– Мы живы! – радостно воскликнул Энрике.
Он посмотрел на Северина, улыбающийся и полный надежды, и Северин почти улыбнулся в ответ. Но теперь, когда огонь внезапно исчез, он вспомнил, что все еще стоит с вытянутыми руками. Как будто это могло их спасти. Он стыдливо опустил руки. Его грудь тяжело вздымалась, по спине катились капли пота, а во рту чувствовался привкус дыма. Он был всего лишь… бесполезным человеком.
Но он собирался это изменить.
Энрике упал на колени прямо в снег, а на его лице все еще сияли радость и надежда.
– Северин?
Северин вспомнил, как он впервые встретил своего историка. Тогда Энрике был всего лишь хорошо одетым выпускником университета. Юноша с книгой, зажатой под мышкой, который остановился у статуи в музейной галерее Эдема.
– Это описание не соответствует истине, – сказал Энрике.
Дерзкий молодой человек, посмевший заговорить с ним, как с равным, застал Северина врасплох. Никто в Эдеме не говорил с ним так прямолинейно, в этом было что-то… занятное.
– Прошу прощения?
– Это не бог смерти. Это Сурья – бог солнца, – Энрике указал на нагрудник и кинжал. – Отметки на голенях статуи символизируют следы от сапог.
– Индуистские боги носят сапоги? – спросил Северин.
– Только те индуистские боги, которые зародились за пределами Индии, – ответил Энрике, пожимая плечами. – Считается, что бог солнца Сурья впервые возник в Персии, отсюда и пошла традиция изображать его в виде среднеазиатского воина, – он покачал головой. – Тот, кто купил эту статую – идиот, нуждающийся в помощи профессионального историка.
Северин ухмыльнулся и протянул руку.
– Меня зовут Северин, и я – идиот, нуждающийся в помощи профессионального историка.
Северин отвернулся от Энрике, чтобы не видеть надежды в его глазах. Власть в переулке снова принадлежала холоду, и обжигающий холодный ветер произвел на Северина эффект пощечины. Он опустил руку в карман и нащупал Тескат-очки.
Он больше не мог позволить себе быть идиотом.
Путь к выходу из переулка был открыт.
– Чего мы ждем? – воскликнул Гипнос. – Идем!
Он взволнованно смотрел на обуглившуюся тройку, в которой остались заперты охранники Дома Никс. Она выглядела слишком неподвижной, слишком пустой.
– Подождите, – сказал Северин, поднимая руку.
Кто-то их спас. Кто-то подстроил эту ловушку. А теперь кто-то наблюдал за ними в ожидании их следующего шага. Поступь незнакомца была размеренной. Целенаправленной.
Он мысленно перебирал все имена, лица и угрозы, но ни одна идея не казалась реалистичной. В дальнем конце переулка послышался отчетливый стук каблуков о мостовую.
Северин потянулся к клинку, спрятанному в каблуке его ботинка. Краем глаза он оглядел своих спутников. Мокрые от снега волосы Зофьи прилипли к ее лбу, а синие глаза были широко распахнуты от волнения. Энрике сидел в снегу. Гипнос вцепился в Лайлу, не сводя немигающего взгляда с почерневшей тройки. А Лайла смотрела на Северина. Он отвернулся от нее, чувствуя, как холодеет его сердце. Они не могли сражаться в таком состоянии. У них не было ничего, кроме шляп с растаявшим снегом и горстки оружия, которое выскальзывало из их влажных рук. Собравшись с последними силами, он ждал, когда загадочная фигура выйдет на свет.
Северин не верил своим глазам, но лунный свет не мог лгать. Его шрам запульсировал, и мимолетное воспоминание о любви и безопасности улетучилось вместе со вспышкой голубого света.
– Так, так, ну и кто у нас здесь? – сказала Дельфина Дерозье, матриарх Дома Ко́ры, неспешно поглаживая соболиный воротник своего пальто. – Ах, да это же инженер, обвиненная в поджоге.
Зофья сверкнула глазами.
– Историк, которому срочно требуется стрижка.
Энрике нахмурился и пригладил волосы.
– Куртизанка.
Лайла вскинула подбородок. Гипнос громко закашлялся.
– И ты, – сказала матриарх с ласковым презрением в голосе. – И, наконец, месье Монтанье-Алари… любимый искатель сокровищ Вавилонского Ордена. Как же вы оказались так далеко от дома?
Она улыбнулась, и ее зубы хищно блеснули в лунном свете.
Часть II
После коронации новый король преподносит богам чаши пряного молока, медовые соты, золотые монеты, завернутые в лепестки роз, и отборные сладости. Ему стоит выказать особое почтение всем воплощениям Сарасвати – богине знаний, музыки, искусства и [примечание переводчика: автор этого текста называет Творение «chhota saans» или «маленькое дыхание», поскольку оно имитирует способность богов вдыхать жизнь в свои творения] творения*.
* Записка архивариуса:
Весьма любопытно увидеть упоминание о воплощениях богини Сарасвати, чья сфера покровительства кажется наиболее близкой к девяти музам Древней Греции. К тому же именно она несет ответственность за древнюю (или апокрифическую, в зависимости от трактовки) группу хранителей, Забытых Муз. Может быть, какой-нибудь индийский торговец привез на родину истории об этих эллинистических божествах и таким образом вплел их в сознание Индийского континента? Иначе как бы они провели эту параллель?
