– Рассказывать нечего. Он хороший, и я его люблю. И, вообще, к твоему сведению – его все любят.
Денис уронил на пол нож.
– Черт... Лис, нет хуже человека, которого все любят. Он обманывает тебя – я таких знаю, навидался на своем веку...
– Нельзя судить человека, не зная его.
– Полно, Лис, ты сама себя обманываешь. Наверное, ты уже сейчас чувствуешь фальшь, которая от него исходит. Как его зовут?
– Саша. Александр. Тут уж ты ни к чему не придерешься...
– С ним ты будешь несчастна. С детства ненавидел всех Александров. Так звали царей, которые оканчивали свою жизнь неудачно и несчастливо, начиная с Александра Македонского.
– Что-то новое в истории... Денис, я не желаю слушать эту чепуху. Повторяю – мы уже никогда не будем вместе. Смирись.
– Ты еще скажи о том, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды... – Он нервно щелкнул зажигалкой, закуривая. – Ладно... Твое последнее слово?
– Я не вернусь.
Он тихо, без всякого выражения, рассмеялся:
– Ты дурочка, Лис. Ты просто маленькая упрямая дурочка!
– Я пойду.
– Нет уж, я провожу тебя!
– Я больше не сяду с тобой в машину. Ты в таком состоянии... Когда ты такой, то гонишь, как сумасшедший, я тебя знаю. Учти, Денис, самоубийц не берут в рай...
– Ох, какие мы умные... А что до моего состояния, то это твоих рук дело. Ты меня довела... Учти и ты, Лис, убийц тоже в рай не берут.
– Значит, встретимся в аду, как говорят в плохом кино, – попыталась я пошутить, но шутка не получилась – даже мне не было смешно...
Накануне шел снег.
Теперь дороги были черными, из-под колес проезжающих мимо машин летели комья ледяной грязи. Я пришла в институт продрогшая.
– Что за ерунда такая! – с досадой сказала Аглая, захлопывая ведомость – только что она закончила принимать зачеты. – Как Новый год, так непременно потепление...
– Да ладно тебе ворчать! – ответила я, сидя на подоконнике и болтая ногами. – Саша принес живую елку – маленькую, мохнатую... Она больше на ежика похожа, чем на дерево.
– Твои все сдали?
Она имела в виду – все ли мои студенты получили зачет.
– Все. У меня духу не хватило заваливать их, когда завтра – самый главный праздник.
– Да ты и не заваливала никогда... От Милорадова все, например, буквально стонут – уж несколько раз бегали к Викентию жаловаться. Ты куда сейчас?
– Не знаю... – мечтательно вздохнула я.
– То есть как это – не знаю? – удивилась Аглая. – Домой надо бежать, покупать шампанское, мандарины там, колбасу...
– Я не ем колбасу – у меня от нее изжога и мрачные мысли.
– А что же ты ешь?
– Да те же мандарины и ем! Послушай, Аглая, ты ужасно неромантичная – неужели все преподаватели грамматики такие? «Жи-ши» через «и», раздельное написание «не» и «ни»...
– А у тебя совсем крыша от твоего декаданса поехала, и мрачные мысли у тебя от него, а не от колбасы! – рассердилась та. – Я тебя человеческим языком спрашиваю: ты куда сейчас?
– На кладбище.
– Тьфу ты! Я же серьезно...
– И я серьезно. Я еще с утра думала съездить на кладбище, да вот все еще колеблюсь...
Аглая сделала сострадательное лицо:
– К маме?
– Нет, к папе. Я кое-что узнала недавно... Кажется, мой настоящий отец умер. Похоронен на одном из московских кладбищ. Я хотела съездить туда, чтобы посмотреть на его лицо. На фотографию то есть...
– Зачем? – странным голосом спросила Аглая. – Хотя глупый вопрос... Наверное, ты хочешь убедиться, похож ли он на тебя. Только учти – не на всех надгробиях есть портреты умерших...
– Знаю... Но я все равно хочу съездить.
– С Сашей?
– Нет, одна. Глупо, но до сих пор я ему не рассказала, что пытаюсь найти своего отца. Глупо потому, что Саша из тех людей, которым можно рассказывать все, но... Черт знает почему – но не могу, и все.
– Тогда я с тобой, – решительно произнесла Аглая. – Я не могу отпустить тебя одну. Ты не против?
– Нет. Хотя не обещаю, что будет весело.
– Да ладно уж...
Мы вышли из института и сразу же поймали такси. Пока ехали, Аглая молчала и с любопытством поглядывала на меня. Кажется, я поняла, почему она отправилась сейчас со мной – ее занимала моя история с поисками отца. Жизнь такая скучная...
– С праздником, девочки, – сказал таксист, высаживая нас у конечного пункта. – Желаю хорошо повеселиться на Новый год...
– И вам того же! – горячо откликнулась Аглая.
– Только не здесь...
Мы прошли сквозь кирпичные ворота. Внутри, на кладбище, было тихо, лежал нетронутый белый снег, по черным деревьям прыгали галки.
– И где искомая могилка? – деловито спросила моя спутница. – Ты учти: по этим сугробам много не побегаешь, надо точно знать.
– Одиннадцатый сектор, как мне Алиса сказала...
– Какая еще Алиса?
– Да так, старая знакомая.
Полчаса мы бродили по утоптанным дорожкам среди оград и крестов, пока какой-то дедушка в ватном тулупе и со скребком не указал нам нужное направление.
