чтобы она не обратила его камень в сердце.
В отражении он увидел, что Лайла была одета в дымчатое платье. Серый шелк был Сотворен таким образом, что его края словно растворялись в воздухе. Подвижная ткань казалась абсолютно живой: она на мгновение открывала уголок плеча, затем прятала его под серыми перьями, а вырез на груди становился шире, прежде чем превратиться в высокий воротник, расшитый серебряными жемчужинами. Под воротником сверкало бриллиантовое колье.
Каждый раз, когда Лайла подкрадывалась к нему, он словно видел ее в первый раз. Два года назад она прибыла в Эдем с труппой танцовщиц и предотвратила покушение на его жизнь. В то время он едва ли обратил внимание на ее откровенный наряд. У Северина было своеобразное представление о красоте, но в ней его поразило что-то совершенно другое. Ему потребовалось несколько минут, прежде чем он смог определить, что именно. Доброта. Доброта Лайлы щедро одаривала окружающих теплом – как непрошеное сокровище, – и это совершенно ошеломило его, как если бы он был нищим, которого внезапно озолотил проезжающий мимо король.
– Похоже, в вас кроется гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, – сказал он.
Лайла подняла бровь и указала на свой наряд.
– А по-моему, все на виду.
Это был первый раз, когда она заставила его рассмеяться.
Теперь он смотрел на нее в зеркало, на ее красивое платье и сияющую кожу. Ее доброта истощилась до последней капли, и не осталось ничего, кроме твердой, настороженной оболочки.
– Завтра ты получишь то, что хочешь, – сказал он, не глядя ей в глаза.
Как и я.
Падший Дом не мог прочесть свое сокровище, но у них не было Лайлы. Конечно, Лайла была не из тех, кто стал бы задумываться о том, что именно она несет в себе родословную Забытых Муз. Но если кто и мог прочесть эту книгу, то только она. Как удобно, что она была нужна ему так же, как и он ей, хотя и не в том смысле, что он когда-то себе воображал. Северин мог бы назвать это «судьбой», вот только он в нее не верил.
– Надеюсь, все твои надежды будут оправданы, – сказал он.
– А твои? – спросила она. – Твои надежды будут оправданы, Северин? – она опять обратилась к нему по имени, которое едва ли можно было назвать его собственным.
– И даже более того, – сказал он, улыбаясь про себя. – Можно даже сказать, что я перерожусь.
ВО ВРЕМЯ ИХ ПЕРВОЙ ПРОГУЛКИ по Спящему Чертогу единственным местом, которое ускользнуло от их внимания, была столовая. Чтобы найти ее, потребовалось немало усилий слуг Дома Ко́ры и Дома Никс. Вход располагался не за дверью, а за огромным балконным окном на втором этаже, которое выходило прямо на темный, зубчатый пояс гор. Перед окном сидел ледяной павлин, и его полупрозрачные перья веером закрывали вход. Увидев их, он сложил перья и печально заворковал.
Матриарх вышла в вестибюль и окинула их критическим взглядом.
– Вы опоздали, – сказала она вместо приветствия. – Все остальные уже пришли.
Лайла чихнула, и ее лицо вдруг смягчилось. Матриарх – та самая женщина, которая бросила его на произвол судьбы и даже не оглянулась – снова сбросила свою шубу и накинула ее на плечи Лайлы. Глядя на этот жест, Северин почувствовал, как в его горле встает холодный ком.
– Спасибо, – сказала Лайла.
– Я надеюсь, что ваш кавалер проявляет удвоенную заботу в других ситуациях, учитывая, что сейчас он позволил вам мерзнуть, – сказала она, недовольно глядя на Северина, и махнула рукой в сторону холла. – Прошу за мной. И имейте в виду, что сперва создается впечатление, будто вы сейчас сорветесь и разобьетесь насмерть.
Она ступила в открытое окно, и у Северина скрутило живот: ему действительно показалось, что она вот-вот упадет. Но ничего не произошло. Склонив голову, он уловил глянцевый блеск Сотворенного стеклянного пола. Они с Лайлой последовали за матриархом по коридору, который сулил длительное падение по меньшей мере на триста футов, стоит им сделать один неверный шаг. Словно из ниоткуда перед ними появилась сверкающая золотая дверь, и, хотя она была закрыта, Северин уловил мелодию пианино.
За дверью их ждала огромная столовая с куполом. Длинный черный стол, вырезанный из оникса, ломился от угощений. В дальнем конце комнаты Гипнос играл на рояле, а рядом с ним стояли Энрике, Зофья и Ева. Руслан направился к ним, чтобы поздороваться, и Северин быстро осмотрел столовую. Пол был сделан из тонкого слоя золоченых перьев. Сотворенный потолок приближал звезды, и с первого взгляда могло показаться, что до них можно достать рукой, а стеклянные стены открывали захватывающий вид на озеро Байкал… они были украшены подвижными огнями, которые приняли форму греческого зодиака.
– Как красиво, – выдохнула Лайла, запрокинув голову. Свет упал на гладкую кожу ее шеи, и Северин поймал себя на том, что открыто уставился на нее.
– Не могу не согласиться, – сказал Руслан, целуя ее протянутую руку. – Вам тоже нравится, месье Монтанье-Алари?
– В этом есть что-то нездоровое.
– Нездоровое? – повторила матриарх.
Но улыбка Руслана стала шире.
– Расскажите мне, что вы видите.
Северин постучал ногой по полу.
