Патрик Ульман открыл было рот, но тут же снова закрыл его. В эту минуту он более всего напоминал окуня, хватающего ртом воздух на разогретых солнцем мостках.
— Это выглядит как весьма сомнительный способ узнать о деловых качествах человека — пытаться подпоить его, спрашивать о бойфрендах и тут же пригласить к себе на яхту. Но, может, я чего-то не понимаю?
Молодая женщина скривилась. Лицо Патрика Ульмана все заметнее краснело. В глубине его горла зародился какой-то звук, но Фэй опередила его:
— Что у тебя там, «Галеон 560»? Дорогой мой, на такой пластмассовой посудине я даже на рыбалку отправиться не рискнула бы.
Женщина уже не могла сдерживать смех.
— Ах ты проклятая су…
Фэй подняла в воздух палец и подалась вперед, так что их носы почти соприкоснулись.
— Проклятая кто? — тихо переспросила она. — Что ты собирался сказать, Патрик?
Мужчина сжал губы. Фэй выпрямилась.
— Я так и подумала.
Она улыбнулась ему, отпила глоток вина и, повернувшись к женщине, достала из сумочки свою визитную карточку и положила перед ней.
— Если тебе нужна настоящая работа или возникнет желание прокатиться на настоящей яхте, напомни о себе.
Развернувшись на каблуках, она вернулась к своему столику и уселась.
Красный как рак Патрик Ульман что-то пробормотал своей спутнице, расплатился и выбежал прочь.
Фэй помахала вслед его удаляющейся спине, допила вино и уже собралась встать, чтобы отправиться к себе в номер. Она мечтала опуститься в горячую ванну, смыть телевизионный макияж и забраться в постель.
Ее мысли прервало вежливое покашливание. Обернувшись, Фэй увидела, что рядом стоит Давид Шиллер. В его глазах блестели искорки смеха. Раньше она не обращала внимания, какого цвета у него глаза. Лазурные. Как Средиземное море. В одной руке Давид держал бокал сухого мартини.
— Хотел поблагодарить тебя, — начал он.
— За что? — с вызовом спросила Фэй.
— За то, что ты только что сделала. Этот твой поступок навел меня на мысль о моих дочерях. Я хочу, чтобы они выросли с уверенностью, что весь мир лежит у их ног, как когда-то казалось мне. Через несколько лет мои Стина и Фелиция станут как эта молодая женщина. И я так рад, что есть такие люди, как ты, стоящие на их стороне.
От его слов в груди у нее что-то сжалось. Фэй подняла бокал, обозначая тост.
— В чем суть взятки за молчание, если никогда не просить народ заткнуться, — ответила она. Давид, который как раз отпил мартини, рассмеялся, так что прозрачная жидкость выступила на уголках его губ. — Так говорила моя лучшая подруга Крис.
— Выпьем за Крис, — ответил Давид.
Он не обратил внимания, что она сказала в прошедшем времени, а Фэй не стала это подчеркивать. Боль оставалась слишком сильной. У нее даже не хватало сил на то, чтобы общаться с Юханом — тем прекрасным мужчиной, с которым Крис обвенчалась на смертном одре. Он слишком напоминал Фэй о том, что она потеряла.
Она снова взглянула на Давида. Пожала плечами, сама не зная чему — вероятно, своим прошлым возражениям, — и спросила:
— Не хочешь присесть?
Они заказали новые напитки: сухой мартини Давиду и джин с тоником для себя.
— И давно ты живешь в отеле? — спросила она, отставив свой бокал. — Ибо я подозреваю, что ты живешь здесь. В противном случае у тебя нездоровая склонность постоянно болтаться в «Гранд-отеле».
Давид поморщился:
— Я живу здесь уже две недели.
— Долго. Есть для этого какие-то особые причины? Зачем жить в отеле, имея виллу в Сальтшёбадене?
Он вздохнул:
— Я в состоянии развода с мамой девочек.
Достав из своего напитка оливку, отправил ее в рот и произнес, обведя рукой вокруг:
— Бывает и хуже. Как-никак я живу в «Гранд-отеле». Всего в нескольких шагах отсюда на тротуарах спят бездомные, у которых не хватает денег заплатить за самую примитивную ночлежку. Остается посмотреть правде в глаза. Юханна справляется с материнской ролью куда лучше, чем я с отцовской, как бы я ни старался, так что более чем логично, что она осталась с ними в нашем доме. Но, черт подери, как я по ним скучаю…
Фэй отпила глоток джина с тоником. Ей понравилось, как он отзывается о будущей бывшей жене. Уважительно, не пытаясь изобразить другую сторону как злобного монстра.
Давид рассмеялся — мысль о дочерях что-то пробудила в нем.
— В субботу Стина и Фелиция придут сюда. Съездим в «Грёна Лунд», а потом нас ждет квест по Гарри Поттеру. Боюсь, что я, как ни печально, жду этого момента с бо́льшим нетерпением, чем они.
Он взмахнул в воздухе воображаемой волшебной палочкой, и Фэй не смогла сдержать улыбку.
— Мы уже выяснили, что ты финансист. Чем конкретно ты занимаешься? — спросила она.
Фэй вынуждена была признать, что Давид пробудил в ней интерес. В нем чувствовалась некая обезоруживающая открытость, которая притягивала ее.
— Я… собственно говоря, я тот, кого называют «бизнес-ангелом». Нахожу интересные новые компании и инвестирую в них, стараясь сделать это на максимально более ранней стадии.
