– Наконец-то, ребята! – крикнул он в восторге. – Нас ожидает королевский отдых – мягкие постели, тёплые комнаты и неплохая еда! Раньше я не понимал, как это здорово. Ночёвка в «Красном льве» научила каждого из нас ценить свой родной дом.
Глава XXVIIПринц-купец и сестра-принцесса
Питер был прав, представляя себе дом сестры похожим на заколдованный замок. Просторный, роскошный, он казался окутанным чарами безмолвия. Даже лев, пригнувшийся у ворот, как будто застыл в каком-то странном волшебстве. Внутри дом сторожили «духи» в образе краснощёких служанок, бесшумно выбегавших на зов колокольчика или дверного молотка. Здесь жила и кошка, на вид такая же мудрая, как Кот в сапогах, а в вестибюле стоял медный гном, чьи обязанности заключались в том, чтобы, протянув руки вперёд, принимать трости и зонтики посетителей.
Хорошо защищённый стенами, здесь цвёл «сад наслаждений»[32], и цветы в нём верили, что теперь лето, а сверкающий фонтан весело смеялся про себя, зная, что морозу его не найти.
Была здесь и Спящая красавица, но, едва Питер, как настоящий принц, легко взбежал наверх и поцеловал её веки, чары рассеялись. Принцесса превратилась в его родную сестру, а волшебный замок – просто в один из самых красивых и удобных домов Гааги.
Как и следовало ожидать, мальчики встретили очень сердечный приём. После того как они поболтали с радушной хозяйкой, один из «духов» пригласил их к обильному столу, накрытому в комнате с красными драпировками, где пол и потолок блестели, как полированная слоновая кость, а все зеркала, куда ни кинешь взгляд, внезапно зацвели румяными мальчишескими лицами.
Вот теперь мальчикам подали икру, а кроме того, мясной винегрет, колбасу, сыр, потом салат, фрукты, бисквит и торт. Как могли мальчики уплетать такую смесь, это было тайной для Бена: ведь салат был кислый, а торт был сладкий; фрукты благоухали, а винегрет был обильно приправлен луком и рыбой… Но, хоть и удивляясь, Бен сам наелся до отвала и погрузился в раздумье: что предпочесть – кофе или анисовый напиток? И как это было приятно – брать кушанья с блюд матового серебра и пить из ликёрных рюмочек, достойных губок феи Титании! Впоследствии мальчик написал матери, что, как ни хороши и добротны вещи у них дома, он не знал, что такое хрусталь, фарфор и столовое серебро, пока не побывал в Гааге.
Сестра Питера, разумеется, скоро узнала обо всех приключениях мальчиков. Они рассказали ей, как пробежали на коньках больше сорока миль и любовались по дороге всякими замечательными видами; как потеряли кошелёк и снова нашли его; как один из отряда упал и благодаря этому они чудесно прокатились на буере; и в довершение всего – как они поймали грабителя и таким образом вторично спасли свой вечно ускользающий кошелёк.
– А теперь, Питер, – сказала его сестра, когда рассказ подошёл к концу, – ты сейчас же должен написать в Брук, что ваши приключения в самом разгаре и тебя вместе с твоими спутниками забрали в плен.
Мальчики удивлённо взглянули на неё.
– Нет, пожалуй, этого я не сделаю, – рассмеялся Питер. – Нам надо уходить завтра в полдень.
Но сестра его решила иначе, а голландку не так легко заставить изменить её решение. Словом, она прельстила ребят такими неодолимыми соблазнами, была так весела и оживлена, привела – по-английски и по-голландски – столько ласковых и неопровержимых доводов, что все ребята пришли в восторг и согласились пробыть в Гааге не менее двух дней. Потом заговорили о конькобежных состязаниях, и мевроу ван Генд охотно обещала присутствовать на них.
– Думаю, ты станешь победителем, Питер, – сказала она. – Ведь из всех, кого я знаю, ты самый быстроногий конькобежец.
Питер покраснел и тихонько кашлянул, а Карл ответил за него:
– Да, мевроу, он быстро бегает, но в Бруке все ребята – прекрасные конькобежцы… даже оборванцы. – И он с раздражением подумал о бедном Хансе.
Хозяйка рассмеялась.
– Тем увлекательнее будут состязания, – проговорила она. – По мне, пусть каждый из вас выйдет победителем.
Тут в комнату вошел её муж, мейнхеер ван Генд, и мальчики, уже очарованные всем окружающим, пришли в полный восторг.
Невидимые феи этого дома сейчас же собрались вокруг них и зашептали, что у Яспера ван Генда сердце такое же молодое, как у них, и уж если он любит что-нибудь больше своей работы, так это солнечный свет и веселье. Они шепнули также, что сердце у него любящее, а голова умная и говорит он всегда искренне.
Поэтому ребята почувствовали себя совсем свободно и развеселились, как белки, когда хозяин, пожимая им руки, приветливо говорил:
– Ну как это приятно, что вы у нас!
В гостиной были хорошие картины, превосходные статуи, папки с редкостными голландскими гравюрами, а также много красивых и любопытных вещей, вывезенных из Китая и Японии. Мальчикам казалось, что на осмотр всех сокровищ этой комнаты ушло бы не меньше месяца.
