– Определенное «да» еде, – Энрике жестом пригласил их подойти поближе.
Гипнос улыбнулся Энрике, и Зофья заметила, что он не ответил тем же. Вместо этого историк с каменным лицом повернулся к стене.
– Видите, как символы тянутся по всем трем щитам? Они олицетворяют бога.
Гипнос нахмурился.
– Бога львов и бокалов для вина? Звучит очень специфично.
– Этот бог Шезму, – сказал Энрике, закатывая глаза. – Его изображают довольно редко, возможно, потому, что он находится в некотором противоречии с самим собой. С одной стороны, он – покровитель благовоний и драгоценных масел, из-за чего некоторые считают его праздничным божеством.
– Он мне уже нравится, – сказал Гипнос.
– Также он является богом резни, крови и расчленения.
– Я беру свои слова назад, – сказал Гипнос.
– Технически слово «кровь» может также переводиться как «вино». Я не совсем уверен, – сказал Энрике. Он посмотрел на тарелку с бутербродами и потянулся за одним из них. – В любом случае, держу пари, что Шезму является подсказкой к тому, как открыть эти порталы.
– Открыть? – повторила Ева.
Поднос выпал у нее из рук и со звоном упал на пол.
– Бутерброды! – с жалостью простонал Энрике.
– Зачем их открывать?
– Мы пытаемся найти сокровище Падшего Дома, – сказала Зофья. – Значит, нам нужно открыть все, что до этого было закрыто.
Ева прищурила глаза, а Гипнос потер шею.
– Вернемся к теме сокровищ, mon cher, – сказал он.
– Сокровища несъедобные, – ответил Энрике, все еще с печалью глядя на бутерброды.
– Да, но мы все равно должны их найти.
Зофья снова коснулась металлического щита. Благодаря своей склонности к работе с металлом она знала, что его создатель соединил свойства пробкового дерева и металла… но это был особый металл. Что-то объединяло его со льдом, учитывая, что годы заморозки почти не повлияли на состояние этой конструкции.
– Дверь чего-то хочет, – сказала Зофья. – Металл обладает впитывающими свойствами, значит, ему нужна жидкость.
Гипнос вздохнул.
– Единственная жидкость, которая сейчас нужна мне – это вино.
Энрике щелкнул пальцами.
– Что, если это и есть ответ?
– Не может быть, – сказала Зофья. – Во льду нет вина.
– Зато есть ледяное вино, – сказал Гипнос. – Очень сладкое. В России производят одни из лучших образцов.
– Ты сказал, что он считается богом праздников…
– …и крови, – закончил Энрике. – Или вина.
– Кровь… или вино.
Насколько Зофье было известно, в вине не было никаких металлических свойств, на которые можно было бы повлиять.
– Кровь или лед, – вдруг сказала Ева.
Все одновременно повернулись к ней. Ева согнула руку, и Зофья впервые заметила странное кольцо, которое она носила на мизинце: изогнутое, как коготь.
– Все мастера кровного Творения хорошо разбираются в материи и разуме, но мы особенно преуспели в работе со льдом, потому что в нем содержится металл.
– Во льду и в крови есть железо, – медленно проговорила Зофья.
– Да, если речь идет о природном льде, – сказала Ева. – Кипяченая вода, оставленная на морозе, не так восприимчива к моим командам, но лед из озер и океанов очень богат металлом.
Энрике медленно отодвинулся от щита.
– Значит, ты думаешь, что дверь хочет… крови?
– Только эксперимент может подтвердить гипотезу, – сказала Зофья.
– Это же ваша гипотеза, вот на вас и проверим, – сказала Ева. Она разжала руку, сверкнув металлическим когтем. – Я обещаю, что все пройдет безболезненно.
Зофья сглотнула и протянула ладонь, но в этот момент Гипнос встал между ней и Евой. Он мягко опустил ее руку.
– Я не смогу спокойно на это смотреть, ma chère, – мягко сказал он. – Позволь мне.
«Позволь» было странным словом. Зофья никогда не думала, что может дать кому-то позволение защищать ее, и по ее груди разлилось теплое чувство благодарности. Она тихо отступила назад.
– Похоже, у вас есть опыт в подобных развлечениях, Патриарх, – сказала Ева.
Гипнос молча протянул руку. Ева полоснула по темной коже своим когтистым кольцом, оставив на его ладони глубокую царапину. Поморщившись, Гипнос прижал руку к металлу. Прошло несколько секунд…
– Надеюсь, я пострадал не просто так, – пробормотал Гипнос. – Между прочим, это была моя любимая ладонь.
Но еще через мгновение металлический щит стал меняться. Его края загорелись, издавая тихое шипение, и вся конструкция отделилась от ледяной стены. Энрике придвинулся ближе, и все трое сгрудились в плотную кучку, когда металлическая дверь распахнулась, как крышка, закрывающая вход в туннель, чтобы открыть их взору…
– Заколоченная кирпичная стена? – возмутился Гипнос. – И на это я потратил свою кровь?
Энрике подошел вплотную к стене и принялся царапать ее ногтем.
– Пахнет просто ужасно, – сказала Ева, отпрянув назад.
– Эта стена здесь уже очень давно, – сказал Энрике, указывая на мох, взбирающийся по кирпичной кладке.
