— Нет-нет, я сейчас об этом вовсе не думала. Я не думала ни о чем особо.
Давид поднес ко рту круассан и откусил. На колени ему посыпались крошки. Фэй улыбнулась. Ей в очередной раз подумалось: «Как невероятно, что они нашли друг друга».
— Мое предложение по финансированию — ты успела посмотреть на него, моя дорогая? — спросил Давид и вытер уголки рта.
Она покачала головой:
— Пока нет.
— Ну ладно… Мне просто любопытно, что ты думаешь об этом.
— Ильва должна проанализировать всех потенциальных инвесторов. Вскоре она закончит. Не хочу, чтобы они думали, будто я как-то выделяю тебя. Ты знаешь, как с этим обстоит дело. И как ты мог догадаться после того, что я рассказала тебе вчера, у меня есть куда более острые потребности, которыми я должна заняться в первую очередь.
Давид кивнул:
— Само собой. Ты права. И у тебя верные приоритеты. Мне просто любопытно, что ты думаешь.
Он отвел взгляд, но Фэй заметила, что Давид обиделся. Какая, собственно, разница — почему Ильва не может рассмотреть его предложение раньше, чем другие? Ведь он делает для нее все. Зачем цепляться за принципы, когда можно порадовать человека, который так много для нее значит? Ведь Фэй полностью доверяет ему. И хотя в данный момент будущее «Ревендж» туманно, ничто не мешает ей мыслить на несколько ходов вперед.
Фэй положила руку ему на колено:
— Я попрошу Ильву рассмотреть твое предложение в первую очередь.
— В этом нет необходимости, — ответил Давид. — И ты совершенно права: не следует смешивать все в одну кучу. К тому же у тебя сейчас есть более важные дела.
Фэй подалась вперед, поймала его взгляд.
— Ты — блестящий бизнесмен, и я просто счастлива, что ты хочешь помочь мне в продвижении «Ревендж». Мне легче делать дела с человеком, в чьей лояльности я уверена и который стоит на той же стороне, что и я. Особенно сейчас. Никогда еще преданность не значила для меня так много.
Давид улыбнулся, морщинка на его лбу разгладилась. Неужели он боялся, что его отвергнут? Она его отвергнет? «Похоже, — подумала Фэй, — в Давиде все же есть мужское эго, которого она раньше не замечала. Или игнорировала. С другой стороны, он бизнесмен. Победитель. Получить отпор — в делах ли, в личной ли жизни — это поражение».
— Ты уверена? — спросил Давид таким же легким тоном, как и несколькими минутами ранее, и нежно погладил ее по руке.
— На все сто.
Он крепче сжал ее руку, потянул выше по своему колену, к паху. Фэй почувствовала ладонью его член. Обхватила его.
— Мне позаботиться о тебе? — спросила она.
Он кивнул.
Некоторое время они бродили по аэропорту, ища уединенное местечко. Найдя туалет для инвалидов, огляделись и, хихикая, проскользнули туда.
Едва они заперлись, Давид взял на себя руководство.
— На колени, — скомандовал он, указывая перед собой.
Расстегнул ширинку. Фэй взяла его член в рот.
— Смотри мне в глаза, — сказал Давид. Она кивнула, продолжая сосать.
Пол был твердый. Колени болели, но Фэй все это нравилось. Когда Давид кончил ей в рот, она проглотила, продолжая смотреть на него снизу вверх.
Волосы у Ивонны Ингварссон стояли дыбом, глаза с красными прожилками враждебно смотрели на Фэй. Через открытое окно доносились детские крики из соседней квартиры. Во дворе лаяла собака.
Фэй наслаждалась изумлением на лице следователя. Она ждала, что скажет Ивонна, но, поскольку та продолжала молчать, решила сделать первый шаг.
— Можно мне войти?
— Что ты здесь делаешь? Откуда ты узнала, где я живу?
Фэй не ответила. Некоторое время они молча разглядывали друг друга, потом Ивонна сделала шаг в сторону. В плохо освещенной прихожей теснились вдоль стен стопки газет, коробки и стеклянные бутылки. Пахло сигаретным дымом и грязью. Не снимая обуви, Фэй переступила через весь этот хлам. Ивонна стояла неподвижно, опустив руки.
Фэй решительно прошла по узкому коридору. Отметила небольшую спальню и ванную, прежде чем остановиться в полутемной гостиной. Жалюзи были опущены. Беззвучно мигал телевизор. Фэй нажал на выключатель, но реакции не последовало — тогда она подошла к окну и подняла жалюзи. В комнату хлынул поток света, обнажив жуткий беспорядок.
На стенах красовались виды Греции. Лазурно-голубое море и белые домики, залитые солнцем. На самом видном месте, прямо над диваном, висел плакат к фильму «Mamma Mia!» в рамке.
Сердце у Фэй билось от возбуждения, она понимала: ближайшие несколько секунд станут решающими. Она заставит Ивонну прекратить рыться в ее прошлом. Больше та не будет ей мешать. Фэй не может рисковать — по крайней мере, сейчас.
— Что ты здесь делаешь? — снова спросила Ивонна.
— Разве в этом есть что-то странное? — Фэй улыбнулась быстрой холодной улыбкой. — Ты несколько раз навещала меня, теперь я пришла с ответным визитом.
— Это разные вещи. Я работаю в полиции и расследую преступление. Это моя работа. — Голос ее звучал невыразительно.