12Северин
Северина было семь отцов, но всего один брат.
Его четвертым отцом был Зависть. У Зависти была прекрасная жена, двое прекрасных детей и прекрасный дом, окна которого выходили на клумбы с фиалками и журчащий ручей. В первый же день жена Зависти сказала, что они с Тристаном могут назвать ее «мамой», и Северину показалось, что здесь он наконец сможет быть счастлив.
Но он ошибся.
– Как жаль, что у них нет другой семьи! – жаловалась Клотильда, которая больше не хотела, чтобы ее называли мамой.
Но у Северина была семья. Когда-то давно у него была тетя ФиФи, которая любила его, но в один прекрасный день она сказала, что они больше не могут быть семьей. После этого она стала Дельфиной Дерозье, матриархом Дома Ко́ры. Северин говорил, что больше не любит ее, но по ночам, когда Тристан засыпал, он вставал на колени и молился. Он молился, чтобы она пришла за ним. Чтобы она снова его полюбила. Он молился и молился, пока его глаза не начинали слипаться, а голова не падала на грудь.
Однажды Дельфина приехала в дом Зависти. Клотильда изо всех сил лебезила перед важной гостьей. Их с Тристаном вытащили из садового сарая, в котором они жили, и привели в главный зал. По рукам Северина пробежала фантомная боль, и он с трудом удержался от того, чтобы не броситься к ней.
Дельфина бросила на него один короткий взгляд и покинула дом, не сказал ни слова.
В ту ночь Тристан опустился на колени рядом с ним, сложив руки в молитве.
– Я всегда буду твоей семьей.
СЕВЕРИН СТОЯЛ ПЕРЕД чайным заведением в районе Хамовники. Мишура и Сотворенные фонари мерцали на припорошенных снегом карнизах. В воздухе витал слабый запах крепкого чая и звон маленьких ложек, стучавших о стенки фарфоровых чашек. Крепко закутанные пары в длинных серых пальто и подбитых мехом шапках не обратили на них никакого внимания, когда они забежали внутрь, спасаясь от холода.
Северин внимательно наблюдал за тем, как Сфинкс матриарха и – по требованию Северина – уцелевшие охранники Дома Никс повели Энрике, Зофью и Лайлу к другому входу.
– Пока мы разговариваем, они будут находиться в безопасности, – сказала матриарх, оглядывая их с Гипносом. – Обещаю.
К сожалению, у него не было причин сомневаться в ее намерениях. Прежде чем затолкать их в карету, матриарх сняла с него пиджак и забрала Тескат-очки на «надежное хранение». По дороге он заметил, что Лайла сняла перчатки и дотронулась до обивки сиденья, а затем до меховой накидки матриарха. Северин поймал ее взгляд, и она покачала головой. Это был очевидный сигнал, что матриарх не имела отношения к огненной западне.
Но это не значило, что он должен ей доверять.
Гипнос заметил его взгляд и пожал плечами.
– Что ж, нас в самом деле похитили… но по крайней мере, большая часть нашей одежды и оборудования уцелела?
– Маленькая победа, – мрачно сказал Северин.
В зеркальном фойе чайной их поприветствовала женщина.
– Чай на четверых? Вы предпочитаете черный или зеленый?
– Красный, – ответила матриарх. Она протянула руку, и на ее пальце тускло блеснуло Вавилонское Кольцо Дома Ко́ры – замысловатое переплетение острых шипов.
– Дракон или единорог? – спросила женщина.
– Только рог и пламя, – ответила матриарх.
Как только она договорила, одно из зеркал загорелось зеленым светом и разделилось посередине, открывая красную витую лестницу, ведущую наверх. К своему собственному раздражению Северин осознал, что его снедает любопытство.
– Прошу, – сказала матриарх.
Не дожидаясь ответа, матриарх с ее охранником ступили на лестницу. Зеркальная дверь закрылась за спиной Северина, и приглушенный смех посетителей окончательно смолк. Вместо него послышались насыщенные ноты цитры. Гипнос закрыл глаза, подпевая в такт мелодии. Северин совсем позабыл, насколько патриарх Дома Никс любит музыку. Когда они были детьми, Гипнос очень красиво пел. В последний год жизни его родителей они даже устроили рождественское представление, и Северин руководил сценой, наблюдая за восторженными лицами зрителей.
Он впился ногтями в ладонь, заставляя эти воспоминания рассыпаться в прах. Он не хотел помнить. Он не хотел видеть в Гипносе улыбающегося ребенка, запыхавшегося от пения. Он не хотел видеть в матриархе тетю ФиФи, чья любовь когда-то казалась ему совершенно бескорыстной и искренней.
Поднявшись по лестнице, они оказались в коридоре, ведущем в просторную комнату. Потолок был покрыт Сотворенным стеклом: казалось, что капля крови беспрестанно закручивается спиралью в хрустальной миске с водой. Частные кабинки пунцового цвета были огорожены ширмами из слоновой кости. Пол устилали маковые лепестки, а в воздухе пахло мускусом и тлеющими благовониями.