рое грозило ему теперь. Огромный буер мчался на всех парусах по каналу, и Бен чуть не окаменел при мысли о своей неминуемой гибели. Буер был у него за спиной! Мальчик увидел позолочённый нос, услышал окрик шкипера[24] и свист длинного бушприта[25], пронёсшегося над его головой. Он на миг ослеп, оглох, онемел, но, открыв глаза, понял, что вертится на одном месте в нескольких ярдах позади громадного руля, похожего на конёк. Буер пронёсся, едва не задев его за плечо, но всё-таки Бен спасся! Он спасся и уже знал, что снова увидит Англию, поцелует милые лица отца, матери, Робби, Дженни, молниеносно промелькнувшие перед ним одно за другим, – громадный бушприт как бы запечатлел эти образы в его душе. Бен понял теперь, как горячо он любит своих родных.
Быть может, это помогло ему равнодушно отнестись к брани окружающих, которые, видимо, думали, что если мальчик чуть не погиб, значит, он, бесспорно, скверный мальчишка и заслуживает немедленной головомойки.
Ламберт выругал его:
– Я уж думал, тебе конец пришёл, растяпа! Что ж ты не смотришь, куда бежишь? Мало тебе усаживаться на колени ко всем старухам – ты ещё бросаешься под полозья каждого встречного буера, как индусы под колесницу Джагернаута[26]. Будешь зевать по сторонам – придётся нам отдать тебя на попечение аанспреекеров!
– Пожалуйста, не отдавайте! – проговорил Бен с шутливым смирением, но, заметив, что у Ламберта побелели губы, добавил вполголоса: – Мне кажется, ван Моунен, что в один этот миг я успел передумать больше, чем за всю свою жизнь.
Ламберт не ответил, и некоторое время мальчики катились молча.
Вскоре они услышали слабый звон далёких колоколов.
– Слушай! – проговорил Бен. – Это что такое?
– Это куранты, – ответил Ламберт. – Вон в той деревенской церковке подбирают колокола. Ах, Бен, послушать бы тебе колокольный звон в Новой церкви в Делфте! Вот это звон! Там около пятисот колоколов с очень мягким звуком, а звонарь – один из лучших в Голландии. Но это тяжёлый труд: говорят, звонарь прямо-таки изнемогает и, отзвонив, сразу же ложится в постель. Колокола там, видишь ли, соединены с чем-то вроде клавиш, похожих на клавиши рояля. А ногами приходится нажимать на целый ряд педалей. Когда звонарь звонит в быстром темпе, он весь дёргается – точь-в-точь как лягушка, пригвождённая шпилькой.
– Как тебе не стыдно! – возмутился Бен.
Питер к тому времени исчерпал весь свой запас анекдотов о Хаарлеме и, так как делать было больше нечего, пустился вместе со своими тремя спутниками догонять Ламберта и Бена.
– Англичанин неплохо бегает, – сказал Питер. – Он не уступит и чистокровному голландцу. Обычно Джоны Буллы, когда они на коньках, имеют довольно жалкий вид… Эй! Вот вы где, ван Моунен! А мы уж и не надеялись, что нам выпадет честь снова встретиться с вами. От кого это вы удирали с такой поспешностью?
– От вас, улиток! – отрезал Ламберт. – А вас что задержало?
– Мы разговаривали… и, кроме того, постояли немного, чтобы дать передохнуть Пооту.
– Похоже, он выбивается из сил, – сказал Ламберт вполголоса.
В эту минуту красивый буер с распущенными парусами и развевающимися вымпелами неторопливо скользил мимо них. Палуба его кишела детьми, закутанными до подбородка. Были видны только их улыбающиеся личики, обрамлённые цветистыми шерстяными шалями. Они хором пели песню в честь святого Николааса. Мелодия, начатая вразброд, скоро была подхвачена сотней голосов и, окрепнув, зазвучала красиво и стройно:
Покровитель мореходов,
Добрый друг ребят,
Мчится вдаль под парусами
Юный наш отряд.
«Николаас! Николаас!» —
Голоса звучат.
Мы несёмся в день морозный —
Воды подо льдом.
Друг, ты близко! Друг, ты слышишь?
Мы тебе поём!
«Николаас! Николаас!» —
Мы тебя зовём.
Солнце яркое весною
Весь растопит лёд.
Если в сердце светит солнце,
Юность не уйдёт.
«Николаас! Николаас!
Старость не придёт».
Весел, счастлив, благодарен
Юный наш отряд;
Наставленья и подарки
Он принять был рад!
«Николаас! Николаас! —
Щедрый друг ребят!»
Глава ХХЯкоб Поот меняет план
Последний звук песни замер вдали. Наши ребята пытались не отстать от буера, но тщетно: им казалось, будто они катятся назад. Они переглянулись.
– Вот красота! – воскликнул ван Моунен.
– Прямо как сон! – сказал Людвиг.
Якоб подкатил к Бену и, одобрительно кивая головой, сказал по-английски:
– Здорово. Это лучший способ. Я хочу сказать: лучше отправиться в Лейден на такой лодке.
– На буере! – ужаснулся Бен. – Что ты! Ведь мы решили путешествовать на коньках, а не сидеть на буере, как малые ребятишки.
– Тёйвельс! (Черти!) – выругался Якоб. – Да это вовсе не для ребятишек… на буере-то!