– Перья Икара. Над головой – слишком близкие небеса. А вокруг нас, – он указал на зодиак, – непреклонная судьба. Эта комната – напоминание о том, что люди склонны переоценивать себя… напоминание о том, что человек может упасть и это падение будет долгим. Я удивлен, что пол не окрашен в кроваво-красный цвет.
Руслан хмыкнул в знак согласия, потирая лысину.
– Возле перстов заструилась бессмертная кровь Афродиты, влага, какая струится у жителей неба счастливых.
– Кто цитирует «Илиаду»? – крикнул Энрике с противоположного конца комнаты.
– Я! – радостно отозвался Руслан. – Иногда я сам себя удивляю, вспоминая разные вещи… можно подумать, что без защитного слоя волос все мысли просто покидают череп.
– Что вы сказали? – спросил Северин.
– Череп?
– Нет.
– Волосы…
– Нет.
Там было что-то еще. Что-то, что поразило его до глубины души.
Руслан помолчал, а потом сказал:
– Бессмертная кровь? Ее еще называют словом «ихор».
– Да, точно. Ихор.
Руслан погладил себя по голове.
– Падший Дом любил упоминания о богах. Ходили слухи, что они смогли пустить по своим венам что-то вроде ихора. Нашли способ манипулировать своей человечностью. Однако это всего лишь слухи.
– Это не слухи, – сказала Лайла. – Мы видели это своими глазами.
– Ах, да… в катакомбах, верно? – спросил Руслан, переводя взгляд с матриарха на Северина. – Так это правда? Вы видели их ихор?
Как будто он мог об этом забыть. Иногда Северин ловил себя на том, что касается своего рта, мечтая снова ощутить на губах липкое золото. Он не знал, какая алхимия могла превращать людей в богов, но жаждал это выяснить.
– И как же они этого добились? – спросил Северин.
– Они? – повторил Руслан, кривя рот на этом слове. – Они обладали такими артефактами, о которых мы с вами не можем и помыслить.
Руслан подошел к обеденному столу и отодвинул стулья для Лайлы и Дельфины.
– Дом Даждьбог уже много лет собирает знания о Творении, и я полагаю, что Падший Дом наткнулся на древнее оружие… у него было много названий. На индийском континенте он был известен как тамильское слово арувал, средневековый двор Багдада называл его зульфикаром, но, когда его нашел Падший Дом, он стал Кинжалом Мидаса. Это название оружие получило не только в честь проклятого короля из греческой мифологии, но и из-за его алхимических свойств: кровь к золоту, человек к богу.
– Все это похоже на какую-то магию, – отрезала матриарх.
– Может, месье Монтанье-Алари расскажет нам больше, – сказал Руслан. – Это была магия? Что вы видели?
На мгновение Северин снова оказался в катакомбах. Он снова опустился на колени, чувствуя, как крылья прорываются из-под лопаток, рога давят на внутреннюю сторону черепа, а странный ритм в его крови дарит ощущение божественной неуязвимости.
– Что такое магия, как не наука, которую мы не можем постичь, – сказал Северин.
Руслан тепло улыбнулся.
– Хорошо сказано, – одобрил он. – Но, я полагаю, для того, чтобы использовать такое оружие – нужно заплатить великую цену. Говорили, что оно было создано из самого верхнего кирпича Вавилонской башни, наиболее близкого к Божьей силе.
– Возможно, именно поэтому члены Падшего Дома считали, что они могут стать богами, – сказал Северин.
Матриарх усмехнулась, указав на золотые перья пола, а затем на пьянящую близость звезд.
– Казалось бы, такое количество напоминаний о том, куда приводит человеческая гордость, должно было их остановить.
Руслан потер забинтованную руку, все еще безвольно висевшую на перевязи.
– Если бы людей останавливали такие мелочи – они бы не были людьми, не так ли?
Он ухмыльнулся и подал знак официанту, который позвонил в обеденный гонг. Гипнос продолжал играть на рояле. В детстве его было невозможно оторвать от инструмента.
– Вы принимаете пожелания, месье? – громко спросила Ева, стараясь перекричать его игру.
Гипнос сделал паузу.
– Да!
– Превосходно, – сказала Ева. – Тогда прекратите играть.
Лицо Гипноса помрачнело, но он встал из-за рояля и присоединился ко всем за столом. Повернувшись направо, Северин обнаружил, что сидит рядом с матриархом. Слуга остановился рядом с ними, протягивая ей маленький пузырек с кроваво-красной жидкостью. Это снадобье позволяло ей сохранять иммунитет к нежелательному воздействию кровного Творения.
– Вы всегда ясно видите тьму человеческих сердец, месье Монтанье-Алари, – сказала она. – Но когда-то вы умели видеть чудеса.
Северин потянулся за кубком с водой.
– А теперь я вижу истину.
Их ужин выглядел как сожженные подношения для богов. Вся еда выглядела обугленной, хотя на самом деле таковой не являлась. В серебряной миске лежал черный инжир, такой бархатистый и сочный, что казалось, будто кто-то взял серебряную ложку и зачерпнул саму полночь. Затем шли жареные окорочка, поданные на подушке из жженого шалфея, кровяная колбаса, суфле цвета ночного неба. Вокруг них вновь собрались животные ледяного зверинца… хрустальный ягуар крадучись бродил вокруг обеденного стола, а у него на спине покачивались графины с ледяным вином. Стол из оникса отражал звездное небо, и по мере того, как ночь становилась еще темнее, на нем вырастали тонкие сталактиты, похожие на тонкие серебряные нити. Северин слышал обрывки чьи-то разговоров, но мысленно он находился совсем в другом месте. В его воображении он уже находился внутри левиафана, уже переворачивал страницы