Однако это казалось лишь маленьким несчастьем в сравнении с тем, которое грозило ему теперь. Огромный буер мчался на всех парусах по каналу, и Бен чуть не окаменел при мысли о своей неминуемой гибели. Буер был у него за спиной! Мальчик увидел позолоченный нос, услышал окрик шкипера[34] и свист длинного бушприта[35], пронесшегося над его головой. Он на миг ослеп, оглох, онемел, но, открыв глаза, понял, что вертится на одном месте в нескольких ярдах позади громадного руля, похожего на конек. Буер пронесся, едва не задев его за плечо, но все-таки Бен спасся! Он спасся и уже знал, что снова увидит Англию, поцелует милые лица отца, матери, Робби, Дженни, молниеносно промелькнувшие перед ним одно за другим, – громадный бушприт как бы запечатлел эти образы в его душе. Бен понял теперь, как горячо он любит своих родных. Быть может, это помогло ему равнодушно отнестись к брани окружающих, которые, видимо, думали, что, если мальчик чуть не погиб, значит, он, бесспорно, скверный мальчишка и заслуживает немедленной головомойки.
Ламберт выругал его:
– Я уж думал, тебе конец пришел, растяпа! Что ж ты не смотришь, куда бежишь? Мало тебе усаживаться на колени ко всем старухам – ты еще бросаешься под полозья каждого встречного буера, как индусы под колесницу Джагернаута[36].
Будешь зевать по сторонам – придется нам отдать тебя на попечение аанспреекеров!
– Пожалуйста, не отдавайте! – промолвил Бен с шутливым смирением, но, заметив, что у Ламберта побелели губы, добавил вполголоса: – Мне кажется, ван Моунен, что в один этот миг я успел передумать больше, чем за всю свою жизнь.
Ламберт не ответил, и некоторое время мальчики катились молча.
Вскоре они услышали слабый звон далеких колоколов.
– Слушай! – проговорил Бон. – Это что такое?
– Это куранты, – ответил Ламберт. – Вон в той деревенской церковке подбирают колокола. Ах, Бен, послушать бы тебе колокольный звон в Новой церкви в Дельфте! Вот это звон! Там около пятисот колоколов с очень мягким звуком, а звонарь – один из лучших в Голландии. Но это тяжелый труд: говорят, звонарь прямо-таки изнемогает и, отзвонив, сразу же ложится в постель. Колокола там, видишь ли, соединены с чем-то вроде клавиш, похожих на клавиши рояля. А ногами приходится нажимать на целый ряд педалей. Когда звонарь звонит в быстром темпе, он весь дергается – точь-в-точь как лягушка, пригвожденная шпилькой.
– Как тебе не стыдно! – возмутился Бен.
Питер к тому времени исчерпал весь свой запас анекдотов о Хаарлеме и, так как делать было больше нечего, пустился вместе со своими тремя спутниками догонять Ламберта и Бена.
– Англичанин неплохо бегает, – сказал Питер. – Он не уступит и чистокровному голландцу. Обычно Джоны Були, когда они на коньках, имеют довольно жалкий вид… Эй! Вот вы где, ван Моунен! А мы уж и не надеялись, что нам выпадет честь снова встретиться с вами. От кого это вы удирали с такой поспешностью?
– От вас, улиток! – отрезал Ламберт. – А вас что задерживало?
– Мы разговаривали… и, кроме того, постояли немного, чтобы дать передохнуть Пооту.
– Похоже, что он выбивается из сил, – сказал Ламберт вполголоса.
В эту минуту красивый буер с распущенными парусами и развевающимися вымпелами неторопливо скользил мимо них. Палуба его кишела детьми, закутанными до подбородка. Были видны только их улыбающиеся личики, обрамленные цветистыми шерстяными шалями. Они хором пели песню в честь святого Николааса. Мелодия, начатая вразброд, скоро была подхвачена сотней голосов и, окрепнув, зазвучала красиво и стройно:
Покровитель мореходов,
Добрый друг ребят,
Мчится вдаль под парусами
Юный наш отряд.
«Николаас! Николаас!» —
Голоса звучат.
Мы несемся в день морозный —
Воды подо льдом.
Друг, ты близко?
Друг, ты слышишь?
Мы тебе поем!
«Николаас! Николаас!» —
Мы тебя зовем.
Солнце яркое весною
Весь растопит лед.
Если в сердце светит солнце,
Юность не уйдет.
«Николаас! Николаас!» —
Старость не придет.
Весел, счастлив, благодарен
Юный наш отряд;
Наставленья и подарки
Он принять был рад!
Николаас! Николаас! —
Щедрый друг ребят!
Глава XXЯкоб Поот меняет план
Последний звук песни замер вдали. Наши ребята пытались не отстать от буера, но тщетно: им казалось, будто они катятся назад. Они переглянулись.
– Вот красота! – воскликнул ван Моунен.
– Прямо как сон! – сказал Людвиг.
Якоб подкатил к Бену и, одобрительно кивая головой, сказал по-английски:
– Это хорошо. Это лучший способ. Я хочу сказать: лучше отправиться в Лейден на такой лодке.
– На буере! – ужаснулся Бен. – Что ты! Ведь мы решили путешествовать на коньках, а не сидеть на буере, как малые ребятишки.