Мальчики смеялись, но смотрели друг на друга смущённо. Если б им выпал случай прокатиться на буере, вот была бы радость!.. Но отказаться от своей великолепной затеи?.. Позор!.. Кто решится на это?
Тотчас же возник оживлённый спор.
Капитан Питер утихомирил свой отряд.
– Ребята, – сказал он, – по-моему, нам нужно считаться с пожеланиями Якоба. Ведь это он первый предложил отправиться на экскурсию, не забудьте!
– Чушь! – язвительно усмехнулся Карл, бросив презрительный взгляд на Якоба. – А разве кто-нибудь из нас устал? Мы всю ночь будем отдыхать в Лейдене.
У Людвига и Ламберта лица были встревоженные и разочарованные. Не пустяк – отречься от славы, которую заслужишь, когда пробежишь на коньках весь путь от Брука до Гааги и обратно. Но оба согласились, что решать должен Якоб.
Добродушный изнемогающий Якоб! Он сразу угадал настроение товарищей.
– Нет-нет, – сказал он по-голландски, – я пошутил. Мы, конечно, побежим на коньках.
Мальчики испустили восторженный крик и снова помчались с удвоенной энергией.
Все, кроме Якоба. Он всячески старался скрыть свою усталость и молчал, чтобы сберечь дыхание и силы для тяжёлой конькобежной работы. Но всё было напрасно. Вскоре его тучное тело стало казаться ему всё более и более тяжёлым, ноги подкашивались и слабели. В довершение всего кровь Якоба, видимо стремившаяся удрать подальше ото льда, прилила к пухлым добродушным щекам, и лицо побагровело до корней редких светлых волос.
От этого недалеко до головокружения, про которое пишет славный Ханс Андерсен, того самого головокружения, что сбрасывает с гор отважных молодых охотников, или швыряет их вниз с самых острых пиков ледника, или одолевает их, когда они по камням переходят горный поток.
Незаметно подкралось головокружение и к Якобу. Сначала оно помучило его, то обдавая холодом с головы до ног, то опаляя каждую его жилку лихорадочным огнём. Потом заставило канал дрожать и качаться под его ногами, а белые плывущие мимо паруса – кланяться и вертеться, и наконец оно тяжело швырнуло его на лёд.
– Эй! – крикнул ван Моунен. – Поот шлёпнулся!
Бен поспешно подскочил к нему:
– Якоб! Якоб, ты ушибся?
Питер и Карл уже поднимали Якоба. Лицо у него совсем побелело. Оно казалось мёртвым, исчезло даже его добродушное выражение.
Собралась толпа. Питер расстегнул куртку бедному малому, развязал его красный шарф и подул в полуоткрытый рот.
– Отойдите в сторону, друзья! – крикнул он. – Дайте ему подышать воздухом!
– Положите его! – крикнула какая-то женщина из толпы.
– Поставьте его на ноги! – крикнула другая.
– Дайте ему вина, – проворчал толстяк, правивший санями с грузом.
– Да-да! Дайте ему вина! – подхватили все.
Людвиг и Ламберт крикнули в один голос:
– Вина! Вина! У кого есть вино?
Какой-то голландец, с сонными глазами, в тяжеленной синей куртке, принялся с таинственным видом шарить у себя за пазухой, твердя при этом:
– Потише, молодые господа, потише! Ну и чурбан этот парень, если упал в обморок, как девчонка!
– Вина, скорее! – крикнул Питер, вместе с Беном растирая Якоба с головы до ног.
Людвиг умоляюще протянул руку к голландцу, но тот с чрезвычайно важным видом всё ещё шарил у себя под курткой…
– Скорей же! Он умрёт! Нет ли ещё у кого вина?
– Он уже умер! – послышался из толпы зрителей чей-то испуганный голос.
Голландец вздрогнул.
– Осторожней! – сказал он, нехотя вынимая маленькую синюю фляжку. – Это шнапс. Ему хватит и одного глотка.
И правда, одного глотка оказалось довольно. Бледное лицо мальчика чуть-чуть порозовело. Якоб открыл глаза и, не то растерянный, не то смущённый, сделал слабую попытку освободиться от тех, кто его поддерживал.
Теперь отряду хочешь не хочешь надо было во что бы то ни стало доставить изнемогшего товарища в Лейден. Бежать дальше на коньках он явно не мог. По правде говоря, к этому времени все мальчики втайне уже начали мечтать о буерах, так что они по-спартански решили не покидать Якоба. К счастью, подул лёгкий северный ветер. Только бы нагнал их какой-нибудь покладистый шкипер, и тогда, в общем, всё устроится неплохо, думали они.
Питер махнул рукой, как только показался первый парус, но люди на корме даже не взглянули на него. Проехало трое ломовых саней, но они и так были перегружены. Потом стрелой пронёсся красивый буерок. Мальчики едва успели с надеждой взглянуть на него, как он уже скрылся из виду. Отчаявшись, они решили как-нибудь дотащить Якоба до ближайшей деревни. Но тут мимо них проскочил какой-то очень скромный буер. Питер, почти не надеясь на успех, сдёрнул с головы шапку и, размахивая ею, окликнул его.
Парус опустился, послышался лязг тормоза, и кто-то приветливо крикнул с палубы: