеяться и выражают ему свое сочувствие.
Несколько мальчиков бегут впереди, среди них Бен, Петер и Ганс. Проходит несколько мгновений, и Ганс опережает всех.
Мефрау ван Генд судорожно мнет цветы. Она была уверена, что победит Петер. Тотчас же за Гансом бежит Карл Шуммель, а за ним Бен. Вдруг какой-то высокий юноша опережает Бена, а потом и Карла. Мефрау ван Генд, сдерживая дыхание, следит за ним.
Это Петер! Ура! Он обогнал Ганса!.. Нет, Ганс опять впереди!.. На глаза Гильды наворачиваются слезы, а Гретель, сжав руки, не спускает глаз с брата. Еще несколько шагов, и он у цели!
Но в последнюю минуту Карл Шуммель, сделав большое усилие, опередил его и подбежал к колоннам.
– Карл Шуммель, одна миля! – закричал глашатай.
Снова наступает очередь девочек.
На этот раз Гильда значительно опередила всех. Катринка бежит в нескольких шагах от нее, но Ричи и Гретель остались позади. Гретель как будто колеблется, сомневается в своих силах, но когда Ричи обогнала ее, она быстро побежала вперед. Вот они обе уже около Катринки, а Гильда все-таки далеко впереди. Она летит, как стрела, и раньше всех достигает цели.