– Тейвельс![37] – выругался Якоб. – Это не пустяк, не для ребятишек… на буере-то!
Мальчики смеялись, но смотрели друг на друга смущенно. Если б им выпал случай прокатиться на буере, вот была бы радость!.. Но отказаться от своей великолепной затеи?.. Позор!.. Кто решится на это?
Тотчас же возник оживленный спор.
Капитан Питер утихомирил свой отряд.
– Ребята, – сказал он, – по-моему, в этом вопросе нам нужно считаться с пожеланиями Якоба. Ведь это он первый предложил отправиться в экскурсию, не забудьте!
– Чушь! – язвительно усмехнулся Карл, бросив презрительный взгляд на Якоба. – А разве кто-нибудь из нас устал? Мы всю ночь будем отдыхать в Лейдене.
У Людвига и Ламберта лица были встревоженные и разочарованные. Не пустяк – отречься от славы, которую заслужишь, когда пробежишь на коньках весь путь от Брука до Гааги и обратно. Но оба согласились, что решать должен Якоб.
Добродушный, изнемогающий Якоб! Он сразу угадал настроение товарищей.
– Нет-нет, – сказал он по-голландски, – я пошутил. Мы, конечно, побежим на коньках.
Мальчики испустили восторженный крик и снова помчались с обновленными силами.
Все, кроме Якоба. Он всячески старался скрыть свою усталость и молчал, чтобы сберечь дыхание и энергию для тяжелой конькобежной работы. Но все было напрасно. Вскоре его тучное тело стало казаться ему все более и более тяжелым, ноги подкашивались и слабели. В довершение всего кровь Якоба, видимо стремившаяся удрать подальше ото льда, прилила к пухлым добродушным щекам, а лицо побагровело до корней редких светлых волос.
От этого недалеко до головокружения, про которое пишет славный Ханс Андерсен, того самого головокружения, что сбрасывает с гор отважных молодых охотников, или швыряет их вниз с самых острых пиков ледника, или одолевает их, когда они по камням переходят горный поток.
Незаметно подкралось головокружение и к Якобу. Сначала оно помучило его, то обдавая холодом с головы до ног, то опаляя, каждую его жилку лихорадочным огнем. Потом заставило канал дрожать и качаться под его ногами, а белые плывущие мимо паруса – кланяться и вертеться; и наконец оно тяжело швырнуло его на лед.
– Эй! – крикнул ван Моунен. – Поот шлепнулся!
Бен поспешно подскочил к нему:
– Якоб! Якоб, ты ушибся?
Питер и Карл уже поднимали Якоба. Лицо у него совсем побелело. Оно казалось мертвым; исчезло даже его добродушное выражение.
Собралась толпа. Питер расстегнул куртку бедному малому, развязал его красный шарф и подул в полуоткрытый рот.
– Отойдите в сторону, друзья! – крикнул он. – Дайте ему подышать воздухом!
– Положите его! – крикнула какая-то женщина из толпы.
– Поставьте его на ноги! – крикнула другая.
– Дайте ему вина, – проворчал толстяк, правивший санями с грузом.
– Да-да! Дайте ему вина! – подхватили все.
Людвиг и Ламберт крикнули в один голос:
– Вина! Вина! У кого есть вино?
Какой-то голландец с сонными глазами, в тяжелейшей синей куртке принялся с таинственным видом шарить у себя за пазухой, твердя при этом:
– Потише, молодые господа, потише! Ну и чурбан этот парень, если упал в обморок, как девчонка!
– Вина, скорее! – крикнул Питер, вместе с Беном растирая Якоба с головы до ног.
Людвиг умоляюще протянул руку голландцу, а тот с чрезвычайно важным видом все еще шарил у себя под курткой…
– Скорей же! Он умрет! Нет ли еще у кого вина?
– Он уже умер! – послышался из толпы зрителей чей-то испуганный голос.
Голландец вздрогнул.
– Осторожней! – сказал он, нехотя вынимая маленькую синюю фляжку. – Это шнапс. Ему хватит и одного глотка.
И правда, одного глотка оказалось довольно. Бледное лицо мальчика чуть-чуть порозовело. Якоб открыл глаза и, не то растерянный, не то смущенный, сделал слабую попытку освободиться от тех, кто его поддерживал.
Теперь у нашего отряда не было другого выхода: надо было во что бы то ни стало доставить изнемогшего товарища в Лейден. Не приходилось и думать о том, чтобы он в этот день бежал дальше на коньках. По правде говоря, к этому времени все мальчики втайне уже начали мечтать о буерах, так что они по-спартански решили не покидать Якоба. К счастью, подул легкий северный ветер. Только бы нагнал их какой-нибудь покладистый шкипер, и, в общем, все устроится неплохо, думали они.
Питер махнул рукой, как только показался первый парус; но люди на корме даже не взглянули на него. Проехало трое ломовых саней, но они и так были перегружены. Потом стрелой пронесся красивый заманчивый буерок. Мальчики едва успели с надеждой взглянуть на него, как он уже скрылся из виду.
Отчаявшись, они решили поддерживать Якоба и как-нибудь дотащить его до ближайшей деревни. Но тут появился какой-то очень жалкий буер. Питер, почти не надеясь на успех, снял шапку и, размахивая ею, окликнул его.