— Нет. Ты ничего не расследуешь. Мой бывший муж осужден за то преступление, которое ты, видимо, приписываешь мне. К тому же ты пустилась в одиночное плавание. Никакого расследования нет. Оно происходит только у тебя в голове. Никто другой не находит, что тут есть что расследовать. Ты работаешь одна, не так ли?
Ивонна не ответила.
— Молчание — знак согласия.
Ивонна сглотнула. Губы у нее дрожали. Здесь, у себя дома, она казалась совсем другим человеком, чем в те моменты, когда сама приходила к Фэй. Фактор внезапности, казалось, совершенно выбил ее из колеи.
— Тебе сколько — лет пятьдесят пять?
— Пятьдесят девять, — ответила Ивонна.
Снова повисла пауза. Фэй начала нервничать. Хотя сейчас Ивонна казалась более сговорчивой, достучаться до нее не удавалось. По крайней мере пока. Судя по ее позе, она выжидала.
— О чем ты мечтаешь?
Ивонна переминалась с ноги на ногу, но не отвечала.
— Много лет ты вкалывала. Маленькая зарплата. Ненормированный рабочий день. Никто не скажет «спасибо» за то, что ты пытаешься обеспечить безопасность в Стокгольме. У тебя нет семьи. После долгой смены ты приходишь сюда, в эту крысиную нору, и тупо пялишься в телевизор. Ты обожаешь Грецию. До пенсии тебе осталось шесть лет, если тебя не вышвырнут раньше, поскольку ты упрямая вредина, а потом ты тихо угаснешь.
Фэй облизнула губы. Задумалась.
«Люблю упрямых вредин», — сказала она самой себе.
Оглядев комнату, остановилась взглядом на афише фильма «Mamma Mia!». Белый песок. Лазурная вода. Мостки. Яхта вдалеке. Счастливые, улыбающиеся люди. Внезапно до нее дошло, как воздействовать на Ивонну Ингварссон. У всего есть цена. И она только что поняла цену Ивонны.
Ветер крепчал. Сидя на корме, я вглядывалась в сумерки, крепко вцепившись в борт, чтобы не упасть в воду. Если я упаду, мне конец. Меня подхватит течением и утащит вниз. Скорее всего, тело никогда не найдут. Конец всем кошмарам и страхам. Мысль эта показалась мне соблазнительной. Но помимо того, что я понимала, какое горе это причинило бы маме, во мне теплилось убеждение, что я не могу так поступить. Мир может быть мрачен и жесток, но он бывает также светел и прекрасен. Как мама. Она — свет. Нам надо бежать отсюда.
Повсюду попадались счастливые люди. В газетах, в телевизоре и по радио. Я видела их лица, слышала их смех, их рассказы. В романах, которые я читала, таких людей было множество. Даже некоторые наши соседи в Фьельбаке выглядели счастливыми, хотя и жили бок о бок с преисподней. Наш мрак, казалось, не перехлестывал через границы участка. Хотя — кто знает, может, я видела лишь то, что на поверхности… Так же как они видели наш фасад из окна своей кухни и судили о нашей жизни по однообразным разговорам о стрижке газона, которые порой велись через живую изгородь между участками.
Мне не повезло — я родилась в неудачной семье. Она с самого начала была ущербной. Я должна вырваться, все исправить, починить. У мамы нет сил. Все зависит от меня.
Рогер и Томас не будут молчать. Они боялись, что я проболтаюсь, но я-то знала. Они начнут хвастаться на всех углах тем, что сделали. Рассказывать о том, о чем я все время буду молчать. О том, что происходит в нашем доме за закрытыми дверями. Семейные тайны. Все выйдет наружу. Этого нельзя допустить. Мама не переживет. Это и ее тайны.
Перед глазами снова всплыла картина, как Себастиан стоит у окна. После изнасилования. Во время изнасилования. Как его лицо стало похожим на папино. Это будет продолжаться. Все продолжится. Внезапно я увидела все предельно ясно — и поняла, что должна действовать.
Себастиан? Я испытывала к нему только ненависть, но мама его любит. Его я пощажу ради нее. По крайней мере, попытаюсь. Обещать не могу. Ничего больше обещать не могу. Но остальные должны умереть…
Фэй достала мобильный телефон и набрала номер своего британского адвоката Джорджа Вествуда. Сердце стучало, пока сигнал уходил за сигналом. Ставки высоки.
Ивонна следила за ней, наморщив лоб.
Адвокат ответил после четвертого звонка. Фэй кратко поздоровалась и тут же перешла к делу:
— Хочу купить дом в Греции. На острове. Как в фильме «Mamma Mia!». Когда все будет сделано, контракт немедленно следует переписать на имя моей подруги.
У Ивонны округлились глаза, она раскрыла было рот, но тут же закрыла его. Фэй поняла, что поймала ее на крючок, и внутренне расслабилась.
— Я хочу, чтобы вы провернули это дело как можно скорее — речь идет об очень любимой подруге, Джордж.
— Of course[34].
Ивонна принялась вышагивать взад-вперед по гостиной. Казалось, она что-то обсуждает сама с собой, но Фэй видела ее взгляд, почувствовала перемену в настроении — и поняла, что победила.
— Чтобы вы поняли, как дорога мне эта подруга, прошу вас перевести три миллиона крон на счет, привязанный к этому дому. На непредвиденные расходы.