Бену было приятно видеть на столе английские книги. Он увидел также над резным пианино портреты в натуральную величину Вильгельма Оранского и его жены, английской королевы, и это на время сблизило в его сердце Англию с Голландией.
В то время как Бен смотрел на портреты, мейнхеер ван Генд рассказывал мальчикам о своей недавней поездке в Антверпен. В этом городе родился кузнец Квентин Матсейс. Из любви к дочери одного художника он стал учиться живописи и в конце концов сделался великим живописцем. Мальчики спросили хозяина, видел ли он картины Матсейса.
– Ещё бы! – ответил он. – Прекрасные картины! Особенно хорош его знаменитый триптих в часовне Антверпенского собора. На средней его доске изображено снятие Иисуса с креста. Но, честно сказать, мне как специалисту было интереснее посмотреть колодец его работы.
– Колодец, мейнхеер? – удивился Людвиг.
– Ну да, колодец в самом центре города, близ собора с высокой ажурной колокольней. Французскому императору она напоминала малинские кружева. Над колодцем устроен навес в готическом стиле, увенчанный фигурой рыцаря в полном вооружении. Всё это выковано из металла и доказывает, что Матсейс, работал ли он у горна или у мольберта, был и в том и другом случае великим мастером своего дела. Больше того – его громкая слава объясняется главным образом тем, что он необычайно искусно умел ковать железо.
Затем хозяин показал мальчикам великолепное чугунное ожерелье, сделанное в Берлине и купленное им в Антверпене. Эта «чугунная драгоценность» состояла из красивых медальонов очень изящной работы с рисунками, окаймлёнными превосходной резьбой и ажурным орнаментом. Как сказал мейнхеер ван Генд, это украшение было достойно того, чтобы его носила самая прекрасная женщина в Нидерландах. После чего он с поклоном и улыбкой преподнёс ожерелье зардевшейся мевроу ван Генд. И странное выражение промелькнуло на её красивом молодом лице. Она склонилась над подарком. Заметив это, муж сказал серьёзным тоном:
– Я читаю твои мысли, милочка.
Она подняла глаза с шутливо-вызывающим видом.
– А! Теперь я уверен, что прочёл их правильно. Ты подумала о тех самоотверженных женщинах, без которых Пруссия, быть может, погибла бы. Я догадался об этом по горячему блеску твоих глаз.
– Ну, значит, горячий блеск моих глаз обманчив, – усмехнулась она. – Я не помышляла о столь великих событиях. Откровенно говоря, я просто думала о том, подойдёт ли это ожерелье к моему голубому парчовому платью.
– Так, так! – воскликнул её супруг, немного смутившись.
– Но я могу подумать и о них, Яспер, и тогда твой подарок покажется мне ещё более ценным… Ты помнишь об этих событиях, Питер? Помнишь, как французы вторглись в Пруссию и страна не могла защищаться от врагов, так как была в полном упадке? Тогда женщины пожертвовали государству своё столовое серебро и драгоценности.
«Ага! – подумал мейнхеер ван Генд. – Теперь в твоих глазах я вижу по-настоящему горячий огонь».
Питер лукаво заметил: однако и после этого женщины остались такими же тщеславными, как и были, и не перестали носить украшения. Правда, они расстались со своим золотом и серебром, но заменили их чугуном, так как не могли обойтись без своих побрякушек.
– Ну и что же из этого? – сказала хозяйка, снова загораясь. – Не грешно любить красивые вещи, если умеешь приспосабливаться к обстоятельствам. Эти женщины спасли свою родину и косвенным путём создали очень важную отрасль промышленности. Не так ли, Яспер?
– Конечно, милочка, – подтвердил её муж. – Но мне незачем убеждать Питера, что во всём мире женщины всегда были на высоте, когда приходил час испытаний для их родины. – Тут он сделал поклон в сторону жены. – Ведь его соотечественницы занимают видное место в летописях женского патриотизма.
Затем, повернувшись к Бену, хозяин заговорил с ним по-английски об Антверпене, этом прекрасном древнем бельгийском городе. Между прочим, он рассказал и о происхождении его названия. Бена учили, что слово «Антверпен» происходит от слов «аант верф» – на верфи, но мейнхеер ван Генд гораздо интереснее объяснил, почему так назвали город.
Сохранилось предание, что около трёх тысяч лет назад огромный великан Антигон жил у реки Схельд (Шельды), на том месте, где теперь стоит город Антверпен. Великан отбирал у всех моряков, проплывавших мимо его замка, половину их товаров. Некоторые, конечно, пытались сопротивляться. В таких случаях Антигон хватал купцов и, чтобы проучить их, отрубал им правую руку и бросал её в реку. Слова «ханд верпен» (бросание рук) превратилось в «Антверпен» и дали название этому месту. На гербе города изображены две руки. Какое ещё нужно доказательство того, что это предание – быль? Особенно… если хочется верить!
– В конце концов, – закончил мейнхеер, – великан был побеждён и брошен в реку Схельд героем по имени Брабо, который, в свою очередь, дал название одному округу – а именно Брабанту. С тех пор голландские купцы спокойно плавают по реке. А что касается меня, я очень благодарен этому Антигону за то, что по его милости городу приписывают столь романтическое происхождение.