Был третий час дня, мутное небо низко висело над головами, и, несмотря на некоторое потепление, даже в перчатках мерзли кончики пальцев. Неприятный, знобкий холод. Или холод тут ни при чем – просто я опять волнуюсь?..
Большинство могил было завалено снегом. Мы прыгали по сугробам, пытаясь отыскать нужную. Аглая взяла где-то веник и смахивала им снег с надгробий.
– Пустоземова Прасковья Никитична... Ого, девяносто лет прожила старушка! Ну-ка, а кто у нас тут? Сестры Лопаткины, покоятся с миром... Послушай, Лизавета, а раньше я не замечала за тобой такой сентиментальности.
– Сама удивляюсь. Наверное, возраст. Или мистика какая-нибудь...
– Точно, мистика! Наверное, твой папаша раскаивается на том свете, что так и не повидал свою дочку...
– Я думаю, он не знал о моем существовании.
– Ты думаешь? Гарибзян Леокадия, заслуженный акушер... Опять не то.
Я была на соседней дорожке. И вдруг увидела гранитный камень и надпись на нем – «Георгий Кар».
– Нашла! – вскрикнула я. – Аглая, я нашла...
Простой камень за низкой железной оградкой и имя на нем. Даты жизни: тысяча девятьсот сорок шестой – двухтысячный. И никакой фотографии.
Алиса бежала ко мне, проваливаясь в снег, на лице – любопытство и страх.
– Ты нашла, не я!.. – задыхаясь, крикнула она и едва успела подхватить очки, сделавшие очередную попытку соскочить с ее носа. – Это действительно мистика! Ну-ка, где он? Фотография есть?
Она водрузила очки обратно на нос и печально констатировала:
– Нет. А, впрочем, если б и была... Ты знаешь, что сходство близких родственников весьма относительно и по внешнему виду ничего не определишь? Скорее даже наоборот... У меня есть знакомая семья – так там мальчик как две капли воды похож на своего отчима... А я, например, совсем не похожа на отца, я – в маму. У папаши стопроцентное зрение было, он никогда не пользовался очками...
Странное чувство охватило меня, когда я стояла у ограды и смотрела на черный камень. Он или не он? Теперь уже не узнаешь... Как будто шевельнулось что-то в сердце – отозвалось? Нет, это от холода дрожит все внутри...
Я вдруг пожалела, что позвала с собой Аглаю – она стояла рядом, держа в руке веник, и рассуждала о генетическом сходстве. Она была милой и доброй женщиной, но сюда надо было прийти одной.
«Папа. Это ты? – мысленно позвала я, словно он мог ответить. – Если бы знать точно!»
– Ты расстроилась? – прервав свой научно-популярный монолог, спохватилась Аглая. – У тебя лицо такое...
– Немного замерзла. Ничего.
– Не хватало заболеть перед самым праздником! – сердито воскликнула она. – Пошли отсюда. Посмотрела – и хватит. Еще неизвестно, твой это отец тут лежит или нет.
– Да, ты права – надо идти...
Я подхватила Аглаю под руку, и мы медленно побрели к выходу. Галки над нашими головами недовольно закричали, перепрыгивая с ветки на ветку...
– Ужасно замерзла, – пожаловалась я дома Саше. – Сейчас гуляли с Аглаей...
– Да вроде мороза не было – погода, почти как весной... – удивился он, но тем не менее закутал меня в теплое одеяло и пошел делать чай. – Лиза, я тут кое-что обнаружил...
– Правда, как весной... Но, знаешь, бывает такой холод, от которого мерзнет только внутри.
– Знаю. Особенно – когда грустно. Меня тоже перед Новым годом охватывает легкая печаль – все думаю о том, как коротка жизнь и как быстро летит время... Я бы хотел, чтобы каждый год тянулся долго-долго, как в раннем детстве...
Он принес горячего чая с лимоном. Я сидела на диване, закутанная в теплое одеяло, пила чай, и мне было почти хорошо.
– Так что ты обнаружил? – улыбнулась я.
– Очень красивую вещь. Я раньше ее не видел. У тебя на столе лежала, в вазочке для цветов.
Я вспомнила – и едва не опрокинула чашку.
– Саша, это не мое! – произнесла я испуганно. – Я должна это вернуть...
Он принес браслет, который я забыла отдать Денису.
– Не твое? – с любопытством сказал Саша, разглядывая, как блестят гранаты. – Красивая вещь...
– Брось это... положи обратно! – умоляюще попросила я. – Такая глупая история...
– Расскажи, – тут же попросил он. – Нет, правда, расскажи! Что за история?
Несколько мгновений я колебалась, а потом поняла – надо, пора все объяснить Саше. Будет хуже, если снова появится Денис, и на сей раз при Саше...
– Этот браслет подарил мне мой бывший... м-м... Ну, в общем, мой бывший.
Кажется, до сих пор Саше не приходила в голову мысль, что у меня еще кто-то мог быть. Положительно, он совсем как ребенок!
– Кто? – с удивлением переспросил он.
– Тот, с кем я когда-то... Мой бывший бойфренд.
Я вовремя вспомнила словечко, которое часто употребляли мои студенты, – кажется, оно вполне нейтрально по своему звучанию.
– Давно?
– Несколько дней назад...
– Погоди, погоди! – вдруг нахмурился Саша. – Ты что, хочешь сказать, что ты встречалась со своим... бойфрендом и даже приняла от него подарок?