— И во что же до сих пор были твои самые удачные инвестиции?
Давид назвал компанию в области биотехнологий, хорошо известную Фэй. Ее основатели сделали стремительную карьеру на бирже и теперь стоили сотни миллионов, а компания продолжала расти.
— Отлично. Поздравляю. Насколько рано ты в них вложился?
— Ой, настолько рано, что парни еще не закончили школу. Они учились в Чальмерс[10], и все это началось как студенческий проект. Однако по поводу их инновации появилась заметка в газете, я ее случайно прочел, заинтересовался, связался с ними и… ну, остальное уже история. В первую очередь инвестируешь в людей, создавших то или иное предприятие. У некоторых людей есть такая черта, которая приведет их к успеху, которая не позволяет им сдаться. Остается только найти их. Многие, кто приходит ко мне со своими бизнес-планами, — всего лишь привилегированные сынки богатеев, которым никогда ни за что не приходилось бороться. Они думают, что стать предпринимателем — раз плюнуть.
— Знаю-знаю, я училась с такими в Торговом институте.
Давид указал на ее джин с тоником.
— Сегодня ты не взяла тот коктейль?
— Нет. На самом деле я человек привычки и обычно предпочитаю классику.
— Существуют веские причины, по которым они стали классикой, — произнес Давид, поднимая бокал с мартини.
— Это верно.
Поверх своего бокала Фэй исподтишка разглядывала Давида. Ей импонировала его предприимчивость. Чтобы проворачивать такие дела, требуются умение, интуиция, знания и солидный капитал.
— Все же это, должно быть, рискованно?
— Пить сухой мартини?
— Ха-ха… Нет, вкладывать свои деньги в новые компании. На моих глазах многие предприятия сошли на нет, как бы хороша ни была их бизнес-идея или продукция. Предпринимательство таит в себе множество опасностей, плюс рынок очень капризен.
— Да уж, ты в этом разбираешься не хуже меня… Но должен тебе сказать — меня очень впечатлило то, что ты проделала с «Ревендж». Классический пример того, как за небольшой промежуток времени можно довести компанию до миллиардного уровня. Достойно всяческого восхищения.
— Спасибо.
— Возвращаясь к твоему вопросу: ты права, это бизнес высокого риска, но я люблю его от начала до конца. Если не рисковать, то и жить не стоит.
— Согласна.
Фэй задумчиво провела пальцем по краю бокала. Бар вокруг них стал заполняться посетителями, гул голосов становился все громче. Бармен Брассе вопросительно кивнул в сторону их почти опустевших бокалов. Фэй взглянула на Давида, но тот покачал головой.
— Я бы с удовольствием остался и пропустил бы с тобой еще по бокалу. Или по два. Или по три. Но как раз сегодня у меня деловой ужин, который надо как-то вынести. И — да, в «Театральном погребке»…
Фэй ответила на его улыбку, с удивлением отметив, что испытывает разочарование. В его обществе она чувствовала себя комфортно.
Давид помахал Брассе:
— Напиток дамы запишите мне на счет. — Взяв в руки куртку, обернулся к Фэй. — Не спорь. Лучше угости меня в ответ при удобном случае.
— С удовольствием, — ответила Фэй. Она говорила от чистого сердца.
Когда он пошел через помещение к выходу, она проводила его долгим взглядом.
Сидя на террасе своего номера, Фэй допила остатки смузи и вытерла рот салфеткой. Потом потянулась к телефону. Следовало вернуться к компьютеру и проверить, сколько сообщений пришло за ночь на электронную почту, но в животе ощущался непроходящий спазм — тоска по Жюльенне. Поэтому она набрала номер и с нетерпением ждала, слушая сигналы.
Трубку сняла Ингрид. Немного поговорив с ней, Фэй попросила дать трубку Жюльенне. В груди потеплело, когда она услышала совсем рядом голосок дочери, которая с восторгом рассказывала, что научилась нырять до самого дна.
А затем последовал неизбежный вопрос:
— Мама, ты сегодня вернешься домой?
— Нет, — ответила Фэй и почувствовала, что голос не слушается ее. — Мне придется остаться чуть дольше. Но очень скоро я вернусь к вам. Я люблю тебя, очень скучаю и посылаю тебе массу поцелуйчиков.
Положив трубку, она вытерла непрошеные слезы. Живот снова свело спазмом, тоска засела внутри, как острый шип, однако Фэй убеждала себя, что дочери хорошо в Рави вместе с бабушкой. Теперь надо отогнать от себя мысли о Жюльенне и снова приспособиться к миру, где все думают, что дочери нет в живых…
Вернувшись в номер, она подошла к шкафу, на дверце которого висел синий брючный костюм.
Светило солнце; подступала жара, хотя на часах еще не было двенадцати. Пролистав газеты, Фэй отметила, что метеорологи предсказывают необычно жаркое лето.
В понедельник она наконец-то получит ключи от квартиры.
— Могло быть и хуже, — пробормотала Фэй и улыбнулась, вспомнив предыдущий вечер с Давидом Шиллером.
Его шарм застал ее врасплох. Слова о том, что без риска и жить не стоит, заставили ее о многом задуматься. Как она в своей работе с «Ревендж» могла не моргнув глазом пойти на большой риск, в то время как в личной жизни окружала себя такой высокой стеной, что ее не преодолеть без лестницы… Давно уже не случалось, чтобы мужчина сказал нечто такое, что заставило бы ее задуматься о себе. Но с этим Давидом Шиллером многое было по-другому.