– Давай попробуем другие двери, – предложила Зофья.
Сжав свою раненую руку, Гипнос направился ко второй двери. Он снова приложил ладонь к щиту, открывая новый портал.
– Отлично, еще немного кирпичей, – сказал Гипнос.
Но эти кирпичи были совсем другими. В нос ударил запах, похожий на испарения затхлого пруда в жаркую погоду. Кирпичи оказались сырыми, и когда Зофья просунула голову в отверстие, то увидела далеко внизу мутную воду. Наверху, сквозь доски дощатого настила, она увидела тонкие полосы голубого неба. Невдалеке переговаривались горожане. Их язык был очень похож на ее родной польский.
– Эта дверь ведет в колодец, – сказала она.
Энрике встал рядом с ней.
– Видишь эту надпись? – спросил он, показывая ей отметины на темных кирпичах, из которых был сделан колодец. – Это знаки талисманов и амулетов, которые отпугивают демонов… И чье-то имя… Горовиц? Оно тебе о чем-то говорит?
– Звучит по-еврейски, – сказала Зофья.
– Может, это имя того, кто построил колодец?
Зофья не ответила. Она уже перешла к третьему Тескату. В конце концов, дверь, ведущая в замурованный колодец, не спасет Лайлу.
– А теперь вот этот, – сказала Зофья.
– По-моему, здесь написано еще что-то, – возразил Энрике. – Мы едва заглянули во вторую дверь!
Гипнос последовал за ней и положил ладонь на третий щит. Потянулись секунды ожидания. Третья дверь открылась с тем же шипением, что и первые две.
В нос Зофьи ударил новый запах. Теперь в воздухе витал аромат специй, вроде тех, что Лайла добавляла в свой утренний чай. На гладкий пол ледяного грота вылился жаркий солнечный свет. Широкая дверь распахнулась, открыв большой проход в пустынный двор. Он находился немного ниже уровня прохода и был окружен каменными стенами с девятью сломанными колоннами. Стена на противоположной стороне отличалась от других: она была сделана из деревянных досок, сквозь которые Зофья увидела что-то похожее на зеленые воды озера. Наверху, между деревянными балками и грязными лентами ткани, можно было увидеть небо. По стене тянулась надпись на незнакомом ей языке. Ева опустила руки, слегка приоткрыв рот, а Энрике быстро перекрестился.
Гипнос глубоко вздохнул и хлопнул в ладоши.
– Я иду за Северином и Русланом! Никому не двигаться! Пообещайте мне!
– Обещаю, – пробормотала Зофья, не сводя глаз с колонн.
Как только Гипнос ушел, она сделала шаг вперед. Все, что могло бы пригодиться в деле, она упаковала еще до своего путешествия в пасть левиафана: веревки, факелы, острые ножи и инструменты, висящие на ее ожерелье в виде подвесок. Ей нужно было знать, есть ли в этом месте ответы, которых они искали. Сможет ли это место спасти Лайлу? Но она не успела сделать и шагу, как Энрике схватил ее за руку.
– Что ты делаешь?
– Я только взгляну, – сказала она, стряхивая его руку.
– Но ты же пообещала.
Зофья оглянулась через плечо, держась за дверь одной рукой.
– Я же не уточняла, что именно я «обещаю».
Краем глаза она заметила, как усмехнулась Ева.
– Я сделаю только один шаг, – сказала Зофья.
– Только один, – предупредил Энрике.
Короткие волоски на руках Зофьи встали дыбом. Только один. Оставайся на виду. Не двигайся. Но она могла бы все изменить. Она могла бы спасти Лайлу. Зофья достала свой мнеможучок и, включив запись, спрыгнула на землю. Ева грациозно приземлилась рядом с ней. Энрике вытянул шею, но вся остальная его часть осталась в ледяном гроте.
– Это место выглядит заброшенным, – сказал он.
На грязном полу валялись разбитые стаканы и ржавые ножи. На обломках стен виднелись следы, словно оставленные пулями, и у Зофьи скрутило живот. Ее родители рассказывали о таких изрешеченных стенах, служивших напоминанием о том, как их народ выгоняли из собственных домов. Тот, кто жил здесь, тоже был изгнан против своей воли.
Вдоль стены тянулась надпись, а проклятые колонны оказались статуями женщин, которые прятали руки за спинами. Это выглядело знакомым.
Разве Энрике не заметил нечто подобное, когда они впервые шли по коридору, ведущему к ледяному гроту? Она сделала еще один шаг вперед.
– Зофья, стой! – крикнул Энрике.
– О, не будь таким трусом, – сказала Ева. – Здесь не осталось ничего живого.
Зофья сбросила с себя шубу.
– Я узнаю надпись на стене, – сказала Ева. – Кажется, мы находимся в Стамбуле.
– В Османской империи? – спросил Энрике откуда-то сверху.
Но Ева не успела ответить. Потому что со стороны правой стены донесся скрип отодвигаемого стула. В следующую секунду Зофья увидела полоску дыма. Кто-то шагнул в тень статуи. Колонны мгновенно ожили, и разбитые лица девяти женщин повернулись в их сторону.
Раздался старый, прокуренный голос:
– Больше ты никого не получишь.
20Лайла
Когда Лайла была ребенком, мать сделала ей куклу.
Это была первая и последняя игрушка в ее жизни.